На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич

Естественно, Кремль всячески пытался противодействовать этим планам и сам инициировал восстановление дипотношений с Грецией, разорванных еще в период Гражданской войны в сентябре 1947 года. Теперь же, после недолгих консультаций, дипотношения были восстановлены, и уже в конце июля 1953 года в Афины прибыл новый советский посол Михаил Григорьевич Сергеев, занимавший тогда должность заведующего I-м Европейским отделом МИД СССР.

Одновременно в Москве было принято решение начать процесс нормализации межгосударственных отношений с Югославией, окончательно разорванных в конце сентября 1949 года. И хотя глава советского МИДа В. М. Молотов — один из главных участников советско-югославского конфликта — крайне негативно воспринял саму эту идею, он был вынужден уступить давлению других членов Президиума ЦК, в частности Л. П. Берии, Н. С. Хрущева и Н. А. Булганина. Уже 6 июня 1953 года МИД СССР направил ноту югославской стороне, в которой предложил произвести обмен послами и начать процесс восстановления межгосударственных отношений. А 14 июня лидер ФНРЮ Иосип Броз Тито сделал публичное заявление о готовности Белграда произвести обмен послами, но с одной принципиальной оговоркой, что этот обмен «еще не означает нормализации самих отношений», поскольку «после того, что они сделали с нами за последние четыре года, мы с трудом сможем в будущем верить им на сто процентов»[383]. Тем не менее советское руководство проглотило этот хамский тон, и уже 17 июня после почти четырехлетнего перерыва в Белград прибыл новый советский посол заведующий Отделом Балканских стран МИД СССР Василий Алексеевич Вальков, которому сразу была поставлена главная задача — подготовить благоприятную почву для реального и полномасштабного урегулирования советско-югославских отношений. Через две недели В. А. Вальков был принят маршалом И. Броз Тито, а 22 сентября в Москву отбыл новый югославский посол Добривое Видич.

Между тем, как утверждают ряд историков (Ю. В. Аксютин, Ю. В. Сигачев[384]), Министерство иностранных дел СССР, по сути, саботировало нормализацию этих отношений, зримым доказательством чего стало прямое указание тогдашнему советскому послу в Софии Михаилу Федоровичу Бодрову от 31 июля 1953 года, где было сказано: несмотря на то что «дипломатические отношения между нашими странами в настоящее время строятся в направлении их нормализации», сама «Югославия рассматривается нами как буржуазное государство». Хотя тогда, как уверяют те же авторы, в самом Президиуме ЦК югославский вопрос обсуждался еще довольно вяло, и эта «вялость объяснялась позицией МИДа, который, несмотря на даваемые поручения, «аппетита», как выражался Л. М. Каганович, к нему не проявлял». Это прежде всего относилось к самому В. М. Молотову, а через него и ко всем его подчиненным, которые вносили «предложения в неудобоваримом виде», либо вообще затягивали их внесение.

Одновременно тем же летом 1953 года произошел заметный сдвиг и в решении австрийского вопроса, правда, как утверждает профессор Н. Н. Платошкин, ценой односторонних уступок с советской стороны[385]. Так, в июне 1953 года по просьбе австрийских властей были разделены функции Верховного комиссара и главкома Центральной группы советских оккупационных войск. На первую должность был назначен бывший глава ГРУ и посол в Берлине генерал-лейтенант Иван Иванович Ильичев, а на вторую — генерал армии Сергей Семенович Бирюзов. Затем в июле был отменен постоянный демаркационный контроль между советской и западной оккупационными зонами и снята цензура в советской зоне оккупации. В результате западные державы выразили готовность снять с повестки дня и обсуждения проект своего «сокращенного» договора от 13 марта 1952 года и вернуться к прежнему договору, который был практически согласован 20 июня 1949 года.

