Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века - Пол Андерсон

— Считай как хочешь. — Неру, однако, не был склонен поддерживать разговор в игривом тоне и настойчиво продолжил: — Меня пугают доходящие из Европы слухи.

— Вот уж не думал, что ты воспринимаешь их так серьезно. — Ганди удивленно и с легкой укоризной покачал головой. — Во время войны противники всегда чернят друг друга, как могут.

— Надеюсь, что ты прав. Тем не менее, признаюсь, я был бы более уверен в правильности нашей линии, если бы мне показали в армии оккупантов хотя бы одного еврея — офицера или пусть даже рядового.

— Ну, положим, не так-то просто найти хотя бы одного еврея и в побежденной армии. Британцы тоже не питают к ним особой любви.

— Согласен, это трудно, но все же возможно. Немцы же объявили евреев вне закона. Англичане никогда бы не пошли на такое. Я никак не могу выкинуть из головы рассказы того человека по фамилии Визенталь.[20] Помнишь, того самого, который добирался сюда бог знает как из Польши через Россию и Персию?

— Я ему не верю, — решительно заявил Ганди. — Ни один народ не может безнаказанно творить такие вещи и при этом рассчитывать уцелеть. И где они могли найти людей, которые согласились бы исполнять все то, о чем он рассказывал?

— Azad Hind, — сказал Неру.

В переводе это означало «Свободная Индия» — так назывались индийские части, добровольно сражавшиеся на стороне немцев.

Однако Ганди покачал головой.

— Они всего лишь солдаты и поступают как солдаты. Рассказы Визенталя — это зверство совсем другого порядка. Подобные вещи не могут существовать, не разъедая при этом изнутри породившее их государство.

— От всей души надеюсь, что ты прав, — ответил Неру.

Вальтер Модель с такой силой захлопнул за собой дверь, что сидевший в приемной за письменным столом адъютант даже подпрыгнул от страха.

— Хватит болтовни на сегодня, — сказал Модель. — Нужно хлебнуть шнапса, чтобы уничтожить во рту привкус этих проклятых индийцев. Если хочешь, Дитер, пойдем вместе.

— Благодарю вас, господин фельдмаршал. — Майор Лаш бросил ручку и энергично вскочил. — Иногда мне кажется, что легче было завоевать Индию, чем теперь править ею.

Модель закатил глаза.

— Без тебя знаю. Лучше распланировать десять новых кампаний, чем прозябать здесь. Уж скорее бы из Берлина прислали людей, обученных административной работе в колониях.

Бар был устроен по образцу английских пабов. Он был темный, тихий, обитый ореховым деревом; на стене доска для метания дротиков. Однако за стойкой стоял немецкий сержант в серой полевой форме, а температура, несмотря на лениво вращающийся на потолке вентилятор, приближалась к тридцати пяти градусам по Цельсию. И если первое еще было возможно в оккупированном Лондоне, то второе — нет.

Модель быстро сделал глоток, еще один, а потом начал пить уже медленнее, смакуя напиток. Тепло растеклось по телу — тепло, не имеющее ничего общего с вечерней жарой. Немец откинулся в кресле, сложил пальцы «домиком» и заметил:

— Какой длинный день.

— Да уж, господин фельдмаршал, — ответил Дитер. — После стычки с наглецом вроде этого Ганди любой день покажется длинным. Мне редко приходилось видеть вас таким сердитым. — Учитывая характер Моделя, это заявление дорогого стоило.

— Что? Ах да, Ганди. — В тоне Моделя не чувствовалось раздражение, скорее задумчивость, и Лаш с любопытством посмотрел на командира. — На мой взгляд, он стоит дюжины ординарных людишек.

— Ганди? — Адъютант уже не пытался скрыть своего удивления.

— Он честный человек. Говорит, что думает, — и будет действовать соответственно. Я могу убить его… Однако переубедить его нельзя. — Модель сделал еще глоток шнапса. И как будто засомневался, не зная, стоит ли продолжать. — Знаешь, Дитер, после его ухода у меня было видение.

— Видение? — Теперь в голосе Лаша явственно прозвучала тревога.

Словно прочтя мысли своего адъютанта, фельдмаршал криво улыбнулся.

— Нет, нет, я не собираюсь давать зарок не есть мяса и носить сандалии вместо сапог. Просто мне вдруг померещилось, что я римский прокуратор, внимающий проповеди раннехристианского священника.

Лаш вопросительно вскинул бровь. Подобные размышления были не в духе Моделя, человека здравомыслящего почти до тупости и законченного материалиста — весьма ценные качества для штабного офицера. Поэтому, исследуя неожиданно открывшиеся ему глубины, майор действовал с известной долей осторожности.

— И как, по-вашему, чувствовал себя римлянин, столкнувшись с человеком такого типа?

