Голос Незримого. Том 1 - Любовь Столица

ГЛАВА VI

Хорошо в деревне летом,И зимою, и весною —В дни, когда сквозит везде тамБелизной, зеленизною.Там не менее прекрасноИ осеннею порою,Только ранней, не сырою —В дни, когда желто и красно.Но уже гораздо плошеТой же осенью, поздней, —Пред серебряной порошей,Средь свинцовейших дождей.

Сад стоит лишь в тонкой черни,На лесах – густая воронь,Как толпа голодной черни,Кличут галки, грает ворон.А над далью полевоюГрустно-грустно, пусто-пусто:Там осталась лишь капустаС сизой, с алою ботвою.Да и ту изрубят скороБабы в шубках и платкахСечкой, блещущею спороВ зябких, розовых руках.

Что за тягостная скукаЖить сейчас в селе унылом!Что за медленная мукаБыть всегда с холодным милым!И Елене прихотливойВ Святогорье не сидится,Но летит она, как птица,К жизни яркой и шумливойНе на юг и не на запад,А в восточную Москву,Что она за вид и зá бытМыслит сказкой наяву.

Вот она. Пестра богато,Как игрушки-берендейки.Русаки и азиаты,Картузы и тюбетейки.И роскошные франтихи,И скупые староверки,И повсюду – церкви, церкви,Ярки, белы, звонки, тихи…Стиль причудливый индийский,Италийский стиль простой,Темноватый – византийскийИ славянский стиль цветной…

Вот она. Полна богато,Как горшки-кубышки мага.Склад – горою, ряд – палатой.Деньги золотом, бумагой.Пудовые возят тарыГромовые ломовые,А артельщики живыеТащат ценные товары.Мех, парча, севрюга, рябчикУ амбарных ждут окон,И таит железный шкапчикЗдесь нередко миллион.

Вот она. Хмельна богато,Словно стопки-чарки пира.И сивуха, и мускаты.Рестораны и трактиры.Вкруг с подносами шныряютРазбитные половые,Золотые чаевыеИм купцы, кичась, швыряют.Как на бирже, воротилыЗдесь дела свои вершат,И на стол из рук кутилыЧасто тысячи летят!

Вот она порою хмуройИ в грязи, и в позолоте,Вся – с прозрачным домом Мюра,С домом призрачным напротив.С оживленнейшим Арбатом,И с веселой, бедной Бронной,И с Рогожской сытой, сонной,И с Лефортовым богатым.Посреди ж, как змей алмазный,Как блестящий лирохвост,Льющий модные соблазны,Вьется вверх Кузнецкий Мост.

С чувством новым совершенноСловно сон девичий, детский,Вновь увидела ЕленаОсобняк Замоскворецкий.Он старинностью забавнойПоказался ей чудесным,Но немножко скучным, тесным,Полным рухлядью уж явной.И она, его не тронув,Вмиг задумала веснойЗданьем, годным хоть для тронов,Сад украсить вековой.

А пока, до тех покоев,За заставою ТверскоюСтала жить, слегка устроивЧью-то виллу мастерскою,Как большая меценатка,Как большая же артистка,Жизнью, всей богеме близкой,С быстрым днем и ночью краткой.Пред художниками всемиБыл открыт ее салон,Их, различных школ и семей,Единил охотно он.

Молодые символисты,Прячась в темные вестоны,Здесь читали труд столистый,Неюны и монотонны.Молодые ж футуристы,Вздев оранжевые фраки,Декламировали враки,Неумны и голосисты.А средь них несмело, четкоИ народник молодой,Щегольнув косовороткой,Лепетал стишок простой.

Здесь романсы распевалисьИ чертилися наброски,Обсуждались Фор, Новалис,Туалеты и прически.Здесь купчихи коренныеИ известные актрисы,Кроясь в огненные лисыИ в эгреты вороные,Раньше всех затанцевалиПресловутое танго,Но и бросили едва лиЗдесь не раньше всех его.

В этом обществе, как в плене,В суете и сплетне вечной,Приходилось быть Елене,Чтобы крах забыть сердечный.И в своем автомобиле,Где, алея, мерзнет роза,На Дункан и на ДалькрозаМчит она, чтоб быть где были,Иль к денному вернисажу —В край волшебнейший картин,Иль к вечернему пассажу —В мир роскошнейший витрин.

Но обманываться тщетно:Даже тут, в толпе столичной,Становилась ей заметнаЗлая правда жизни личной.Увлекал ее давно лиКаждый юноша прелестный!Ныне ж – все неинтересны:В ней и к флирту нету воли!Вдруг, как отзвук сельских эхо,Весть с посыльным принеслась:Святогоровы, приехав,Ждут сестрицу в тот же час.

Не жилось в тиши именийКак Даниле, так и Анне:Новых ждет она волнений,Он – привычных обаяний.И они из СвятогорьяВ город на зиму явилисьИ теперь остановилисьВ тихом, маленьком подворье.Шагом трепетным и скорымШла Елена к ним сюда,Волоча по коридорамГолубые бархата.

