Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - Эд Лейси

Стоило мне раскрыть рот, как кровь залилась под язык, и я едва не захлебнулся.

— Чево ты добиваесся? В газеты хочешь попасть или в полицию вернуться?

— Хочу свою долю, — сказал я, мои слова прозвучали так, словно я говорил с полным ртом земли.

— Да ты никак потрясти нас хочешь? — Он захохотал беззвучным смехом.

Я попытался кивнуть, но моя голова только бессильно мотнулась на одеревеневшей шее.

— Убьешь меня — тебе же будет хуже, — продолжал я. Чем больше я говорил, тем увереннее становился мой голос. — Я послал самому себе письмо до востребования, а обратным адресом поставил отделение полиции. Если я завтра не получу, его, письмо отошлют обратно и вскроют… И вы с Бокьо погорите… — Придумка была не Бог весть какая, но должна была сработать.

— Ха, ты чо ж думаешь, сволота, ты со щенками игру затеял?

— Нет, Боб, я думаю, что это тебе хватит щенков задирать — ты попробуй-ка на волка выйди…

Он молчал, сверля меня своими ледышками-глазами. Я вдруг перепугался, что он просто уйдет и оставит меня валяться здесь.

— Я бы никогда ничего не распутал, если бы ты, парень, выучился наконец говорить, как городской. А то ты до сих пор гундявишь, как деревенщина…

Он ударил мне ботинком в ухо. На секунду мне показалось, что мою голову надули, как воздушный шарик, но в следующее мгновение я уже оклемался.

— Каждый твой удар, Боб, только повышает цену. Вы с Бокьо сильно просчитались, угрохав Забияку в мясной морозилке, — больше так никогда не делайте. А что это вдруг Бокьо опять взялся за старое — убивать стал? Никак ему подвернулось дельце на миллион, и он не смог устоять перед искушением убрать Андерсона собственноручно?

«Подсадной» опять застонал, и Боб вмазал ему револьвером по темени, снова отправив его в глубокий нокаут.

— Я ж те сказал — никаких лехций!

Я слабел. Моя рубашка вся пропиталась кровью. Я понизил голос, точно вот-вот мог потерять сознание, и прошептал:

— Все… в письме… Бокьо, наверное, даже и не подозревал, что у него есть такой родственник… Ланде-мясник. Или Вилли не знал. А потом… вдруг старику Бокьо приспичило угрохать Забияку. Может, он видел этот трюк с морозилкой в кино. Может, кто его надоумил. И вот он начинает искать подходящую мясную лавку с морозильником и… находит ее… прямо под носом — да еще и владелец ее… родственничек. Бох, он же Бохштейн! Все… в письме… все!

— Ах ты, сволота поганая, чево те надо?

— Десять штук, — просипел я.

Боб наклонился надо мной.

— Чево?

— Десять штук. — Я чуть не прыснул от смеха: Боб Смит, знаменитый контролер мафии, оказался глухим как тетерев.

Он чуть не споткнулся об мои ноги.

— Десять штук?

— Если я умру… вам крышка, — прокряхтел я.

— Ты чо ж думаешь, мы совсем уроды — отступного те давать, чтоб ты опосля нас тряс?

Я махнул рукой.

— Ну что ж, ну потрясу маленько. Так, по мелочи. Я же понимаю, когда нельзя перегибать палку, — и тут я перешел на бессвязное бормотанье.

— Чево? Громче говори, гад!

Я прошептал что-то совершенно неразборчивое и чуть отодвинул правую ногу вбок. Даже если мне мой трюк не удастся, думал я, он меня точно пристрелит.

— Ты, громила хренов, ты хоть соображаешь, что я могу тя так уделать, чо ты у меня заговоришь как миленький, а опосля бушь сам просить тя пристрелить, шоб не мучился!

— Письмо… Не забудь про письмо! — произнес я достаточно громко. — Отвези меня к врачу… а то я умру!

Он заколебался.

— У… мираю… — забормотал я и напрягся, картинно изобразив содрогание, а сам тем временем еще дальше отодвинул правую ногу.

Боб склонился ниже.

— Эй! Ты получишь бабки! Эй, слышь? — повторял он, как последний болван. У меня был полный рот крови, и из-за этого я говорил булькающим шепотом, похожим на предсмертный хрип.

Смит выпрямился, и я подумал, что переборщил. Но он вытащил из кармана пригоршню долларовых бумажек, наклонился и помахал бумажками перед моим лицом.

— Во, смотри! Вот твои бабки! Слышь? Получишь ты…

Собрав остатки сил, я мощно выбросил вперед правую ногу — с привязанным к лодыжке армейским 45-го калибра, — и в тот же миг Боб попытался отпрянуть и выпрямиться во весь рост. Грохнул выстрел моего револьвера, который он не выпускал из руки, и пороховое пламя полыхнуло мне прямо в глаза, но нога все же вонзилась ему в правый висок.

