Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

Моррисон посмотрел сквозь корпус корабля и увидел Конева. Дважды все было наоборот. Он был гам и смотрел внутрь. (А еще было время, когда ему некуда было смотреть).

Моррисона слегка раздражало, что Конев был так спокоен. Он даже не повернулся и не посмотрел в корабль. В руках он крепко держал компьютер, следуя поспешным инструкциям Моррисона об элементарных приемах настройки. Казалось, он с головой ушел в работу. Неужели он и в самом деле был до безрассудства храбр? Неужели у него хватило бы силы воли сконцентрироваться на работе, если бы его унесло, как унесло Моррисона? Возможно, Моррисону стало стыдно за себя.

Он украдкой посмотрел на остальных членов экипажа. Дежнев оставался за пультом управления. Ему пришлось поставить корабль прямо у самой мембраны. Он предложил развернуться и стать на линии, разделяющей оба потока. В этом месте практически не было никакого течения, и им не пришлось бы еще раз так рисковать. Однако Конев тут же отверг его предложение. Он хотел побывать там, где проходила основная масса скептических волн. А для этого нужно было двигаться вдоль самой мембраны.

Дежнев предложил еще повернуть корабль вверх дном. Здесь, в клетке, точно так же как и в космосе, это не имело значения. Если стать вверх дном, камера подачи воздуха, к которой был прикреплен Конев, выходила не на мембрану, а на противоположную сторону. Опять же с целью предотвращения столкновения с цитоскелетными структурами.

И это очень рассердило Конева. Он сказал, что такие структуры встречаются повсюду и в любом случае, ему не хотелось бы, чтобы его и мембрану разделял корпус корабля. Таким образом, он был там, снаружи, и пока все проходило нормально. Дежнев занимался приборами управления, потихоньку что-то насвистывая.

Баранова следила за своими приборами, время от времени задумчиво поглядывая на Конева. Калныня была явно чем-то обеспокоена. Она уже в сотый раз поглядывала на Конева.

Внезапно Баранова спросила:

— Альберт, это ваш прибор. Как вы думаете, сможет Юрий на нем работать? Слышит он сейчас хоть что-нибудь?

Моррисон улыбнулся:

— В меру возможностей я настроил компьютер на него. Ему ничего не нужно делать. Только, по необходимости, регулировать фокус. Но, Наталья, я знаю, он ничего не слышит и не чувствует.

— Почему?

— Если бы он что-то слышал, я бы тоже это услышал или почувствовал. А если точнее, как и он чувствовал меня, когда я был один в потоке жидкости. Я же сейчас не чувствую ничего. Абсолютно.

Баранова выглядела потрясенной.

— Но как же так? Если он получал какие-то ощущения, когда вы были там, то почему он ничего не чувствует, когда у него в руках ваш прибор?

— Возможно, изменились условия. Не забывайте о состоянии агонии, которое ощутил Конев в процессе приема мыслей Шапирова. Ведь это было совершенно неожиданно. До того момента все проходило мирно, спокойно.

— Да, почти идиллия. Зеленые поля. Математические уравнения...

— Могло случиться так, что живая часть мозга Шапирова, если она еще способна к мышлению, вдруг, наконец, осознала то коматозное состояние, в котором находился организм. И случилось это как раз в течение этого часа...

— Но почему это должно было случиться именно в течение последнего часа? Очень странно. Именно тогда, когда мы находимся в мозге,

— Может, мы стимулировали этот процесс своим активным вторжением и это привело к осознанию сложившейся ситуации? А может, просто совпадение? Самая невероятная вещь в отношении совпадений — это то, что они иногда случаются. А теперь на смену агонии и боли пришло состояние абсолютной апатии.

Баранова была в нерешительности:

— Я не могу в это поверить. Неужели Юрий действительно ничего не чувствует?

— Но, может, тогда вернуть его?

— Если бы я был на твоем месте, я бы так и сделал. Он там уже десять минут. Этого достаточно.

— А вдруг он что-то улавливает?

— Тогда он откажется вернуться. Ты же знаешь Конева.

— Постучите по обшивке, Альберт. Вы ближе,— сказала Баранова.

Моррисон выполнил ее просьбу, и Конев повернулся к ним. Пластиковый шлем искажал черты его лица, но ясно были видны хмуро сдвинутые брови. Баранова жестом показала ему возвращаться. Немного поколебавшись, Конев кивнул головой. Моррисон сказал Барановой:

— Вот доказательство.

Коневу помогли войти в корабль, и все увидели, как горит его лицо. Он отстегнул шлем и сделал глубокий вдох:

— Ух, как хорошо! Там становится все жарче, а вибрация все меньше, чем я ожидал. Помогите мне снять костюм.

— Так ты только поэтому согласился вернуться? Из-за жары? — с надеждой в голосе спросила Баранова.

— Конечно.

— Юрий, ты что-нибудь чувствовал?

Конев нахмурился:

— Нет, ничего. Совершенно ничего.

Моррисон опустил голову, на его правой щеке резко дернулся мускул, но он не улыбнулся.

— Ну что же, Наташа, наш юный капитан, — с улыбкой сказал Дежнев, — что дальше? Есть идеи?

Ему никто не ответил. Казалось, его не услышали. Конев вытирал пот с лица и шеи. В его взгляде на Моррисона не было намека на улыбку.

— Когда вы были снаружи, шла интенсивная передача сигналов...

— Я уже говорил вам, что ничего подобного не помню, — холодно возразил Моррисон. — Может быть, все зависит от того, кто держит прибор?

— Я в это не верю. Наука заключается не в вере, а в доказательствах. Если мы как следует закрепим вам компьютер, то вы сможете поработать там минут десять, не больше.

Моррисон ответил:

— Я не согласен. Однажды мы уже попытались.

— Но я чувствовал мысли Шапирова, даже если вы утверждаете обратное. Вы чувствовали всего лишь эмоции, а не мысли. Слов не было.

— Это потому, что вы для себя сами это признали. Попробуйте еще раз.

— Нет, ничего не получится.

— Вы испугались, потому что вас унесло. Но на этот раз вы не оторветесь. Со мной же ничего не случилось. Вы не будете бояться.

— Ты недооцениваешь мои способности бояться, — пожав плечами, ответил Моррисон.

Конев с возмущением воскликнул:

— Нечего сказать, хорошенькое времечко для шуток!

— А я и не шучу. Меня легко напугать. Мне хватает твоей...

— Смелости?

— Ну, если ты хочешь признания, что мне не хватает смелости, я признаю это.

Конев резко повернулся к Барановой:

— Наталья, ты — капитан. Прикажи Альберту сделать еще одну попытку.

— Не думаю, что могу приказывать ему в такой ситуации. Что толку, если мы опять запакуем его в скафандр и вытолкнем из корабля? Если он не в состоянии работать, мы ничего не добьемся. Я могу только его попросить. Альберт...