Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

Яробор Живко глубоко вздохнул, и единожды растворившаяся во рту кроха вместе со слюной соскользнула в глотку. И немедля юноша тягостно дрогнув, качнулся. Кожа его лица побледнела, веки тяжко сомкнулись и он, глубоко вздохнув, резко ослаб. Да словно подрубленный, выпуская из рук шапку, повалился плашмя назад, потеряв сознание. Право молвить ожидающая того состояния маруха, ретиво дернувшись вперед, мгновенно подхватила мальчика на руки. Она прижала в сравнение со своим его небольшое тельце к груди и на капелюшечку сомкнула очи. И без задержу щели на месте висков королевы начинающиеся от уголков очей и уходящие под волосы, с округлыми краями зримо колыхающиеся, яростно вспыхнули голубоватой изморозью и выпустили из своих недр сине-зеленый, густой дымок. А минуту спустя горящая рдяная искра, возникнув из воздуха, свершила полукруг над телом Яробора и врезалась в правый бок, точно съев и все его тело.

Королева тогда же открыла очи, и, узрев опустевшие и все поколь вытянутые вперед руки, спешно обернулась. Она вдруг звонко кликнула в сторону сорочиную чи…чи…чи подхватила с оземи шапку, оброненную юношей, и мгновенно покрылась серо-белой дымкой, будто выпущенной из собственного бирюзового одеяния.

Глава двадцать седьмая

Тишина наполнила Яробора Живко изнутри, она опутала все его тело, внутренние органы, кровеносные сосуды, мышцы, нервы. Она вклинилась в каждую клеточку его плоти, а после внезапно на место ей пришла картинка и пред очами, выросшая бескрайняя туманность рдяно-пурпурного цвета, заторможено растеклась по темно-синему пространству, кучно покрытому крупными голубо-белыми, многолучевыми звездами. Еще морг и пурпурная дымчатость поблекла, окрасившись по первому в рыжеватый цвет, а после приняв желтоватое сияние.

По-видимому, время тут все же двигалось, и сие была не картинка, а видение… Время двигалось, хотя и вельми тиховодно, перемещая свои выраженные для человечества лучи солнца по земле, стрелки по циферблату, сменяющие друг друга числа на электронном панно…

А пред очами Яробора Живко проступило покачивающееся взад… вперед вязкое полупрозрачное вещество, окутывающее его со всех сторон. Плывущее не только под ним, но и справа, слева и даже над ним. Так, что приотворившиеся очи лизнула та тягучая, теплая субстанция, на малость влезшая, похоже, и под раскрытые веки. Сразу над тем густо покачивающимся веществом находилась ажурно увитая округлая крышка, с тонким переплетением желтоватых нитей промеж себя, чрез каковое проступало легкое лазуревое сияние ровного свода.

Юноша удивленно уставился на ажурную крышку, прикрывающую сверху его ложе в каковом он плыл, ощущая парящее состояние не только головы, туловища, но и рук, ног. Единожды чувствуя в плотно сомкнутом рту вставленный мягкий долгий жгутик, выползший, очевидно, из покатой спинки данной люльки, также едва покачивающийся в тягучем веществе. По жгутику медленно струился голубоватый дымок, и казалось, он лениво втекает в глубины глотки, окутывает внутри легкие и насыщает их теплотой. Лишь пару минут спустя, тягостно ворочающий мозгами Яробор Живко сообразил, что он притоплено плавает внутри, похожего на половинку скорлупки, устройства, совершенно голый, и в углубление его пупка вставлен ярко-красный податливо-изгибающийся тонкий змеевидный отросток, укрепленный иным своим навершием к стенке люльки.

Встревожено пошевелив ногами, руками мальчик вызвал легкое покачивание густой субстанции и только днесь понял, что он не дышит носом… совсем. Однако явственно расслышал участившееся биение собственного сердца и тотчас запаниковал. Резко дернув всеми конечностями, юноша глубоко вздохнул носом. Однако тугое вещество не вошло в ноздри, точно там стояли заслонки, мешавшие его продвижению. Яробор Живко отворил рот, выпустил из сомкнутых зубов жгутик, и срыву рванувшись вверх, пробил головой ажурное полотно крышки. Та один-в-один, как тонкий ледок по осени, хрустнув, переломилась на множество частей и осыпалась в студенистое вещество, из коего юноша вынырнул. Последний широко раскрыл рот, глубоко вогнал в него воздух, и словно надавив на заволакивающий, легкие, дымок ощутил их плавное расширение и сжатие.

