Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

Хотя физически владыка сильно ослабел, – его поразило неизлечимое нервное заболевание, приведшее к параличу ног, – но сохранил все умственные силы. Он, например, в 1935 году принял участие в обсуждении учения протоиерея Сергия Булгакова о Софии, Премудрости Божией, и признал это учение еретическим. Его слово оставалось решающим, его авторитет – непоколебимым. В мае 1931 года Архиерейский Собор РПЦЗ присвоил ему титул «Блаженнейший».

Скончался митрополит Антоний 10 августа 1936 года в городе Сремски-Карловцы, перед кончиной он принял схиму. В Белграде 13 августа Патриархом Варнавой и сонмом архипастырей была совершена Божественная литургия. Отпевание усопшего совершил его преемник на посту главы РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский). Похоронили владыку Антония на русском участке Нового кладбища Белграда в Иверской часовне.

Удивительно цельная и яркая личность, митрополит Антоний исповедовал высокие идеалы Христа и старался быть им верным с детских лет до последнего дня жизни. Он выделяется из ряда выдающихся церковных деятелей России редкой открытостью, силой характера и страстностью натуры. Он не раздумывал долго перед встававшими вопросами и проблемами, не колебался, – похоже, что сомнения вообще не были ему свойственны. Сразу, наотмашь он принимал решения, в которых был уверен, ведь это были его решения, а он прекрасно сознавал силу своего интеллекта, объем познаний и богатство опыта. И он оказывался прав – почти всегда.

Великий иерарх, выдающийся духовный писатель, яркая личность, без учета деятельности и влияния которой невозможно верно понять историю Русской Церкви на рубеже XIX–XX веков, – трудно в нескольких словах исчерпывающе охарактеризовать митрополита Антония (Храповицкого). Он долго жил, он много трудился. Он всегда был с Богом, всегда в Церкви, а если заблуждался, то и заблуждения его оказывались соразмерны широкому размаху его натуры.

Человек Церкви иа рубеже эпох

С. Н. Дурылин

Водном из залов Церковно-археологического кабинета Московской Духовной Академии выставлен портрет кисти М. В. Нестерова, на котором изображен молодой православный священник. Приглядевшись, замечаешь, что не так-то он и молод, а внутреннее напряжение во взгляде свидетельствует о тяжелых испытаниях, перенесенных в жизни. Кто это? Подпись под портретом удивляет: «Портрет неизвестного священника», но ведь Нестеров-то знал, кого он пишет, и время написания – конец 20-х годов XX века – сравнительно близко к нам, чего ж таиться? Дело в том, что это портрет Сергея Николаевича Дурылина, уже снявшего с себя священнический крест и рясу, и потому художник не желал привлекать лишнего внимания к человеку, жизнь которого оказалась напрямую причастной к непростым проблемам Церкви той тяжелой поры потрясений и испытаний.

Первоначальное название портрета – «Тяжелая дума». И действительно, человек, смотрящий на нас с портрета, имел судьбу сложную именно потому, что оказался не только причастным, но и прямо участвующим в важных процессах переустроения церковной жизни России в первые десятилетия XX века, того века, в котором Православная Церковь приподнялась было, сбросив с себя оковы синодального правления и гнет государственного пригляда, но встать в полный рост так и не успела, попав вскоре под много более тяжкий гнет богоборческого атеистического государства.

Есть люди, в судьбах которых эпоха отражается удивительно ярко. Их жизнь оказывается настолько тесно переплетенной с историческими событиями, будто сама История пишет их судьбу, предлагая всегда очень трудный и опасный выбор пути. Сергей Николаевич Дурылин был активным участником многих событий в общественной и церковной жизни России начала XX века, будучи деятелем «второго ряда». Он не из тех, кто принимал судьбоносные решения, но от него и от стоявших рядом с ним, – а это богословы о. Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков, художник М. В. Нестеров, композитор И. К. Метнер, поэт Б. Л. Пастернак, известные московские священники о. Валентин Свенцицкий, о. Алексей и о. Сергей Мечевы и десятки менее известных нам людей, – зависела судьба этих решений.

Марксизм – либерализм – христианство – Православие – таковы вехи его духовного развития, во многом типичного для того времени. Борьба за возрождение Церкви, за снятие с нее панциря «ведомства православного исповедания» и превращение в центр духовной жизни человека, обсуждение и решение многосложных вопросов о соотношении традиции и новизны в церковной жизни – это все начиналось тогда, но не получилось. Те же вопросы остаются и для нас во многом нерешенными до конца. Тогда не по своей вине Церковь потеряла целый век. Нам бы не потерять времени впустую…

В данном очерке не ставится задача рассказать о жизни С. Н. Дурылина – это отчасти сделал он сам в опубликованной книге «В своем углу», появились статьи и воспоминания о нем, проводятся специальные конференции. Здесь задача иная: увидеть в его судьбе – судьбу его времени, постараться понять цели и мотивы деятельности церковных людей, оказавшихся призванными к действию на переломе эпох в жизни Русской Церкви.

Как шел Дурылин к священству? То был типичный путь разночинца конца XIX века. Он родился в 1877 году и рос в тихом уголке Москвы, у Богоявления, что в Елохове, в собственном большом доме Николая Зиновьевича Дурылина, купца средней руки. Богоявленский приход был большим. Вокруг высокого и красивого храма (позднее ставшего кафедральным собором) стояли в то время купеческие и дворянские особняки, деревянные дома в обрамлении садов и палисадников; тихо было, булыжная мостовая заросла травой. Но ко времени рождения нашего героя неподалеку встали высокие кирпичные корпуса фабрик, а позднее на Коровьем броду появилось Высшее техническое училище. Текла тихая Яуза, и так же мерно текла жизнь маленького Сережи, окруженного любовью родителей. Нежную любовь к матери, Анастасии Васильевне, он пронес через всю жизнь; в письме от июля 1915 года признавался: «Со смертью мамы я потерял самую оправдывающую нужность своего существования, и теперь мне не найти ее…» (47, с. 26).

С. Н. Дурылин

Церковь была естественной частью жизни. В Елохове, вспоминал Дурылин, «стоят плечо с плечом, грудь в спину, спиной в грудь. Несколько тысяч человек в церкви – и все “простого” народу… Крестины и похороны были непрерывным ежедневным явлением у Богоявления, а каждое воскресенье… в церкви венчали пара за парою новобрачных, богатых и бедных…». Семьей ездили к Троице, на Угреши (Николо-Угрешский монастырь).

Ровное течение детства оборвалось с разорением и скорой смертью отца, когда Сергею едва минуло десять лет. Пришлось узнать изнанку жизни. Еще мальчиком он становится репетитором у состоятельных недорослей. Давал уроки за обед, за ужин, «а лучше бы хоть за пятачок», вспоминал позднее. Проявившиеся литературные способности побуждали Сергея Дурылина к творчеству. Были написаны «холмы» стихов и прозы, самостоятельные исследования поэзии Лермонтова, оставшегося любимым поэтом на всю жизнь. Гимназия оказалась ему не нужна, да