Наследие Божественной Орхидеи - Зорайда Кордова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боливар вышел из-за ширмы в ванной. Он был обнажен. Ее сердце затрепетало, напоминая о том, как сильно она любила и хотела его когда-то. Вытирая торс, он следил за ее взглядом, устремленным на нижнюю половину его тела. Она вспомнила время, когда они принимали ванну вместе, опустошая ее своей страстью. Потом вспомнила Сафи, проституток в Амстердаме, близнецов-акробаток, актрису в Монако, герцогиню в Лондоне. Особенно хорошо она помнила, как стояла в салоне корабля и смотрела, как его пенис целиком вошел в рот русской девушки. Жаль, что та его не откусила.
– Тебе хорошо дома? – спросил Боливар, вытирая ухо.
Он подошел к ней сзади и поцеловал, глядя на них в зеркало. Она принимала его поцелуи, потому что предательство созрело в ее сердце. Сейчас они были все вместе. Она, Педрито и Боливар. Он провел рукой по ее ноге, груди. Она вспомнила о спрятанном ключе. Даже если она хотела его в последний раз. Даже если…
– Я вижу, ты в хорошем настроении. – Отвлекая его, она похлопала его по мускулистому бедру. Кажется, он что-то подозревал. Не потому ли теперь, много месяцев спустя, он изменил свое обычное расписание? – И мокрый.
Приподняв бровь, он окинул ее пристальным взглядом.
– Раньше тебе это не мешало.
Она засмеялась и встала, используя сына как предлог. И принялась качать ребенка на руках.
– Я тут подумал, – начал он, натягивая рубашку. Жар разлился по ее коже, когда она вспомнила, как ей нравилось смотреть на него, когда он одевался. – Неплохо было бы нам завтра прогуляться по парку. Посмотреть на город. На реку. Я знаю, ты мечтала об этом. Давай посмотрим, как изменилась жемчужина Тихого океана с тех пор, как ты уехала.
– Ты так хорошо меня знаешь. – Она старалась говорить ласково, но от волнения сдавило горло. Он обнял ее и поцеловал в щеку, погладил по головке ребенка.
– Это потому, что ты моя. Вы оба мои.
Почему из множества дней он выбрал именно этот, чтобы напомнить ей о тех мгновениях, когда все было замечательно? Она знала, что Боливар Лондоньо не изменится. Ей давно следовало прислушаться к Агустине и лучше защитить свое сердце. Но она была наивна. Она отчаянно цеплялась за хорошее. Любовь Боливара была самым эффектным трюком, самой большой иллюзией в их цирке.
– Почему ты так себя ведешь? Сафи занята или ты уже натрахался с ней сегодня?
Боливар выглядел так, словно она дала ему пощечину. Он прикусил нижнюю губу и натянул брюки.
– Ты отвергаешь мои ухаживания и толкаешь в объятия другой женщины. Вот как мало ты меня любишь теперь?
– Ты разлюбил меня уже давно, – тихо сказала она, сама не зная, кого пытается убедить.
Уложив Педрито в кроватку, она села перед зеркалом. Попыталась собрать все силы, отгородить свое сердце.
– Я никогда не переставал любить тебя. – Боливар повернул ее лицом к себе и заключил в свои руки. – Ты знаешь, какой я, и ты тоже выбрала меня.
Тогда Божественная Орхидея видела Боливара Лондоньо в последний раз. Время от времени, в промежутках между своими мужьями в Четырех Реках, Орхидея спрашивала себя, как бы сложилась ее жизнь, если бы она, смягчившись, сунула ключ обратно в его цилиндр, когда он уснул? Возможно, Педрито был бы жив. А она оставалась бы глупой женой директора цирка, смотревшей сквозь пальцы на его измены. Откуда ей было знать, какая жизнь была правильной? Она позволяла себе моменты слабости раз в несколько лет, а затем отправляла Боливара к другим своим воспоминаниям, туда, где их никто не мог найти.
Но в тот последний день она поцеловала мужа. Позволила ему провести рукой по знакомым очертаниям ее бедер и возненавидела себя за то, что все еще немного хотела его. Он встал на колени, разрывая швы на ее прозрачных чулках. Стук сердца Орхидеи отдавался у нее в ушах. Повернув голову, она посмотрела на его отражение в зеркале – яркий свет подчеркивал каждую деталь, даже царапины на спине, оставленные кем-то другим.
Она потянулась к туалетному столику за пудрой. Было множество причин, по которым она просила Лазаро подождать, пока она вернется в Эквадор, чтобы осуществить задуманное. Главная из них: здесь был ее дом. Она хотела, чтобы Педрито вырос в доме с видом на реку. Хотела, чтобы он научился любить эту землю. Гуаякиль был древним городом, полным стариков, приросших к земле. Мир вокруг них изменился. Холмы, поросшие травой, превратились в мощеные улицы. Дома из тростника, кирпича и жести уступили место бетонным плитам. Появятся новые мосты, памятники и произведения искусства. Город изменится, но стойкое сердце народа всегда будет сильным. Ей нужна была эта сила.
Другая причина состояла в том, что Эквадор был домом тысяч видов цветов. Четырех тысяч видов орхидей, четырех сотен видов роз и одной странной, галлюциногенной лилии. Она называлась «труба ангела» и по форме напоминала колокол. Шаманы использовали ее для гаданий по звездам и изгнания внутренних демонов. Она обладала целебными свойствами, но в человеческих руках могла служить жестоким целям. Орхидея раздобыла порошок этой лилии и высыпала склянку в одну из своих ароматизированных пудр.
Она рассчитывала сделать это позже, но подвернулся удобный случай. Боливар, обхватив рукой свой член, смотрел на нее, ошеломленный ее красотой, как в первый день их знакомства. Набрав полную горсть порошка, она дунула ему в лицо.
Боливар поперхнулся и захрипел. Выругался, схватился за кровать и рухнул на спину. Она только слышала рассказы об этом растении и не знала, как длительно его действие. Ее план состоял из трех частей. У нее был ключ. Она достала сумку из-под кровати, сдернула кольцо с печаткой с пальца мужа и сунула в карман.
Она бросилась бежать с Педрито в слинге, надежно привязанным к груди. Пока гремел фейерверк, она подошла к шатру. Увидев ее, Лучо нахмурился, но она швырнула ему в лицо пригоршню порошка «трубы ангела». Он рухнул на землю, как огромный медведь в лесу, несмотря на свои восемь футов и четыреста шестьдесят фунтов.
Лазаро расхаживал по своей железной клетке. Орхидея, бросив сумку, прикрыла ладонью мягкие кудри Педрито, словно защищая его.
– Ты сегодня рано, – сказал Лазаро, заметив ее волнение. – Что-нибудь случилось?
– Нельзя терять ни минуты. Боливар вернулся рано, и я не знаю, сколько действует порошок.
Орхидея вспомнила, как отец сунул ей в руки деньги и запретил его искать. До чего он был высокомерен, полагая, что больше всего на свете она хочет его найти.
– Ключ, – сказал Лазаро и поднял свои наручники.
Орхидея вспомнила, как ее мать выходила замуж за