— Чертовски сбитым с толку, я полагаю. — Похоже, Модель вернулся к своей обычной манере разговора. — И, между прочим, только потому, что он и его товарищи не знали, как поступать с такими фанатиками. Мы с тобой сегодня христиане. Вот так, Дитер.

— Действительно. — Майор потер подбородок. — Это плохо?

Модель засмеялся и допил шнапс.

— С твоей или моей точки зрения — нет, но я сомневаюсь, что старый римлянин согласился бы с нами. Вот точно так же и Ганди ни за что не согласится со мной касательно того, как события будут развиваться дальше. Однако по сравнению с покойным прокуратором у меня есть два преимущества.

Он поднял палец, и сержант за стойкой торопливо наполнил его стакан. По кивку Лаша он долил шнапса и ему. Майор выпил и сказал:

— Надеюсь, что так оно и есть, господин фельдмаршал. Мы более цивилизованные, более сложные личности, чем римляне могли хотя бы мечтать.

Однако Модель все еще пребывал в минорном настроении.

— Неужели? Мой прокуратор был настолько сложной личностью, что проявлял ко всему снисходительность и совершенно не опасался противника, который не был склонен платить ему той же монетой. Наш христианский Бог, однако, — ревнивый Бог, не терпящий соперников. Национал-социалист служит Volk[21] — вот кому принадлежит вся его преданность. Я невосприимчив к вирусу Ганди — не то что римлянин по отношению к христианину.

— Да, это имеет смысл, — после некоторого раздумья согласился Лаш. — Мне не приходило в голову посмотреть на все под таким углом, но теперь я вижу, что вы правы. А каково ваше второе преимущество перед римским прокуратором?

Внезапно фельдмаршал принял холодный, решительный вид — примерно так же он выглядел, когда вел Третью танковую группу на Кремль.

— Автомат, — ответил он.

Лучи восходящего солнца окрасили песчаник Красного Форта в цвет крови. Это сходство было неприятно Ганди; он нахмурился и повернулся спиной к крепости. Даже на рассвете воздух здесь был теплый и сырой.

— Лучше бы тебе отсюда уйти. — Неру приподнял свою традиционную пилотку и поскреб седеющие волосы, вглядываясь в собирающуюся вокруг них толпу. — Немцы ведь запрещают всякие скопления людей, и они возложат на тебя ответственность за это сборище.

— А с кого же еще, по-твоему, спрашивать? — ответил Ганди. — Неужели ты думаешь, что я способен послать своих сторонников навстречу опасности, а сам отсиживаться в сторонке? Как в таком случае я смогу повести их дальше?

— Генералы никогда не сражаются на переднем крае, — возразил Неру. — Да и разве мы сможем продолжить наше дело, если потеряем тебя?

— Если нет, тогда, значит, и дело того не стоит, верно? Ладно, пора идти.

Неру лишь развел руками. Ганди удовлетворенно кивнул и начал прокладывать себе путь, пробираясь в самое начало колонны. Люди расступались, пропуская его. Все еще качая головой, Неру последовал за своим старым товарищем.

Толпа медленно двинулась на восток по Чандни-Чаук, улице Серебряных Дел Мастеров. Некоторые модные магазинчики пострадали во время боев и последующих грабежей. Однако другие оказались открыты; их владельцам было все равно, чьи деньги получать за свой товар — немецкие или британские.

Один из владельцев такой лавочки, умудрившийся не похудеть за долгие годы лишений, выскочил на улицу, увидев процессию. Он подбежал к голове колонны, заметив Неру, выделявшегося ростом и элегантностью одежды.

— Вы в своем уме? — закричал он. — Немцы же запретили всякие сборища! Если они увидят вас, может произойти нечто ужасное.

— А разве не ужасно, что они лишили нас свободы, неотъемлемого права каждого человека? — спросил Ганди.

Лавочник обернулся на его голос. Глаза толстяка чуть не вылезли из орбит, когда он понял, кто с ним говорит.

— Это не просто ужасно, это несправедливо, — продолжал Ганди. — Мы не признаем права немцев запрещать нам делать то, что мы считаем нужным. Присоединяйтесь к нам?

— Великодушный, я… я… — залопотал лавочник. Потом его взгляд скользнул в сторону. — Немцы! — завопил он, повернулся и бросился бежать.

Ганди вел процессию навстречу приближающемуся отделению оккупантов. Немцы вышагивали с таким видом, словно не сомневались, что люди перед ними сейчас растают в воздухе. Их одежда, подумал Ганди, мало отличалась от обмундирования британских солдат: ботинки, шорты и рубашки без воротников. Однако похожие на ведерки для угля шлемы придавали немцам угрюмый, насупленный, свирепый вид — в отличие от англичан с их оловянными касками. Даже столь хладнокровному человеку, как Ганди, зрелище показалось устрашающим: не было ни малейших сомнений в том, каковы намерения военных.