Голос Незримого. Том 1 - Любовь Столица

ГЛАВА VIII

Червяку дана ползучесть,Мотыльку ж дана крылатость.О, людская наша участь! —Скорбь длинна, мгновенна радость.Только краткое объятье,Только легкое лобзанье —И опять тоска, терзанье,Стоны, слезы и проклятья…Рай вдвоем… То – остров, мыс ли,Но среди морских пучин:Шквал – и он в твоей лишь мысли,Вновь ты горестно один!

Так и нашим двум влюбленнымЧуть открылся рай любовный,Как опять стал отдаленным,Словно в чем они виновны!Смерть трагическая Анны,Бросив совести их вызов,Разлучивши, а не сблизив,Им была удар нежданный.И, узнавшим запах тленийВ ароматнейшую ночь,Даниилу и ЕленеСтало вместе быть невмочь.

О, то утро роковое!Тропы влево, тропы вправо, —И лицо уж восковое,И песок еще кровавый…После – слуги, духовенствоС местной следственною властью,И раскаянье за счастье,И расплата за блаженство!Возле Аниного гробаСлез они не стали лить,Но решили в сердце обаГрех невольный замолить.

Вновь любить они не смели,Как не пели бы Всепетой,Разлюбить же – не умелиИ сказали два обета:На Афон зеленогорыйОн – поехать попоститься,А она – пешком пуститьсяВ Светлояр синеозерый.Бывши парой нерасстанной,Расставаясь тут, – ониВ дом московский старый, странныйВновь примчались, уж одни.

И потек чудесный вечерТам в старинной, чинной чайной.На столе пылали свечи,Розой в окнах пахло чайной…Потекли меж ними речиО любви их давней тайной,О судьбе необычайной,О разлуке и о встрече.Там, где встарь Еленин предокПорешал свои дела,И Елена напоследокСчеты с счастием свела.

В сад ночной они спустились,Обнимались, обещались, —Где когда-то обручились,Там сегодня попрощались.В этот час здесь всё рассветнейПетухи златые пели,И сирени голубелиНад оградой долголетней.Рыб серебряных созвездьеПоказал на небе Бог…Разлучил, как бы в возмездье,Их мечом червонным рок.

Этот час! Она на памятьЛокон свой дала, он – тоже.С истомленными губамиТихо шли они к прихожейИ наверх, к последней двери…Но Елена сквозь рыданьяГоворила о свиданье,Даниил внимал, – не веря.Вот склонили томно веки,Руки трепетно сплелиИ рассталися… Навеки!Дни иные повлекли.

Дни Данилы полетелиНа синеющей вершине —И в украшенном пределе,И в тиши беленых скиний.Вкруг чернели кипарисы,Между них чернели рясы —Шли монахи, златовласы,Серебристокудры, лысы.Слух его так клирос нежил,Взор так радовал амвон,Что ему казалось: не жил —Спал в тяжелой грезе он…

Дни Елены полетелиВ зеленеющем просторе —И в уюте мытых келий,И в расписанном притворе.Вкруг белелися березки,В них белелися кошелки —Шли гуськами богомолки,Стары, молоды, подростки.Плоть в пути так окрылилась,Так взманилась вдаль душа,Что казалось ей: открыласьЖизнь им вновь, как рай, свежа!

Хорошо весной скитатьсяЧерез холмики, болотца,В строгой трапезной питаться,Из святого пить колодцаДа идти по мягким травам,Внемля ласковым кукушкам,К скитским синеньким макушкам,К золотым пустынским главам!С кучкой странниц шла ЕленаХодким легким лапоткомИ глядела так смиренноПод надвинутым платком.

Шла и шла, свежо, тепло лиИ ненастен день иль ведрен…На стопах ее – мозоли,Лик ее ожжен, обветрен,Но еще он стал прекраснейТайной смуглою природной,Светлой мудростью народной,Что в глазах горит, не гаснет…И в толпе калик исконной,Зревшей Киев и Саров,Плыл тот лик, как лик иконный,Темен, тонок и суров.

Так минул весенний месяц,Отдан ими покаяньям.И от свежих перелесицК городским горячим зданьямВозвратилася Елена.На порог едва лишь встала,Как схватила – прочиталаС ветвью пальмовой нетленнойВ грубом маленьком конвертеДаниилово письмо.Прочитав, бледнее смертиСтала. Вот оно само:

Слава ввек Отцу и СынуИ Святому Богу-Духу!Ибо ими горы двину,Перейду моря посуху.Ими только, о Елена!О невеста! О сестрица! —Крепок стал и смог постричьсяЮнош-инок, аз смиренный.Защитился я лишь имиОт твоих прелестных сил,И мое второе имя,Знай, отныне – Гавриил.

Не вини меня за этоИ прости, хоть Христа ради…Не помысли о вине тыИль, помилуй Бог, о яде!Кто я, вспомни? Глупый мальчик,Чуждый логик и эстетик…Робкий голубь… Гибкий цветик…У тебя же – каждый пальчикЦарств сильнее, книг умнее.Но зато и я таюТо, чем с детства пламенею, —Правду бедную мою.

