Невольница. Книга вторая - Сергей Е. ДИНОВ

Изящная девушка в кринолине болезненно морщилась, извивалась гибким телом под медвежьим напором и ласками супруга, вяло отпихивалась, смущенно поглядывала в сторону оторопевшего Веденяпина. Беглянку, как щенка за шею, головой вперед запихнули в головную машину. Из этого белого низкого фургона, напоминавшего гигантский гроб, украшенный цветами, выскочили пьяные друзья жениха, с воплями «куда пропал, дурила?!», подхватили ошалевшего Рому под руки, на ходу втиснули в машину.

В пьяной вакханалии Веденяпин с удивлением отметил, что вся компания была разодета в дорогущие фраки, цилиндры и кафтаны, расшитые золотом. В конце тоннеля лимузина у кабины водителя пьяный жених завалил на пол и душил поцелуями и объятиями свою суженую. Веденяпин ненароком подумал, что жених весьма похож на увальня Роберта Воротова, второго оператора фильма. Неуемный верзила Роба так же лез к симпатичным дамам при первой же встрече со слюнявыми поцелуями и обниманиями, чем отпугивал невероятно.

Ошалевшего Веденяпина с головой облили пенным теплым шампанским, облобызали и сунули фужер с бурным напитком. На этом аналитические способности актера закончились, начался безмерный выпивон всего подряд, что предлагала щедрая и разнузданная компания: шипучего «шампуня», жгучей водки и благородного горячительного коньяка. Бурное веселье продолжалось по раскачивания люльки лимузина в движении по улочкам Одессы.

– За здоровье молодых! – гаркнули зычным голосом, вероятно, в тысячный раз. Оригинальный тост поддержали общим восторженным воплем. На некоторое время Веденяпин забылся в приятной истоме тела и мозгов в этой чуждой, но дружелюбной куче-мале накрахмаленных рубашек, шифоновых и шелковых платьев, скрипучих капроновых чулок, что оказывались у него под носом с самых невероятных изгибах женских бедер, икроножных мышц и даже изящных девичьих пяточек. Погребенный под костюмным завалом, укрытый парфюмным душистым облаком, актер не просто забылся, он заснул.

В состоянии жуткого похмелья, с дикой головной болью, несчастный Рома очнулся поздним вечером. Дырявый чернильный небосклон колок глаза мерцанием звезд, давил удушливой влажностью, навалившись черными кронами дерев. Тряпичной куклой валялся столичный актер в кустах, на газоне улицы Энгельса, что у парка Шевченко, с бутылкой недопитого шампанского в руке, в растерзанном сюртуке, словно его, на скорую руку обыскали «гоп-стопники», оторвав несколько пуговиц на память. Что, впрочем, вполне вероятно, при старых-то воровских традициях Одессы. Репринтное издание «Истории» Скальковского, с синими раскинутыми, перемятыми страницами, будто сломанными перьями птицы, на счастье, валялось рядом.

В тот поздний вечер, призраком дворянки в кринолине, пред туманным взором Веденяпина вновь явилась очаровательная девушка, подтверждая не вполне бредовую ситуацию похмельной абстиненции. Видение чудесной дамы проплыло совсем рядом по тротуару, волоча за собой душистый шлейф аромата французских духов и сброшенный с плеча газовый розовый шарф. Мало того, девушка наклонилась к сидящему в траве, в позе киргиза, беспомощному актеру и милосердно поинтересовалась:

– Вам плохо?!

Тут же ее одернул грозный окрик толстомордого супруга из-под арки ближайшего дома:

– Куда опять, идиотка?! Сбежать задумала?! А ну, вернись, тварь!.. Но ты у меня дождессся!..

Веденяпин немощно ссутулился на эти матерные окрики, которые могли относиться к нему самому, пьяному, растерзанному, разобранному, но никак не к милой девушке, в образе костюмированной красавицы XIX века.

– Пьяная скотина! Завтра ноги мне будешь лизать! Урод! Ненавижу!.. – зловеще прошипело видение юной дамы в сиреневом кринолине, послушно перешло улицу и удалилось в сумрак под арку старинного дома.

– М-меня?! Н-ненавидеть?! За что?! – возмутился Веденяпин, но пока с трудом поднимался на ноги, вечерняя улица оказалась безлюдной. Актер покачался на ватных, подгибающихся ногах, оглянулся по сторонам, более уверенно перешел через улицу, отчетливо запомнил номер дома, небольшую гипсовую маску женского лика над аркой и окном под теремом фасадного помпеза. Прошелся в колодце одесского двора, но красавицу из позапрошлого века не нашел. Лишь где-то глубоко во дворах из распахнутых окон доносилась громкая танцевальная музыка в силе «диско» и разгульный гогот подгулявшей компании.