Смит покатился на асфальт, а я, ослепленный выстрелом и оглушенный ударной волной, с трудом удерживал равновесие. После короткой вспышки тьма вокруг, казалось, сгустилась еще больше, и понадобилось немало времени, чтобы мои глаза вновь стали различать предметы вокруг. Зато боль в плече, куда попала пуля, я почувствовал сразу. Правда, я мог двигать левой рукой, так что рана была не слишком серьезной, но мне пришлось немало попотеть, чтобы встать на ноги. На ногах мне значительно полегчало.

Я схватил фонарик Смита и осветил «бродягу». Кровь залила ему лицо, но он был жив — кровь булькала у него на губах в такт дыханию. Я поспешно выпрямился, потому что у меня снова закружилась голова. Кровотечение было такое сильное, что я уже слышал хлюпанье в ботинках.

Вида собственной крови я не испугался, к тому же у меня еще были неотложные дела. Я глубоко вздохнул, как штангист перед жимом, и, оттащив, бездыханное тело Боба к краю аллеи, посадил его у стены дома, чтобы он мог послужить мне хорошей мишенью. Эта операция едва не лишила меня последних сил, и мне самому пришлось прислониться к стене и немного передохнуть. Меня забавляло все происходящее — и как я неловко волочу ноги, и Как деловито подготавливаю собственное убийство.

Боб шевельнулся, но я ударил его затылком об стену — аккуратно, чтобы не дай Бог не убить его и не лишить себя собственного приза. Я осветил его фонариком и обыскал. На боку у него висела кобура с пистолетом, второй ствол я нащупал в потайном кармане на рукаве. Ну, там-то он явно припрятал малокалиберную игрушку, из которой он мог бы уложить меня только при удачном выстреле в упор или расстреляв в меня всю обойму. Я не стал трогать нарукавную игрушку, оставив себе шанс быть убитым именно из нее. Деньги, которые он совал мне в нос, лежали у него в кармане пиджака, и, сам не знаю зачем, я взял несколько сотенных, а потом переложил фонарик в левую руку. Моя левая была вся в крови, и фонарик, выскользнув из ладони, шлепнулся на асфальт и погас.

Я стоял в темноте, старясь сохранять равновесие и проклиная свою глупость. И мне и Бобу свет обязательно понадобится. Я наклонился над Бобом и отодрал рукав от его пиджака, потом нашарив в темноте «бродягу», снял с него пиджак и штаны. Из этого тряпья я сложил кучку, а сверху положил деньги. Потом сложил кучку поменьше из скомканных банкнот и поджег их своей зажигалкой. Я положил револьвер Боба и свой «полицейский специальный» около него — так, чтобы он мог видеть оба, но не смог бы до них дотянуться. Я вытер ладони и, отвязав свой армейский от лодыжки, положил его в карман. Банкноты сгорели дотла. Я прислонился к стене, закрыл глаза и стал ждать.

По прошествии нескольких секунд, показавшихся мне часами, я услышал, как Боб застонал, а потом сел. Я достал зажигалку и поджег лежащие на одежде доллары.

Боб смотрел на меня из-под окровавленных бровей. Половина его лица сильно опухла и посинела. Он как бы невзначай потер ладонью о бедро и, наверное, улыбнулся, решив, что я прохлопал спрятанный на рукаве ствол. Не знаю почему, но вдруг впервые в моей жизни вид чужой крови и разодранной кожи вызвал у меня приступ тошноты.

Я пошатываясь стоял перед Бобом и держал правую руку на рукоятке спрятанного в кармане армейского автоматического. Вонючее пламя, пожиравшее бумагу и ткань, отбрасывало на нас таинственные кривые тени.

— Ну вот, наконец-то мне попалась крупная рыба, — сказал я. — Большой гангстер. Главный контролер мафии. Ты думал, что ты выше закона, выше меня, что ты сам себе закон. Ты даже по-быстрому разобрался с воришками, которые ограбили Вилли Ланде. Видно, сильно перепугался, что они могли заметить труп Забияки Андерсона у Вилли в морозилке? Но впервые я…

— Деньги! — прохрипел Боб. Похоже, я сломал ему челюсть. — Ты ж деньги взял…

— Кто взял? Болван, нужны мне твои деньги! Да я сейчас тебя так уработаю, я тебе последние мозги вышибу, ты у меня калекой останешься… если выживешь! — Я сам себя не слышал. Я думал, что мне не хотелось и не было нужды избивать этого бандита.

Огонь догорал.

— Я тебя тут и порешу, чтобы ты уж больше никого не мог…

Но Боб и впрямь был молодец: короткое движение левой рукой, которого я бы и не заметил, наверное, если бы не знал о существовании в рукаве потайного кармана, — и вот уже в его правой ладони оказался короткоствольный автоматический пистолетик европейского производства. Может быть, это была только странная игра света и тени, но мне в первый момент показалось, что так блестеть может только латунная игрушка. Однако тут же я почувствовал два коротких укола в живот.