Третий номер… И пахнулоВдруг сигарами, духами.Он, чуть бледный, чуть сутулый,Сжал ее с ее мехами.«Даниил!» – «Елена!»… СелиИ друг другом любовались,И друг с другом целовались,И пьянели, как от зелий.Наконец: «А где ж сестрица?» —«На прогулке, говорят…» —«Ах, и нам бы прокатиться!» —«Что же, милая, я рад».

То была пора морозов.Снег стал иссиня-атласен,И закат, стеклянно-розов,Гас меж кровельных балясин.По Тверской, веселья чая,Уж гуляли толпы, пары,Заходя в кофейни, бары,Чтоб спросить вина иль чая.В ряде шор, американок,Дамы мчались, хохоча,И они смеялись с санокНанятого лихача.

О, езда Петровским паркомВ снежных сумерках, зимою,Меж дерев, подобных аркамС горностайной бахромою!Дым жемчужной жгучей пыли,Вихрь серебряный, мятежный,Окрик кучера небрежный,Легкий лет и храп кобылий…Неземного фермуараПервый крупный бриллиант,И огромный купол Яра,Словно тусклый адамант.

Там влюбленные летели,Упоенно задыхаясь,С гибкой ласковостью в телеДруг ко другу прижимаясь.Рукавом пушистой шубыЛик Елена заслонилаИ манила Даниила,Отдавая стан и губы.И с улыбкою покорнойЛьнул он к розовым губам,А его каракуль черныйК серебристым шеншиллям.

Но уж высыпали звезды, —И в приют радушный ЯраС лучезарного подъездаПринимают их швейцары.Там, вдали большого шума,В волнах вальсов тихострунных,В свете ламп золотолунныхПьют они бутылку Мумма.А кругом кивают живо:«Ба, там – Деева?» – «Она». —«С кем?» – «Уж с новым». – «Как красива!» —«Ну, зато и как вольна!»

Так под хрупкий звон посуды,За едой отменно-тонкойКружевные пересуды«Вся Москва» плела сторонкой.И, заметив взгляды эти,Злится юноша, ревнуя, —Рвет гвоздику расписную,Что приколота в жакете.А красавица в восторге,Всю горячность ту учтя,Уж спешит из места оргий,Близким счастием цветя.

Но лишь вновь они на стуже,Вновь застегнута лишь полость —И она в нем чует ту жеСерафимскую бесполость.Даниил опять, как прежде,Льда бескровнее и крепче.Тут Елена другу шепчетВ тайной маленькой надежде:«Ты ко мне?» – «О нет! как можно…» —«Милый! Милый! почему ж?»И звучит ответ неложный:«Ах, сестры твоей я – муж!»

Горьки женские упреки,Уговоры же медовы.Светлоликий, светлоокий,Он дрожит, но крепнет снова.Тут в неистовом терзанье,В исступлении безумном,Перед самым зданьем ДумнымЕй дается приказанье,Чтобы кучер на разгонеПовернул к стенам Кремля…И туда несутся кони,Комья белые меля.

То была пора рассвета.Снег стал чуть оперламутрен,Медью, исстари напетой,Разливались звоны утрень.И несчастная ЕленаЗдесь, в любимейшем соборе,В драгоценнейшем уборе,В землю кланялась смиренно.А за ней, как ангел падший,Каясь, плакал Даниил,Что жены сестрою младшейДьявол взор его пленил.

И пошло меж них бореньеЕжедневно, ежечасно, —То лобзанья, то моленья…Жизнь их сделалась ужасна!И, как омут, их крутилоДля забвенья к разным сменам.Святогоров стал спортсменом,Игроком, большим кутилой.Стала Деева мотовкойКрепких бабкиных богатствИ едва ли не хлыстовкой —Частой гостьей тайных братств.

А меж тем уж всё заметнейБыл другим роман их длинный.Про него ходили сплетни,И, увы! не без причины.Раз при юноше к ЕленеПривязался Кралин очень —И бежал его пощечинЗа намек о днях на Сене.А в другой – и от ЕленыБалерине, что слалаВзгляды юноше со сцены,Дерзость сказана была.

Анна лишь (они и рады)Не имеет подозренья,С головой уйдя в наряды,Вся пустившись в приключенья.То цветком она торгуетС милым спутником – студентом,То, пока не брезжит день там,В клубе масок интригует.Лишь порой на ДаниилаПоглядит она, дивясь:Так его переменилаПолусчастливая связь.

Шла зима, весна виднелась —И теперь в глаза кидаласьВечной пары побледнелость,Верной пары исхудалость.Врач красавца поправляетМлечно-пенистым кефиром,А красавица с эфиромЗолотой флакон вдыхает.И удел самоубийцы —Оба – с радостью избрав,У заезжего индийцаПокупают яд из трав.

Тут бесценную услугуОказала им Ненила —То хвалила их друг другу,То совместно их бранила.Скажет девушка: «Старуха!Мы задумали о смерти…» —«Ох, касатики! А черти?Не грешите против Духа!»И сулит добро по картам,И вино несет, хитря…А ветра уж трубят мартом,Зеленеет уж заря.

ГЛАВА VII