Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - Эд Лейси

— А почему нет? Мы же никогда себя на тот счет не обманывали. Сейчас папа Марти поделится с тобой открытием, сделанным им, — мы живем в мире шлюх, который из всех нас так или иначе делает шлюх.

Барбара снова бросила на меня лукавый взгляд.

— Мне кажется, ты сейчас высказал очень глубокую философскую мысль. Мне надо будет на досуге поразмыслить над твоими словами. Марти, а девица, что приходила сегодня утром и тебя спрашивала, правда твоя бывшая жена?

— Угу.

— Она такая… Я такой мечтала быть, когда совсем еще девчонкой была, — действительно очень красивая женщина.

— Видела бы ты ее лет восемь-девять назад.

— Нет, она и сейчас очень красивая, потому что знает, что далеко уже не девочка, а все равно в ней так много еще осталось от девчонки — какая фигура!

— Можно сказать, она была чересчур красивая.

— Как же ты мог упустить из рук такое сокровище?

Я опять шлепнул ее по заду.

— Да вот из-за такого сокровища и упустил! Но тогда это уже не имело значения. Фло была как молодой боксер — постоянно тренировалась и мечтала о чемпионских медалях. Отказывала себе во всем, что могло испортить ее фигуру. Скажем, от ночной рыбалки в открытом море у нее, видите ли, могла обветриться кожа… Ну и все в таком духе. Теперь она просит меня вернуться, и у нее для меня есть сногсшибательная приманка.

— Теперь ясно, почему ты тут на все махнул рукой — к ней возвращаешься?

— Нет, уже слишком поздно. — Меня вдруг страшно утомила вся эта болтовня. — Милая, может, тебе прогуляться? Я хочу поспать.

— Ладно. Спасибо за духи. Пожалуй, и мне в такую жару самое лучшее тоже поспать.

Она ушла, а я сел на кровать, размышляя, как бы убить остаток дня — последнего в моей жизни. Хорошо бы напиться, но с моим больным брюхом можно было испортить себе сегодняшний вечер, а в том, что все состоится именно сегодня вечером, я не сомневался. Ехать на пляж мне было лень.

И тут задребезжал телефон — звонил мой дружок из Управления иммиграции. Он сообщил мне то, что я и ожидал услышать, ну и, конечно, все сошлось — как я и предполагал. Ну вот, теперь все встало на свои места — картина прояснилась. Теперь я мог вытащить свой улов, просто позвонив Биллу, — за раскрытие такого дела его по меньшей мере ожидал капитанский чин, — но ведь у меня тут была, своя выгода, то единственное, что имело для меня значение.

Впереди у меня был целый день, и стену моей конуры начали действовать на меня угнетающе. Я вышел в вестибюль отеля и зашагал к выходу, а Лоусон спросил вдогонку:

— Вы куда это собрались, Бонд?

— Да вот собрался оторвать твой длинный нос! — ответил я и, развернувшись, грозно направился к стойке. Он юркнул в служебный кабинет.

— Я же просто так спросил — на случай, если вам будут звонить!

— Всем, кто будет звонить, отвечай: я на Вашингтон-сквер провожу перепись «голубых»!

Я дошел до Седьмой авеню. По дороге съел пирог и выпил кофе. Меня по-прежнему пасли. И я решил попрощаться с Лоуренсом.

Врач не был рад моему приходу.

— Мистер Бонд, в последний раз вы очень его расстроили. Пойду узнаю, захочет ли он вас видеть.

Он вернулся через несколько минут и сказал, что я могу войти.

— Только ненадолго и, пожалуйста, никаких споров с ним не устраивайте.

У дверей торчал все тот же полицейский, и, когда я входил, он бросил на меня хмурый взгляд. Мальчишка сидел в кресле-каталке. На носу пластырь, голова забинтована. Он был голым до пояса, с повязками на ребрах.

— Ну что, малыш, идешь на поправку?

— Врачи говорят, что иду. — Он внимательно смотрел на меня. — Я рад, что ты пришел, Марти. Я поразмыслил над тем, что ты мне рассказал, и все-таки решил стать полицейским. Попробую, по крайней мере. И я буду хорошим полицейским хотя бы для того, чтобы никакой другой Марти Бонд не смог превысить свою власть.

Я пожал плечами.

— Давай, Лоуренс. Если сможешь. Что ж, если ты не передумал, если сдашь экзамены — они примут тебя с распростертыми объятиями.

— Это твоя очередная шутка?

— Малыш, ты случайно наступил на такую мину… И смотри не отступай от своей первоначальной версии. Ты же ни на секунду не сомневался, что нащупал крупное дело.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Поймешь утром. И только не скромничай. Жми на гудок вовсю. Полицейские не хотели тебя слушать, но ты-то сразу понял, что в лавке у Ланде творится что-то очень подозрительное! Впрочем, полицию особенно не топчи, но и не дай репортерам забыть про тебя. Я целиком и полностью отношу на твой счет все заслуги за…

— Так ты раскрыл дело?