Удрученный тяжким, похмельным состоянием, невероятными «глюками», как ему казалось, на грани бреда, – Веденяпин вернулся в гостиницу «Экран». Избегая встреч со знакомыми и коллегами, он не воспользовался лифтом, прокрался по лестнице в свой номер, упал одетым на развороченную постель и провалился в тяжкий, удушливый сон.

Ранним утром Веденяпин бодрячком опохмелился в буфете гостиницы. С утра «киношникам» не наливали, но Рома выклянчил у сварливой буфетчицы стаканчик прохладной водочки, закусил плавленым сырком «Дружба». Воспрял духом и плотью. Ничего более приятного блаженной невесомости, после разлившейся по всему телу теплоты, актер потом долго не испытывал.

Странную метаморфозу с изящной дамой в кринолине и ее безобразного, грубого, жирного супруга Роман уверенно отнес к галлюцинациям организма, отравленного спиртным. Но отвратительные фразы в мужском исполнении, типа, «тварь!», «идиотка!», и женские шипящие ответы: «скотина!», «урод!», «ненавижу!», – всё еще болезненно стучали молоточком в воспаленном сознании Веденяпина, будто доносились из другого измерения, параллельного мира грязной бытовухи и чудовищных семейных отношений.

Исторического сюртука актер не снял, расправил, по возможности, складки на брюках, аккуратно перевязал ленточный «галстух» на несвежей белой рубашке с воротником – стоечкой и… отправился на прогулку по Одессе в надежде еще раз встретиться с красавицей в кринолине, чтобы ночное видение обрело дневную плоть.

В тот день актер отмечал на своем пути всяческие исторические странности, словно выключился из современности и плыл в некоем поэтическом эфире. В задумчивости набрел он на два звена трамвайных рельс, как выяснилось позже, рельс для конки5, что перечеркнули поперек Пушкинскую до начала Дерибасовской. Веденяпина это обстоятельство нисколько не удивило. Он находил тому вполне логичное объяснение:

– Рельсы, господа, оставили, чтобы добраться с одной стороны Пушкинской до другой. Разумеется, на конке, – пояснил Роман глуховатому старичку-пенсионеру. Тот тоже с интересом приостановился перед звеном рельс, закатанных в горячий асфальт.

– Та шо ви такое говорите?! – восхитился старый одессит. – Та ни може такого быти?! Как же я сам не дотумкав до такой приятной подробности?.. Хожу тут рядом полвека…

Никто из других прохожих шутку не оценил. Туристы, случайные прохожие, одесситы, озабоченные наплывом чужаков, торопливо проходили мимо.

Актер путешествовал по Одессе в гордом одиночестве и всё глубже погружался в историю, выхватывал взглядом архитектурные раритеты, что сохранились в потаенных уголках портового города. Под низким балконом двухэтажного уютного домика по Греческой улице он безошибочно угадал в каменных столбиках с круговыми желобками у вершинок – старинные коновязи. В стародавние времена кавалеры могли привязать скакунов под балконом «дамы сердца» и тут же с седла забраться в спальню к возлюбленной. Удобно, практично, романтично.

Услышав перестук конских копыт по брусчатке, Веденяпин перегнулся через перила моста. Его взору сначала явился на внешней стороне чугунных перил моста густо закрашенный черной краской двуглавый орел. Затем внизу, по спуску Кангуна проследовала изящная, сверкающая лаком и золоченым декором карета, запряженная парой пегих6 лошадей.

Романа это обыденное явление оставило спокойным и рассудительным. Похоже, деловые одесситы катали в антикварных каретах отдыхающих и туристов. Но состояние отрешенности от реальности у впечатлительного актера усиливалось.

Разбередила фантазию и «добила» приятными совпадениями романтичного Веденяпина женская старомодная туфелька на каменном крыльце старинного особняка – дома купца Маргулиса.

Роман запомнил этот особняк, расположенный едва ли ни на самой высокой точке города, в экскурсии по Одессе, что провела для него обаятельная одесситка Светлана Темикова, встреченная им случайно на круизном теплоходе в середине 80-х годов прошлого столетия. Веденяпин тогда впервые в жизни попал в Одессу. На последние деньги Рома отправился в одинокий вояж по морю из Новороссийска, где находился на съемках фильма. Отправился только для того, чтобы посетить замечательный город.

Заботливая, приветливая Светлана устроила бродягу Веденяпина в спортивную гостиницу при стадионе и на следующий день провела потрясающую экскурсию. Лучшего гида в своей жизни Роман никогда не встречал. Светлана поведала много интересного «за Одессу» и завершила экскурсию фразой в стиле коренной одесситки на этом самом месте: