Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века - Пол Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это нужно было сделать. Но вот я гляжу на то, что натворил…
Причард взмахнул правой рукой, словно собираясь сделать жест, охватывающий дымящиеся развалины Портелы и трупы хаакинцев на дороге. Однако вместо этого он с силой ударил кулаком по казенной части орудия. И потом, как бы наказывая самого себя, ударил снова. Маргрит вскрикнула и, выставив руку, помешала капитану нанести третий удар.
— Марги, — с мукой в голосе сказал Причард, — человеческие существа не поступают так по отношению друг к другу.
Однако солдаты поступают.
И палачи.
Гарри Тартлдав
Гарри Тартлдав приобрел широкую известность как автор альтернативной фантастики, когда вышел в свет его роман «Пропавший легион», первый в цикле «Легион Видесса». В нем рассказывается, как римский легион был перенесен в мир, где властвует магия. После этого Тартлдав не раз исследовал воздействие на историю различных альтернативных событий, в том числе в таких книгах, как «Агент Византии» (средневековые времена) и «Ружья Юга» (путешественники во времени меняют ход течения Гражданской войны в Америке). В саге «Великая война» изображается Америка, в которой Соединенные Штаты и Конфедерация южных штатов поддерживают противные стороны в Первой мировой войне. Его амбициозная серия «Мировая война», включающая романы «Флот вторжения», «Ответный удар», «Око за око» и «Великий перелом», представляет собой альтернативный вариант развития Второй мировой войны, в котором вторгшиеся на Землю инопланетяне провоцируют иные по сравнению с реальными альянсы между враждующими сторонами. Тартлдав — автор множества других сочинений, среди которых сборник рассказов «Расхождения», юмористический фэнтези-роман «Дело о свалке токсичных заклинаний», а также шеститомная сага «Хроники Великой войны», в которой реалии Первой мировой войны переносятся на фэнтези-мир.
Последний символ
Отказ от применения насилия — первый символ моей веры. Он же и последний символ моих убеждений.
Мохандас (Махатма) Ганди.
Мне известны лишь два средства, при помощи которых без труда можно одержать победу над разумом: ужас и сила.
Адольф Гитлер. «Моя борьба».
Танк прогрохотал по Раджпат, мимо развалин Мемориальной арки, в направлении Индийских ворот. Сами ворота еще стояли, хотя в последнем сражении накануне падения Нью-Дели в них попало несколько артиллерийских снарядов. Над воротами трепетал флаг Соединенного Королевства.
По обе стороны улицы, провожая взглядами танк, выстроились британские солдаты. Их полевая форма цвета хаки была грязной и разорванной; в строю было много раненых в несвежих бинтах. Англичане смотрели устало, загнанными взглядами побежденных, хотя здесь, в Индии, они сражались до последнего, не жалея ни людей, ни патронов.
Индийские ворота приближались. Когда танк проезжал мимо, заиграл военный оркестр. Музыкантов по такому случаю принарядили. Слабые звуки волынок были едва слышны в жарком и влажном воздухе.
В тени ворот в ожидании одиноко стоял человек.
Ехавший в орудийной башне «панцера-4» фельдмаршал Вальтер Модель[16] чуть нагнулся и заметил, обращаясь к своему адъютанту:
— В церемониях такого рода англичанам нет равных.
Майор Дитер Лаш издал ядовитый смешок.
— У них было время попрактиковаться, господин командующий. — Ему пришлось возвысить голос, чтобы перекричать рев двигателей танка.
— Что это за мелодия? — спросил фельдмаршал. — Она имеет какой-то конкретный смысл?
— Она называется «Мир перевернулся вверх дном», — ответил Лаш, вместе со своим британским коллегой принимавший участие в разработке официальной церемонии капитуляции. — Музыканты армии лорда Корнуоллиса[17] играли ее, когда он сдавался американцам в Йорктауне.
— Ах, американцам…
Модель настолько погрузился в свои мысли, что едва не выронил из правого глаза монокль. Но тут же вставил его на место. Пожалуй, этот монокль был единственной деталью, роднившей его с шаблонным образом высокопоставленного немецкого офицера. Модель вовсе не был тощим пруссаком с ястребиной физиономией. Однако его полноватое лицо имело твердое выражение, а приземистое тело подпитывалось энергией воли лучше, чем худые фигуры многих аристократов, страдающих несварением желудка.
— Да, есть еще американцы, — повторил он. — Ну ничего, с ними разберемся потом, не так ли? Пока хватит. Не все сразу.
