Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выше уже говорилось о том, что в течение XIX века девушки, содержавшиеся в приюте, могли временно покидать его стены лишь спорадически574, тем более что в уставе приюта делле Периколанти от 4 ноября 1836 года сказано:
Не дозволено посещать дома мирян, даже и родителей, ни под каким видом, ежели только не по случаю тяжелой болезни оных и всегда в сопровождении наставницы, однако родственникам дозволено являться в приют в особо для свиданий назначенную комнату у привратницкой, в коей могут они беседовать со своими единокровными, и то только по праздничным дням575.
Возможно, хотя и недоказуемо, что после своего освобождения в 1833 году Анджела возобновила отношения с дочерью, а возвращение Мариуччи в семейный круг подразумевает ее присутствие в жизни матери в какой-то форме576. Но в подушных списках приходов церкви Санта-Катерина делла Рота за 1836 год и за следующие годы – церкви Санта-Лючия дель Гонфалоне, куда Анджела переселилась в середине 1836‐го (а уже 8 октября этого года приходский священник сообщал, что она «в настоящее время продолжает вести неправедную жизнь»577), об Анне-Марии нет ни слова578.
5 ноября 1842 года трибунал приговорил Анджелу к трем годам тюремного заключения579, и это позволяет с некоторой уверенностью считать, что она умерла, может быть, в тюрьме, не раньше 1843-го. Если Кипренский оттягивал женитьбу, то невозможно представить, чтобы мать Мариуччи, живая, весьма деятельная и предприимчивая, была тому причиной, поскольку, хотя нам, с одной стороны, известно, что ее вероятная неприязнь к художнику могла оставаться таковой и в 1836‐м, то, с другой стороны, между 1829 и 1833 годами были два периода, когда Анджела находилась, что называется, вне игры, и это давало Кипренскому относительную свободу действий, которой он, однако, не воспользовался.
Наконец, мы не знаем, был ли художник осведомлен о многочисленных неладах Анджелы с законом и правом, интересовало ли его это хоть в какой-то мере, и тем более не знаем о том, заботила ли саму Анджелу дальнейшая участь дочери, имя которой ни разу не встречается в документах, предшествующих делу 1842 года. Поэтому единственно возможной мотивировкой откладывания женитьбы становится желание Кипренского обеспечить будущей супруге достойный уровень жизни: вспомним о том самом содержании «почти по обычаю дворянскому», которое он смог предоставить Мариучче, когда она была еще ребенком.
Но оставим Анджелу Паллони ее судьбе и вернемся к проблеме процедур, предшествующих заключению брака. Устав приюта делле Периколанти предусматривал: когда одной из девушек делалось предложение о вступлении в брак, то, прежде чем сообщать ей об этом, настоятельница приюта должна была проинформировать двух лиц, из которых одно было ответственно за дела духовные, а другое – за финансовые; они должны были сначала проверить, заслуживает ли внимания предлагаемая партия580.
Когда наконец наступил этот долгожданный момент, Кипренский немедленно проявил большое усердие и чуть ли не поспешность: в брачном деле художника первый, недатированный, лист содержит прошение, адресованное вице-геренту Антонио Пиатти, духовному руководителю приюта:
Кавалер Орест Кипренский и Мария Фалькуччи, покорные слуги Вашего Высокопревосходительства, почтительнейше доносят до Вашего сведения, что намерены заключить освященный церковью брак как можно скорее, не прибегая к обычным оглашениям; причины же, кои обязывают к таковым действиям, уже ведомы Вашему Высокопревосходительству, и посему молят они <…> благоволить освободить их от обязанности давать обыкновенное объявление и направить в храм к досточтимому отцу Саккетти из Общества Иисуса, префекту оратории дель Каравита, духовному отцу просителя581.
Здесь возникают по меньшей мере два вопроса: что это были за причины, известные вице-геренту? И почему для совершения церемонии бракосочетания было выбрано такое необычное место, как оратория, вообще-то не предназначенная для совершения брачных служб?582
Оратория Сан-Франческо Саверио, называемая также дель Каравита, близ церкви Сант-Иньяцио ди Лойола на Кампо Марцио, была резиденцией ордена иезуитов, которые отправляли там службы. Они сопровождались специфическим ритуалом самобичевания, который за несколько лет до того был описан С. Ф. Щедриным, приглашенным в ораторию Н. И. Тургеневым:
В Оратории Ca[r]a Vita, принадлежащей иезуитам, собираются богомольцы один раз в неделю, в Ave Maria, то есть по закате солнца; вся Оратория освещена небольшим светом от престола. Священник читает ектеньи, народ поет гимны богородицы, и это продолжается довольно долго <…>; дьячек, подошедши к дверям, постучал, это обыкновенной знак, что церковь хотят запирать, на сей стук я оглянулся и увидел кучу веревок с узлами, висевших у него на руке, <…> пошла хлопотня, ты сам себе не можешь представить мое положение, я закрыл голову полою моего сюртука, ожидая ударов ежеминутно; между тем началось пение, сопровождаемое всегда бичеванием583.
За интересующий нас период в историческом календаре оратории, к сожалению, нет никаких сведений, которые хоть приблизительно можно было бы счесть относящимися к совершению какой-либо брачной службы584.
Возможно, Кипренский не хотел огласки, поскольку его обращение в католичество и брак с девушкой-католичкой не были бы благосклонно восприняты в России (и здесь, как выразительный пример всей деликатности этого вопроса, уместно вспомнить, с каким беспокойством через несколько лет поэт В. А. Жуковский опровергал слухи о своем обращении в католичество в письме к будущему императору Александру II)585. Быстрая процедура, осуществленная без лишнего шума и в месте, не внушающем подозрений, была единственным способом избегнуть проблем: общеизвестно, что Кипренский предпочитал держать в неизвестности относительно своих намерений даже друзей-художников, которые узнавали о событиях в его жизни только после того, как события уже совершались.
Как бы то ни было, 11 июля 1836 года вице-герент дал свое разрешение на запрошенное Кипренским освобождение от обычных формальностей. В брачном деле находится также собственноручная декларация, в которой Кипренский объявляет, что он торжественно отрекается от своей прежней религии и принимает католическое вероисповедание; далее он поясняет, что не может предъявить свидетельств того, что он был крещен и конфирмован, прося о разрешении подтвердить этот акт способом, который сегодня определяется как «самосвидетельство». И этот запрос художника был удовлетворен, так же, как и аналогичная просьба Анны-Марии, которая тоже не могла предъявить оригинального свидетельства о крещении. К делу