Моментально дрыгнувшись, выскочил из пупка змеевидный отросток с острым навершием, и гулко плюхнув в тягучую жидкость, заколебался своим телом в той прозрачности. Испустив из себя несколько алых капель. И немедля Яробор Живко порывчато вздохнул носом, вроде как оттуда убрали заслонки. Вязкая масса вещества медленно скатилась с его хохла прилепившегося концами почитай к середине лба и прочертила путь по спинке носа. Ажурные стенки крышки, оные поколь еще крепились к люльке, обмякнув, будто тканевые, шлепнулись вглубь субстанции желтоватыми пежинами и принялись неспешно растекаться по ее полотну.

Яробор Живко обхватил правой рукой стенку кувшинки, привстав, оперся ногами о гладь ее дна и резко перескочив через преграду, приземлился голыми стопами на отполированный пол, да не мешкая испрямившись, огляделся. Он находился ноне в обширной комнате, вельми неширокой и одновременно долгой, вытянуто-прямоугольной, схожей с коридором, которую величали на маковке худжра. Свод в худжре был не высок, а сами стены плавно изгибаясь, вмале сворачивая вправо, словно описывая полукруг, терялись в той кривизне. В комнате, где и стены, и пол, и свод были блекло-лазуревые, не имелось окон али дверей. А входом служила напоминающая вязкую жидкость серебристая завеса, все время колыхающая своей поверхностью, расположенная на стене супротив уводящему в кривизну коридору. По правую сторону от вылезшего из люльки Яробора Живко в ровном ряду стояли на мощных коричневых прямых столбообразных подставках такие же, небольшие кувшинки, точь-в-точь, как половинки яичной скорлупы, впрочем, пустые.

В комнате было тепло, и витал свежий воздух, которым легко дышалось. Одначе, несмотря на благостное состояние помещения, юноша, будучи совершенно голым и испытывая густой страх, мгновенно озяб. Вязкая жидкость, перестав стекать по нему, только он покинул кувшинку, принялась образовывать на его теле плотную белую корку, стягивая под собой в мелкую бороздку кожу.

Шаткой походкой Яробор Живко выступил от люльки в незанятый проход худжры, и, прикрыв дланью срамное место, огляделся в поисках какой одежи. Малой водовертью внезапно пошла серебристая завеса. Она на доли секунд точно раззявила проем и впустила в помещение Вежды и Трясцу-не-всипуху.

Бесица-трясавица нынче шедшая, в направлении стоящего мальчика, спиной, слегка покачивала своей сычиной головой, с тем негромко тарахтела:

— Вам надобно Господь Вежды незамедлительно, как только прибудет пагода покинуть Млечный Путь. Я на том настаиваю… Настаиваю, ибо слишком наглядно наблюдается ваша утомленность, если не сказать слабость. Вам надо было принять предложение Родителя раньше, поколь еще оставались силы и покинуть эту Галактику, с помощью Зиждителя Небо.

— Хмы, — едва слышно отозвался Вежды, неотрывно взирающий на толкущуюся пред его ногами бесицу-трясавицу. — Настаивает она! что-то ты Трясца-не-всипуха совсем распоясалась… совсем… Это даже не распоясалась… не осмелела, а прямо-таки обнаглела. Еще чуть-чуть и ты начнешь уже не настаивать, а гляди-ка указывать.

— Ну, раз вы Господь Вежды не желаете слушать указаний Родителя, Господа Першего, Зиждителя Небо, — отметила вельми бодро бесица-трясавица и резко остановилась, будто желая собственными телесами преградить путь Богу, она шибутней тряхнула головой, с тем вздев ее еще выше. — Придется мне, вашему созданию, набраться той самой наглости… смелости и настаивать на вашем отлете. Абы вы весьма утомлены, что обобщенно проявляется общей вашей слабостью, раздражительностью, нарушением координации и ориентации в пространстве. Вы стали подвержены вспышкам гнева, или вспять какой-то вялой апатия. И кожа ваша перестала излучать положенного сияния.

В целом Трясца-не — всипуха была права долгое время утаивания правды от Родителя, постоянное напряжение, а теперь еще и видения, вовсе выбили из сил Вежды. Посему он не только зримо схуднул, его мощные плечи, как и спина, стали сутулиться, а сияние токмо изредка оттенялось желтоватым мерцанием.

— Все, — негодующе дыхнул Димург, может, и, соглашаясь со своим созданием, но сейчас думая только о сохранении жизни Крушеца. — Замолчи… Не желаю слушать твою болтовню приправленную мудреными словечками. Я пришел посмотреть на нашего мальчика.

Вежды, наконец, оторвал взор от лица бесицы-трясавицы и медленно перевел его в направлении прохода. Он нежданно уперся взглядом в стоящего и вздрагивающего мальчика. И даже из таковой достаточной дали Яробор Живко увидел, как широко расширились очи Господа. Его словно тяжелые верхние веки, придерживаемые по уголкам крупными сияющими сапфирами яростно вскинулись ввысь… вместе с тонкими, дугообразными черными бровями.