Танк остановился. Водитель выключил двигатель, и внезапно стало поразительно тихо. Модель проворно спрыгнул на землю, в этом у него имелся большой опыт: вот уже восемь лет он выпрыгивал из танков — с тех пор, как во время польской кампании стал штабным офицером IV корпуса.
Стоящий в тени человек вышел вперед и отдал честь. Немецкие фотографы старательно фиксировали этот исторический момент, и лампы-вспышки освещали его длинное, усталое лицо. Англичанин не обращал ни на вспышки, ни на самих фотографов абсолютно никакого внимания.
— Фельдмаршал Модель, — вежливо сказал он таким тоном, словно собирался заговорить о погоде.
Моделя восхитило его хладнокровие.
— Фельдмаршал Окинлек,[18] — ответил он и тоже отдал честь, давая противнику возможность еще несколько последних секунд оставаться с ним на равных. После чего перешел к насущным проблемам: — Фельдмаршал, вы подписали акт о капитуляции Индийской армии Великобритании военным силам рейха?
— Да, — ответил Окинлек и достал из левого кармана гимнастерки сложенный лист бумаги. Однако, прежде чем вручить его Моделю, добавил: — Вы позволите мне сделать заявление? Совсем короткое?
— Конечно, сэр. Мы с удовольствием выслушаем вас, и, пожалуйста, не торопитесь.
Как победитель Модель мог позволить себе быть великодушным. Помнится, он даже разрешил высказаться маршалу Жукову во время советской капитуляции в Куйбышеве — сразу после этого маршала увели и расстреляли.
— Благодарю вас. — Окинлек холодно наклонил голову. — В таком случае позвольте заметить, что меня просто вынудили согласиться на унизительные условия, что оказалось чрезвычайно тяжело для храбрых солдат и офицеров, служивших под моим командованием.
— Я понимаю вас, сэр. — Округлое лицо Моделя мигом утратило добродушное выражение, а в голосе его зазвенела сталь. — Должен напомнить, однако, что сейчас военное время, и с учетом этого мое обращение с вами следует рассматривать как акт милосердия, за что Берлин, кстати, может объявить мне дисциплинарное взыскание. Когда Британия в сорок первом году капитулировала, всем имперским силам было приказано также сложить оружие. Полагаю, вы не ожидали, что мы доберемся до далеких колоний, но учтите, с точки зрения закона, я могу рассматривать вас как обычных бандитов.
Щеки Окинлека медленно побагровели.
— Для бандитов мы чертовски хорошо задали вам жару.
— Это правда. — Модель оставался в рамках вежливости. Он не станет говорить, что, по его мнению, лучше десять раз принять честный бой, чем иметь дело с партизанами, — вот уж кто не давал покоя Германии и ее союзникам в оккупированной России. — Желаете еще что-нибудь добавить?
— Нет, сэр. — И с этими словами Окинлек вручил немцу подписанный акт о капитуляции и свое личное оружие.
Фельдмаршал убрал пистолет в пустую кобуру, которую взял с собой специально для этого. Пистолет вошел не очень хорошо: кобура была рассчитана на «вальтер П38», а не на грубое убойное оружие английской фирмы. Теперь, впрочем, это вряд ли имело значение. Церемония капитуляции практически закончилась.
Окинлек и Модель в последний раз отсалютовали друг другу. Британский фельдмаршал сделал шаг в сторону. К нему подошел немецкий лейтенант, которому предстояло доставить англичанина к месту заключения.
Майор Лаш взмахнул рукой, и флаг Соединенного Королевства сполз вниз по флагштоку. Его место на Индийских воротах заняла свастика.
Лаш осторожно постучался и просунул голову в кабинет фельдмаршала.
— Там прибыл какой-то индийский политик. Он хочет с вами встретиться, господин фельдмаршал.
— Ах да, чуть не забыл! Прекрасно, Дитер, пусть войдет.
Моделю приходилось иметь дело с отдельными индийскими политиками еще до британской капитуляции — и с целыми ордами их сейчас, когда сопротивление англичан было подавлено. Он вообще не питал к племени политиков особой симпатии, хоть к индийским, хоть к русским, хоть даже к немецким. Фельдмаршал знал по собственному опыту, что, какие бы религиозные принципы они ни провозглашали, их прежде всего заботила собственная выгода.
Он слегка удивился, когда адъютант ввел посетителя: самый обычный человек — невысокий, хрупкий, смуглый. Характерная для индийцев худощавая фигура и простая белая хлопчатобумажная набедренная повязка — единственное одеяние вошедшего — резко контрастировали с викторианской роскошью дворца, откуда наместник Модель теперь управлял вновь завоеванной территорией рейха.