Правда та – быть снега чище…Помню, плакал я когда-то,Что не Лазарь я – тот, нищий,А что Лазарь я – богатый.А еще грустишь, бывало(Как была б удивлена ты!),Зная стан свой не горбатый,Взор свой синий, рот свой алый…Словно некий отрок Божий,Видя женщин всех глаза,Я красу свою клял тожеИ молил о виде пса.

Как страшился я, сестрица,Зла прекрасного мирского!Ах! порою грех и бриться…Ах! порой и в розах – ковы…Нет, быть чистым! Быть как лебедьВ трепетанье белых перий!Быть как ангел, льнущий к пэри,И не знать о браке, хлебе!..Да, быть чистым! Быть крылатым!Быть на небе! Быть в раю!И чтоб ты со мной была там…Вот та правда, что таю.

На земле тебя я встретилИ смутился… И забылся…Но воскликнул трижды петел —И средь гор я пробудился!А потом – потоки крови,Из-за нас, сестра, пролитой…Их могла бы перейти ты,Я б – не мог. Мне ль быть суровей?И не стал я твой любовник,Но небесный стал жених,А средь братьев – брат-церковникИ хранитель стен святых.

Как отрадно, взор понуря,В храм войти, мести прилежно…Сколько ласковой лазури!Сколько киновари нежной!Сколько венчиков и крылий,Лилий белых и лиловых,Шитых воздухов перловых,Парчевых епитрахилей!А вверху, меж образами,Дева в ризе голубой,С благодатными косами,Чудно схожая с тобой!

Это ль, Господи, кощунство?Коли так – прости, помилуй!Видишь Ты в сем сердце чувствоК ней единой, вечной милой!Умолкаю и немею…Но любимой проглаголю:Средь дерзаний, своеволий,О, Елена! Будь моею…Будь возлюбленной о Боге,Голубицей, мчащей в синь!..Ну, спаси Христос. УбогийГавриил чернец. Аминь.

День и ночь была ЕленаТише статуй, глуше мумий.Охватив рукой колена,Замерла в смертельной думе.Раз из перстня яд досталаИ… сожгла. Для Даниила!Раз придвинула чернилаИ… строки не написала.На заре ж, как наканунеБогомолкой, в Кремль идет…Там же исстари в июнеБыл в день этот крестный ход.

Пал на город летний сонныйГолубой туман последний,И серебряные звоныЗвали радостно к обедне.Рдели гроздья расписныеСводов внутренних кремлевскихИ наружных стен покровскихРозы пышные, цветные.А кругом качались чудноБожьих стягов дерева,И, шумна и многолюдна,Подвигалася Москва.

В выси плавно проплывалиДрагоценные хоругвиВ яркой меди и эмали,В тонкой вычуре и букве.Сколько всех их! Справа, слева,В виде солнца золотого,В виде плата голубогоИ малинового древа.Знамя Невского, ДонскогоПроплывают между них,И на дно гнезда людскогоСмотрят образы святых.

Их несут, шатаясь сильно,Мужички в цветном кафтане.В ризе светлой и обильнойИдут парой соборяне.По рядам пышноголовым —Здесь скуфья, здесь камилавкаФиолетовой купавкойИль куличиком лиловым.И под гусельный и лирныйКолокольный перезвонИх напев старинно-клирный —Как один глубокий стон.

В выси также проплывалиЧудотворные иконыВ изумруде и опале,И темны, и золочены.Возле ж Спасов, Богородиц,Боголюбских и Смоленских —Море лиц мужских и женских…Тут – кликуша, тут – уродец.Руки, деньги, слезы, серьги,Нищий, купчик, мать, дитя…И плывут Никола, Сергий,Всю святую Русь щитя.

В той толпе пошла ЕленаИ с сомнением, и с верой.Плат ее белел, как пена,Веял плащ, как пепел серый.В ночь она другою стала,Хоть прекрасной и осталась.Где ты, тельность? Где ты, алость?Лик – уж талый, стан – усталый.Только грудь всё дышит бурноДа, как прежде, всё горятВиноградный рот пурпурный,Водопадный яркий взгляд.

Коль исчез из мира милый,И она исчезнет – сгинет, —Возле Ганга или НилаЖизнь в игре опасной кинет!Коль исчез из мира милый,Что ей ждать обычной страсти?Лучше – тигровые пасти!Лучше – зубы крокодила!Ах, исчез из мира милый,Как сладчайший девий сон…Боже, правда ль это было?!Уж не впрямь ли ангел – он?!

Плыли розовые дымыИз лазурного кадила.Мимо стен и башен мимоНаверху толпа ходила.А внизу – Замоскворечье,Уж шумя по-басурманскиИ звоня по-христиански,Как руно вилось овечье…Вдруг из дымов солнце взмыло —Златотрубный серафим!О, Елена! вот – твой милый!Он тобою снова зрим!

Там, где тверд, как горный обрез,Поднялся собор Успенский,Виден стал вдруг чудный образ,Облик юношески-женский,Прекрасивый и премудрый,В разливных зеленых ризах,В голубиных крыльях сизых,Синеокий, русокудрый.На Елену снова глянулОн, архангел Гавриил,Словно тот, кто был и канул,Вечно милый Даниил!

ЭПИЛОГ