Тем временем 27 июля 1953 года благодаря совместным усилиям Москвы и Вашингтона в Пханмунджоме было подписано соглашение о прекращении огня на Корейском полуострове, которое де-факто положило конец Корейской войне и сохранило статус-кво, сложившееся после прекращения активных боевых действий еще в июле 1951 года. Первоначально этот документ был подписан только двумя участниками затянувшихся переговоров: руководителем северокорейской миссии начальником Генштаба Корейской народной армии генералом Нам Иром (Яковом Петровичем Намом) и главой «ооновской» делегации генералом Уильямом Кларком Харрисоном, — так как глава южнокорейской делегации генерал Чхве Док Син, несмотря на жесткое давление американской стороны по прямому указанию Сеула отказался подписать этот документ[386]. Это очень небольшое соглашение состояло из преамбулы, пяти статей и отдельного приложения. Первые две статьи определяли демаркационную линию между сторонами по 38 параллели протяженностью в 250 км, предусматривали одновременный отвод войск на двухкилометровую глубину с каждой стороны и создание демилитаризованной зоны (ДМЗ), полное прекращение огня и запрет на любое пополнение всех воинских подразделений (кроме ротации военнослужащих) и поставку какой-либо боевой, прежде всего тяжелой, техники и автоматического оружия в район этой линии. В третьей статье речь шла о взаимной репатриации военнопленных, а четвертая статья рекомендовала обеим враждующим сторонам в течение ближайших трех месяцев инициировать созыв международной конференции для мирного урегулирования корейской проблемы. Чуть позже этот документ был подписан руководителем КНДР Ким Ир Сеном, главкомом китайских народных добровольцев генералом Пэн Дэхуаем и главкомом американских войск на Дальнем Востоке генералом Марком Кларком.

Как считают ряд историков (Н. И. Егорова[387]), заключение этого соглашения, а затем и возобновление работы СМИД, о чем мы скажем ниже, было подготовлено целым рядом событий, произошедших вскоре после смерти И. В. Сталина. В данном случае речь идет о знаменитой речи президента Д. Эйзенхауэра «Шанс для мира», произнесенной им в Конгрессе США 16 апреля 1953 года, и выступлении премьер-министра Великобритании У. Черчилля в Палате общин 11 мая 1953 года, в котором он призвал к неофициальным переговорам на высшем уровне; о содержательной беседе В. М. Молотова с британскими послом Г. Гаскойнем и бывшим министром торговли Г. Вильсоном, которая состоялась 21 мая 1953 года; и, наконец, о «личном секретном послании» У. Черчилля В. М. Молотову[388], которое затем было разослано Г. М. Маленкову, Л. П. Берии, Н. А. Булганину, Н. С. Хрущеву и другим членам высшего советского руководства.

В последнем документе речь шла о возможной встрече на Бермудских островах лидеров США, Великобритании, Франции и СССР, а также о двусторонней англо-советской встрече в верхах. Однако из-за очередной простуды У. Черчилля и нового правительственного кризиса во Франции такая встреча состоялась только в декабре 1953 года, и то без участия Г. М. Маленкова, так как на совещании трех заместителей министров иностранных дел западных держав, которое прошло в Вашингтоне 10–14 июля 1953 года, идею встречи глав правительств всех великих держав отклонили и приняли решение о возобновлении работы СМИД по германскому и австрийскому вопросам, которая по факту прервалась еще в период Первого Берлинского кризиса и создания ФРГ в мае 1949 года[389].

Надо сказать, что сама идея возобновления работы сессий СМИД первоначально не встретила большого энтузиазма в советском руководстве, что отчетливо явствует из анализа четырехмесячной переписки между Госдепом США и МИД СССР[390]. Более того, выступая с заключительным словом на июльском Пленуме ЦК, глава правительства Г. М. Маленков, особо акцентировав старый марксистский тезис о неизбежном обострении отношений между коммунизмом и капиталом, предостерег против любых проявлений слабости и колебаний во внешней политике и заявил, что «мы пойдем на переговоры с империалистами, на так называемые совещания, но без каких-либо предварительных условий» и «не допустим односторонних уступок» с советской стороны. И только спустя месяц, 8 августа 1953 года, выступая на 5-й сессии Верховного Совета СССР, Г. М. Маленков вернулся к собственной мартовской речи на сталинских похоронах и вновь высказался в пользу необходимости решения всех спорных вопросов путем дипломатических переговоров, заявив, что Советский Союз выступает «за мирное сосуществование между двумя системами». Причины столь резкого и быстрого разворота маленковской позиции историки объясняли по-разному, но, вероятнее всего, правы те из них (Н. И. Егорова, Ю. Н. Смирнов, Ю. Н. Жуков, Д. Холловэй[391]), кто связал такой «разворот» с предстоящим испытанием советской водородной бомбы, которое будет проведено 12 августа 1953 года под Семипалатинском, и утратой США «второй ядерной монополии».