Двенадцать королей Шарахая - Брэдли Бэлью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энасия перекатилась на спину, бесстыдно потянулась, глядя на его пах.
– Я бы лучше попробовала кое-что соленое… но можно начать с вина.
Эмре подсел к ней, протянул нужный бокал.
– Значит, вино.
Он подумал, что Энасия, чего доброго, захочет сначала его, но расчеты оправдались: она залпом выхлебала полбокала, надула губы.
– Кисловато… – Она прикончила вино. – Но пить можно.
Эмре покосился на дверь.
– Ты уверена, что Зохра нас не услышит?
– Чего ты так боишься? Я же сказала, что заперла ее.
– Все равно. Не хочу, чтобы она узнала.
– Почему? Я могу принимать мужчин.
– Ты же говорила, что она строгая.
– Была строгая. – Энасия допила остатки и протянула бокал за добавкой. – Да тут можно хоть побоище устроить, на первом этаже никто не услышит. А если она и услышит, то ей все равно.
– Ты уверена?
– Старая карга с каждым днем все меньше на себя похожа. Уж поверь, она уже видит, как трава качается в Далеких полях.
– Я бы тоже не отказался их увидеть.
– И почему это, дорогой Эмре, тебя так тянет в загробный мир?
Попросить у Рафы прощения.
– Ну, все однажды там будем. Просто интересно, как это. Как думаешь, старые боги до сих пор там живут?
– Конечно, почему нет?
– Они ушли из нашего мира, почему из другого не могут уйти?
Энасия нахмурилась.
– Никогда об этом не думала.
Конечно. Ты была слишком занята, обворовывая умирающую старуху!
Энасия прикрыла глаза… но очнулась, борясь со сном, потянулась поцеловать Эмре в щеку.
– Ты почему все еще одет?
Она притянула его к себе, целуя и одновременно вытаскивая рубаху из штанов, развязывая шнурки. Ее ноготки легонько оцарапали грудь, ловкая рука нырнула в штаны.
Эмре осторожно уложил ее на ковер, все еще опасаясь, что желание пересилит действие снотворного, поцеловал в губы, впадинку ключицы, грудь, проложил дорожку поцелуев по мягкому животу. Энасия обмякла вдруг, ее голова запрокинулась, стукнувшись об пол.
– Энасия? – тихо позвал Эмре.
Она не ответила, тихое похрапывание присоединилось к треску огня в камине. Эмре быстро прикрыл ее одеялом, вылил остатки вина в цветочный горшок, оставив немного на дне. Пусть думает, что уснула, потому что они все допили.
Поправив штаны, Эмре взял фонарь и вышел в коридор. За три недели он успел много узнать о доме от Энасии. К примеру, он знал теперь, где Наставница Зохра обитает, где ест, где пишет письма другим Наставницам, Королям или благодетелям с Золотого холма. Он давно наметил места, где нужно искать.
Кабинет нашелся сразу. Им, видно, мало пользовались: воздух спертый, на письменном столе слой пыли. Эмре долго провозился, обыскивая ящички и просматривая бумаги, читая каждое письмо, пролистывая каждую тетрадь, но так ничего и не нашел.
Ему нужны были имена. Имена детей, которым Наставница Зохра помогла появиться на свет. Иначе Хамиду не выйти на нужного человека.
Эмре нашел сейф в тайнике за картиной, изображающей антилопу на белой скале. Она напомнила ему о том детском путешествии в цветущие сады с Чедой – мертвая антилопа в корнях адишары, гудение жесткокрылов вокруг. Как давно это было… тогда они с Чедой были ближе, а теперь… теперь будто чужие. Он скучал по ней. Сказать бы ей об этом, но она постоянно пропадала в Ямах – может, с учениками, может, тренируясь для следующего боя.
О своих делах она не рассказывала. Нашла мужчину и стеснялась признаться в этом?
Сейф оказался незаперт. И пуст.
В маленькой гостиной возле веранды тоже ничего не нашлось. Чем дальше Эмре заходил, тем тревожнее ему становилось. Что, если записей больше не существует? В последний раз их видели годы назад, когда женщина из Воинства устроилась к Наставнице Зохре. Судя по ее отчетам, Наставница вела подробные записи о каждых родах. Делала она это втайне, даже шпионка узнала о них случайно, когда не вовремя вошла к ней в кабинет однажды.
Наставница спокойно закрыла тетрадь, будто ничего не случилось, но шпионка успела увидеть достаточно. Позже она тайком вернулась в кабинет. В тетради было записано все: имена детей, состояние здоровья, вес, цвет глаз и волос. Она успела переписать лишь несколько имен и передать их Воинству – той же ночью за ней пришли три Девы. На следующее утро шпионка была обезглавлена.
Хамид сомневался, что Зохра перестала вести записи. Скорее всего, она придумала для Дев иную причину избавиться от помощницы. Эмре тогда согласился с ним, но больше не был так уверен. Может, она избавилась от тетради, когда заболела, а может, Короли забрали все записи.
Он обыскал все комнаты, кроме тех, где жила Наставница, но когда горизонт на востоке посветлел, он решился. Времени оставалось мало – снотворное не будет действовать вечно.
Он мог подождать, пока Энасия проснется, и попробовать другой ночью, но Энасия могла что-нибудь заподозрить – к тому же, Ренжин возвращался в конце недели. Он и так относился к Эмре с недоверием, а бессмысленная поездка в Ишмантеп могла окончательно его убедить, что что-то нечисто.
Поэтому Эмре вернулся в гостиную, достал из бархатной поясной сумочки Энасии маленький медный ключ и вернулся к покоям Наставницы. Он прислушался и, не услышав ни звука, отпер дверь.
В прихожей не было ничего интересного: испачканный ковер, пыльные столы, тяжелый кислый запах.
Через стрельчатый дверной проем Эмре вошел в следующую комнату, и вонь мочи и дерьма ударила в нос, словно дубина.
Наставница Зохра съежилась в кресле, глядя в угол. От двери Эмре видел только пучок ее седых волос, заколотых золотыми шпильками, и выбившиеся пряди.
– Наставница? – позвал он. – Она не шевельнулась. Если бы не легкая дрожь, пробегавшая по ее телу, Эмре подумал бы, что она мертва. – Наставница?
Не получив ответа, он осторожно подошел, стараясь держаться ближе к стене, и присел на корточки, чтобы Наставница его видела. На таком расстоянии его хотя бы не так сильно тошнило от вони.
Солнце показалось над горизонтом, Энасия могла проснуться в любой миг. Что за дело Эмре до бывшей Девы? Что ему за дело до того, как с ней обращаются слуги?
Его все это не касается. Нужно найти то, за чем он пришел, и убираться.
– Наставница, меня послала Обитель Королей. – Человеку, находящемуся в своем уме и твердой памяти, Эмре никогда бы такого не сказал, но нужно было напомнить ей о Кулашане, о детях, которых она принимала. – Медлить нельзя.