— Завтра мы с тобой будем героями Нью-Йорка. Но больше не задавай вопросов — наберись терпения и жди. Пока, малыш!

— Марти, ты не можешь рассказать по-человечески?

— Завтра все узнаешь. Надеюсь, это нападение тебя кое-чему научило. Хотя я в этом сомневаюсь. Может быть, оно научило тебя не учиться всем житейским премудростям на своей шкуре. Прощай, Лоуренс!

— Подожди, Марти!

Я открыл дверь.

— Папа, постой! — Я тихо закрыл за собой дверь, подмигнул охраннику и вышел на Седьмую авеню.

Было начало четвертого, и я зачем-то перешел на другую сторону авеню и купил билет в кино. В темном зале было прохладно, а фильм оказался цветной мелодрамой, снятой в Европе, и я с удовольствием разглядывал улицы Неаполя и Рима, которые помнил с войны. Сюжет был ужасающе глупым. Во второй картине Голливуд в стотысячный раз вел освободительную войну на Дальнем Западе против индейцев. Я жевал мятные таблетки, сморкался и гадал, составил ли мне компанию в этом кинозале мой хвост.

Было почти семь, когда я вышел с прохлады на жару. Мне было немного жаль себя — не зная, как распорядиться последними часами своей жизни, старый дурак убил их на какую-то муть, проторчав в кино.

Я дошел до Восьмой авеню и съел роскошный ужин — креветки, морские гребешки и прочие дары моря. Несмотря на обилие еды, мой желудок не подавал признаков недовольства, но, дойдя до «Гровера», я первым делом побежал в сортир. Я вернулся в вестибюль и, зайдя в служебное помещение, вырубил там радио.

Тут же приковылял Дьюи.

— Эй, я слушаю радиопостановку!

— Забери приемник с собой. Мне надо кое-что напечатать. Я же просил тебя не отлучаться от стойки — пока ты охлаждал свое вино в служебке, в отель въехал парень.

— Это просто чушь! Я ни на секунду не… А ты откуда знаешь?

— Ладно, проехали — вали отсюда!

У меня ушел час на то, чтобы настучать на машинке письмо под копирку, где я рассказал Биллу о том, каким образом Бокьо угрохал Забияку Андерсона. В своем рапорте я особо подчеркнул заслуги Лоуренса. Я даже предложил Биллу допросить Вилли Ланде на предмет выяснения мелких подробностей. Запечатав письмо в конверт, я написал свою фамилию на обороте, чтобы несколько поумерить любопытство Дьюи, и адресовал письмо Биллу, указав номер его служебного телефона.

Потом я пошел к себе в номер, побрился и помылся, точно жених перед брачной церемонией. Сбросив лишний вес, я находился в неплохой форме — внешне я выглядел сейчас куда здоровее, чем когда-то в далекой юности. Еще я проверил свой револьвер и сунул его в карман вместе с несколькими запасными патронами и фонариком. Потом вытащил из кладовки старенький чемодан и выгреб из-под белья свой армейский пистолет 45-го калибра, который я контрабандой притащил с собой на гражданку после демобилизации. Проверив пистолет, я привязал его ремешком к правой ноге над лодыжкой.

Часы показывали двадцать минут девятого, за окном начало смеркаться. Меня беспокоила только одна вещь — Ланде могло не оказаться дома. Он вполне мог уйти в кино или еще куда. Но ведь рано или поздно он должен был вернуться.

Оказавшись в вестибюле, я знаком попросил Кенни занять место за стойкой портье, а сам повел Дьюи в свой номер. Он сел на стул, отглотнул хереса из фляжки, которую выудил из заднего кармана брюк, и спросил:

— Ну, что мы задумали?

— Мы задумали то, что требует трезвой головы. Дьюи, прикончишь эту фляжку и больше за ночь ни капли — усек?

— Ты теперь подался в трезвенники?

Я достал из кармана все, что у меня там было, — три десятки, пятерку и четыре доллара. Сложив банкноты вместе, я разодрал их пополам и, отдав Дьюи половинки каждой, сказал:

— К полуночи получишь остальное — можешь хоть всю неделю не просыхать, но в ближайшие три часа ты работаешь на меня — усек?

Дьюи с жалостью помял разорванные банкноты.

— Марти, зачем мне этот зеленый салат?

— Это тебе в напоминание о том, что, если ты сорвешь дело, корешки этого салата тебе никто не отдаст. Твоя задача очень проста: не отлучайся от стойки — ни на секунду, даже если в «Гровере» случится пожар. Я тебе плачу за то, чтобы ты сидел на телефоне. И смотри, не потеряй вот это! — Я вручил ему письмо для Билла Аша. — Смотри, чтобы это письмо не попало ни в чьи лапы, чтобы никто его у тебя не видел. Усек?