Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
20 июля бракосочетание наконец состоялось, и желание Кипренского обойтись без особой огласки увенчалось успехом: таким полным успехом, что кроме копии, отправленной в Россию после смерти художника586, нам не удалось найти никакого оригинального документа, о нем свидетельствующего…
О следующих месяцах неизвестно практически ничего. В течение всего лета, как мы уже заметили выше, шли толки о предстоящем отъезде Кипренского в Петербург587, и мы не знаем, было ли это его истинным намерением или просто слухами, циркулирующими в кругах художников. Всего через три месяца после свадьбы художник
<…> занемог жестокою горячкой, от которой усердием доктора и неусыпными попечениями супруги начал было оправляться и стал уже выходить, посетил и меня в это время, как простудился снова и горячка возвратилась. Знаменитый Художник не вставал более588.
Это совершенно не похоже на версию Иордана, который приписывает вину в заболевании художника Мариучче:
[Кипренский] не переставал предаваться своей страсти к вину. Молодая жена его, не желая видеть мужа в сем безобразном виде, часто не впускала его на ночь, и он ночевал под портиком своего дома. И тут, должно быть, он простудился и мы, наконец, узнали о его опасной болезни – воспалении в легких, которая через несколько дней свела его в гроб589.
И здесь тоже невозможно установить, которая из версий соответствует истине и по какой причине Кипренский умер; но постоянная склонность Иордана к преувеличениям заставляет счесть рассказ другого очевидца о «неусыпных попечениях» Мариуччи о муже более заслуживающим доверия.
Что же касается болезни художника, то диагноз «воспаление легких» кажется очень правдоподобным, особенно в свете происшествия в 1819 году, когда художник был болен почти месяц, простудившись во время работы в Ватикане (I: 142). Возможно, что у Кипренского было какое-то хроническое заболевание легких: еще в 1803‐м он три раза лежал в больнице с диагнозом «простудная лихорадка» и «давление в груди»: в первый раз он находился в больнице три недели, а через двадцать дней у него случился рецидив заболевания (II: 209). Необходимо заметить также, что смертность от воспаления легких у людей, перешагнувших рубеж пятидесятилетия, как Кипренский, возрастала в то время до 50%590.
Но не забудем и о том, что в феврале 1822 года, во время пребывания во Флоренции, Кипренский писал Гальбергу о проблемах со здоровьем (I: 147) и что в августе того же года Ф. Ф. Эльсон сообщил скульптору из Парижа о болезни художника: «[Кипренский] был несколько нездоровен; вздумала его здесь корчить римская лихорадка, которая чрез 2 или 3 дни навещает» (III: 409). Медленное и продолжительное течение болезни и описание Эльсона (по которому можно понять, что художник страдал трех- или четырехдневными приступами лихорадки, повторявшимися в интервале от 48 до 72 часов) заставляют предположить, что он был поражен малярией, хотя и в сравнительно мягкой форме. Но в течение долгого времени она давала осложнения на легкие, печень и почки – от этого у больных малярией нередко возникают отеки на лице, в области живота и на ногах, – стороннему наблюдателю это как раз и могло показаться признаком алкоголизма.
Если сравнить автопортреты Кипренского 1820 и 1828 годов, на последнем бросаются в глаза более одутловатые и слегка гиперемированные щеки художника: невозможно с уверенностью сказать, следствие ли это возраста (увидев Кипренского в Неаполе, С. Ф. Щедрин отметил, что «он очень переменился фигурой»591), пристрастия ли к алкоголю или подхваченной им малярии. И кто знает, было ли фатальное воспаление легких в 1836 году следствием ослабления организма от малярии или от злоупотребления спиртным?
Во всяком случае, типичные для малярии симптомы (приступы лихорадки, озноб, потоотделение) очень легко спутать с симптомами воспаления легких: следовательно, нельзя исключить того, что проблемы Кипренского со здоровьем592, особенно в те дни, которые предшествовали его смерти, на самом деле бывали вызваны обострениями хронической малярии.
После смерти Кипренского в составе напечатанного в «Художественной газете» некролога были приведены отрывки из письма неустановленного русского художника, жившего тогда в Риме. Между прочим, в них сказано следующее:
В последнее время [Кипренский] начал было писать картину: «Ангел-хранитель детей», где в лице Ангела изобразил жену свою, которую любил до обожания. Даль в картине представляет часть Рима, видную из окна его квартиры, с церковью Св. Петра и Ватиканом. Я имел удовольствие работать для него вид этот…593
Некоторые исследователи считали, что автором этого письма был пейзажист Филипсон, давний друг Кипренского, о рисованных римских видах которого художник упоминал в 1822 году (I: 147), но в любом случае в 1824 году этот ныне полузабытый художник вернулся в Россию594, и впоследствии у него не было случая снова посетить Рим. Кроме того, редактор, сообщая о письме неизвестного, уточнил, что он находится в Риме «для усовершенствования», и эта подробность никак не может относиться к Филипсону. По другой версии, письмо это было написано архитектором Н. Еф. Ефимовым, автором многих зарисовок римских памятников и рисунка для надгробной плиты Кипренского в Сант-Андреа делле Фратте595; но и Ефимов не мог быть автором письма, поскольку он был опытным художником, уже десять лет как живущим в Италии и с 1833 года уже не бывшим пенсионером Академии художеств, что не согласуется с примечанием редактора596. Третья гипотеза атрибутирует письмо М. И. Лебедеву, который, однако, по свидетельству А. А. Иванова, вернулся в Рим из Альбано, где провел лето, только к концу октября, уже после смерти Кипренского597.
По нашему мнению, более правдоподобно предположить, что письмо было написано архитектором А. М. Горностаевым, который не только прибыл в Рим за два года до смерти Кипренского именно для усовершенствования, но и послал в 1837 году в ту же «Художественную газету» также неподписанную рецензию на выставку картин русских художников в Риме, о которой шла речь в начале этой главы. Статью можно с уверенностью приписать Горностаеву на основании упоминания о том, что ее автор участвовал в выставке с рисунками Монреальской церкви598: это упоминание соотносится
