Под счастливой звездой - Иван Кулаев

За последние полтора десятка лет я жил год в Китае и год в Америке. В 1935 году я объехал все крупные города Европы и имел возможность познакомиться с условиями жизни русских эмигрантов в разных европейских странах. Я встречался с руководителями русской эмиграции в Европе: с В. А. Маклаковым и М. М. Федоровым, живущими в Париже, со многими русскими профессорами, представителями разных эмигрантских организаций. И из всех моих наблюдений я вывел заключение, что жизнь русской эмиграции сложилась не так плохо, как можно было этого ожидать.

Вся заграничная эмигрантская молодежь, без исключения, повсюду и везде получает надлежащее образование; и каждый молодой человек думает, надеется и рассчитывает только на свою трудовую работу.

Здесь, в Китае, русские эмигранты расселились в разных городах, главным образом в Тяньцзине и Шанхае, где сосредоточились преимущественно на иностранных концессиях. Тут они пользуются полными правами, наравне с другими европейцами, ведут нормально свои торговые и иные дела. Дети получают первоначальное образование дома или в русских школах, а дальнейшее — в иностранных колледжах. Изучив хорошо иностранные языки, главным образом английский, почти все, за редкими исключениями, устраиваются на службу в иностранные фирмы или агентами по продаже в Китае разных иностранных фабрикатов.

За последнее время в Китае, однако, русской эмиграции приходится переживать большие материальные затруднения благодаря охватившей весь мир депрессии. Много мешает ее экономической деятельности и неустойчивость местной валюты.

Что касается Америки, с которой я теперь близко соприкасаюсь, то я могу только порадоваться за наших русских эмигрантов здесь. Судьба забросила их в благословенную, родственную русскому духу страну, где чувствуется простор и имеется свобода неограниченной деятельности. Приспособляйся к чему хочешь — пути всюду, во всех отраслях деятельности, открыты для тебя. Бери от жизни, что сумеешь взять. Правда, при тамошней конкуренции это не так просто сделать, как бывало раньше в России.

Все же русские люди оказались, в трудные минуты их жизни, вполне способными к устройству и приспособлению к тем новым жизненным условиям, которые они нашли в Америке. Все русские молодые люди, получив в Америке высшее образование, устраиваются, в виде правила, на соответствующую их знаниям работу, служат на железных дорогах, в муниципалитетах и т. д.

Во многих американских университетах имеются теперь русские профессора, нередко с большой научной известностью.

Немало среди русских в Америке найдется и таких деятелей, которые создали предприятия по своей специальности. Укажу на примеры этого. Бывший профессор Томского технологического института Павел Павлович Гудков в центре нефтяных месторождений в Америке, в большом городе Лос-Анджелесе, открыл контору по химическому исследованию нефтяных пород. Он работает уже несколько лет, с двумя русскими инженерами, обслуживая мелких нефтепромышленников-американцев.

Имеется и много других мелких русских предприятий. Некоторые из них были созданы даже бывшими военными; а ведь раньше в России нам казалось, что наши военные могут быть пригодны только к военной службе и ни к чему другому.

Я не буду уж распространяться об известной на весь мир деятельности в Америке нашего знаменитого соотечественника И. И. Сикорского, аэропланного инженера-конструктора.

Усилием памяти удалось мне восстановить мое прошлое. Как много все же прожито, как много лиц встречалось мне на моем жизненном пути. Сколько раз приходилось мне смотреть прямо в глаза смерти; сколько раз рушилась в самом начале терпеливо возводимая мной постройка моего материального благополучия и грозила сломить мою волю и похоронить под своими обломками всякое желание работать дальше. Но, верно, мне предназначен был судьбой другой удел.

Теперь уже все это осталось позади. Сейчас мне восемьдесят лет, у меня пятеро детей — четыре сына и дочь, два внука и три внучки. Немало еще лет пройдет, пока внучата смогут сознательно прочесть, что записано их дедом.

Дед их был человек без прихотей, простой и скромный. В обществе он был иногда застенчив — это, конечно, не недостаток, но и не является достоинством. Что же касается дела, работы — в этой области внукам не придется краснеть за своего деда. Везде, где этого требовали обстоятельства, он проявлял большую настойчивость, и никакие препятствия не могли заставить его уклониться от достижения намеченной им цели. Не всегда, разумеется, удавалось ему выходить победителем, но этому не была виной ни его небрежность, ни отсутствие настойчивости.

Давно-давно, когда я, еще юношей, водил партии на поиски золотоносных россыпей по малодоступным горным речкам сибирской тайги, случалось не раз попадать в весьма опасные положения, и никогда я в таких случаях не оставался позади, не посылал на опасность других вместо себя. Правда, часто в этих экскурсиях все опасности заканчивались только более или менее серьезными ушибами или ледяными ваннами в водах шумливых горных речек; но ведь могло быть и гораздо хуже. Как бы то ни было, но и эти ледяные ванны не охладили во мне молодого золотоискательского пыла.

Уходит жизнь… И, оглядываясь на прошлое, задумываясь над всей моей протекшей разнообразной жизнью, я, как и многие другие люди, молодые и старые — старые чаще, — начинаю задавать себе вопрос: в чем смысл жизни? Вопрос, который извечно тревожил и привлекал человечество и на который не всегда найдешь нужный ответ.

Мои родители были оба людьми глубоко верующими и старались в нас, детях, воспитать религиозные чувства. Когда нам было семь-восемь лет, нас уже возили к пасхальной заутрене и в праздники будили рано утром, чтобы отправить в церковь к обедне. Конечно, тогда нам хотелось только спать и спать, и навряд ли церковные богослужения, на которых мы присутствовали, могли оставить существенный след в наших детских сердцах.

В какой мере старания моих родителей повлияли на мои религиозные убеждения, затрудняюсь сказать. Условия моей жизни складывались так, что я в последующие годы оказался оторванным от церкви. Юность моя протекала на приисках, где в течение шести летних месяцев люди не знали отдыха и праздников для них не существовало. Изо дня в день нужно было выполнять изнуряющую, тяжелую работу — каторжный труд, совершенно недопустимый теперь, при современном отношении к рабочему, которое диктуется не только человеколюбием, но и экономическими соображениями: рабочий — это та же машина, и в интересах государства необходимо заботиться об этой машине и поддерживать ее в хорошем состоянии, а не приводить ее в негодность. Нечего говорить, что при таких условиях приисковой работы не оставалось времени для выполнения религиозных обязанностей, налагаемых православной церковью.