Песец подкрался незамеченным - Михаил Михеев

Потом эти мерзавцы начали за домом следить — хотели на выезде девочку перехватить, но не срослось — она в город два дня не выезжала, прихворнула слегка, а земные лекарства — это вам не имперский стационар. Два дня — не срок, конечно, но цыгане расслабились малость, и бегство девчонки из-под папиного крылышка позорно пропустили. Однако им повезло — в тусовке, в которую Юля затесалась на концерте, у них был свой стукачок…

Ковалев усмехнулся. Ну надо же, а ведь и вправду, почувствовав себя круче обрыва, он невольно подставил своих родных. За себя Ковалев не боялся — он вообще не боялся смерти, ибо "пока мы живы — ее нет, а как она придет — нас уже не будет", да и сложно с ним справиться. Но вот родные — они ведь все под прицелом оказались невольно, вряд ли, если что, их в живых оставят… Так что дурак вы, батенька, супермен доморощенный.

Впрочем, Ковалев быстро прекратил самокритику, как бесперспективное времяпровождение, и занялся куда более насущной проблемой, а именно — обдумыванием своих дальнейших действий. Оставлять ситуацию на самотек было нельзя, и адмирал это прекрасно понимал — сейчас он перехватил инициативу, но, если так будет продолжаться, его как минимум выживут из родных мест. А вот этого Ковалев делать бы никому не советовал. И даже пытаться бы не советовал — чревато.

Он механически задавал вопросы, выслушивал на них ответы, делал пометки в блокноте, но это проходило мимо основного потока сознания. В принципе, ничего страшного — все равно запись шла еще и на диктофон. А вот мозги Ковалева уже работали над планом нейтрализации врагов. Хотя, в принципе, план был прост до безобразия — фигурантов известно много и, хотя они явно не основные (ибо какой серьезный человек сам начнет у цыган оружие с наркотой покупать), но цепочку размотать несложно. На это есть собственные спецслужбы, но и без них можно погеройствовать. Вон, Ланцет любую цепочку в два счета размотает. Да так размотает, что и цепочки-то не будет…

Словом, в плане Ковалева живым места уже не было, и начать он решил с собственной женушки. А почему бы и нет? Ковалев никогда не бил женщин, это противоречило его жизненным принципам, но насчет убивать принципы молчали. Да и потом, не сам же адмирал ее убивать собрался — для этого вон Ланцет есть. Сделает, что называется, в лучшем виде. Око за око, как говорится. Почему бы и нет?

Между тем, вопросы кончились. Ковалев еще некоторое время постоял в задумчивости и спросил:

— Паш, а как ты думаешь, надо его кончать, или наградим за сотрудничество со следствием?

— Не знаю, — пожал плечами рациональный Ланцет. — А зачем он нам нужен? А так хоть остальных припугнем.

— Нет, Паш, эта кодла не поймет. Она понимает только силу, причем не абстрактную… Вот что, а давай-ка мы его как агента влияния используем.

— Это как?

— А вот так, — и, обращаясь уже к цыгану: — ты жить хочешь?

Цыган часто-часто закивал. Поразительно, как легко сошли лоск и уверенность с этого типа. Ковалева так и подмывало рубануть его рапирой, но он сдержался. В конце-концов, цыган еще мог быть полезен, а убить… Убить его он всегда успеет.

— Ну тогда слушай, урод. Если в моей республике появится хоть один цыган… Неважно, из твоих, или еще какой-то, я тебя убью. Так убью, что ты вообще пожалеешь, что отсюда живой вышел.

Цыган вновь закивал. Ковалев удовлетворенно улыбнулся — похоже, он запугал клиента окончательно и тот готов на все, лишь бы ухватить за хвост мелькнувший шанс. Но дело было еще не закончено.

— Ты, сволочь, еще не понял главного. Я тебя на дне морском найду. На вот, получи.

Дальнейшее весьма напоминало кадры из фильма "Матрица" — те самые, на которых главному герою подсаживают жука-соглядатая. Так же страшно, больно и противно. Ну что поделаешь, не только у кинематографистов есть фантазия — работники спецслужб тоже иногда отличаются весьма специфическим чувством юмора. Что, спрашивается, стоит подсадить человеку имплант навроде того, который Ковалев подсадил дочери? Да ровным счетом ничего, клиент даже не заметит, и стоимость его куда ниже… Но ведь сделали же такую вот гадость, а все потому, что всякую шваль, особенно с отсталых миров, такие вот спецэффекты пугают и живо делают сговорчивее.

— Итак, мразь, ты теперь понял, что мой со всеми потрохами? И если что, умирать будешь долго и страшно. И весь твой род исчезнет — поверь, я могу это сделать. Итак, ты понял? Карту помнишь или показать? Помнишь? Замечательно. Хоть одного увижу…

Ковалев и вправду верил, что сделает то, что обещал. И цыган ему верил, потому что видел, что Ковалев даже не пытается играть. Однако адмирал еще не закончил.

— Теперь о наказании лично для тебя. Ты, убогий, открыл хайло на моих близких — значит, ты должен быть наказан. В назидание другим, так сказать, и в подтверждение серьезности моих намерений. Паш, займись этим уродом, а я пойду — у меня нервы не железные.

— Не вопрос командир. Как считаешь, одной руки хватит?

— Думаю, да. Только смотри, чтоб он у тебя не сдох.

— Обижаешь, начальник. Эта гнида у меня так легко не отделается.

Ковалев согласно кивнул и, не оглядываясь, пошел прочь — ему и в самом деле не хотелось смотреть на то, что здесь будет происходить. Просыпаться по ночам с криком — оно надо? И так жизнь тяжелая, а тут еще и самому кошмары провоцировать… Вон, пусть этим профи занимается, он за это жалованье получает. Одно из самых больших по эскадре, кстати, больше только у капитанов кораблей выходит.

Уже открывая дверь Ковалев услышал за спиной:

— Тэк-с, вот эта инъекция — это чтоб ты от болевого шока не сдох. А вот эта — чтобы умом не тронулся. Вот это — чтоб не истек кровью. Вот это…

От спокойного, деловитого и даже довольного тона Ланцета Ковалева затошнило. Он видел однажды то, чем собирался сейчас заниматься корабельный палач. Правда, видел на экране, в обучающем фильме — и то чуть наизнанку не вывернуло. Это вам не банальное сдирание кожи — это с живого человека мясо срезается тонкими, как на отбивную, ломтиками. Остаются голые, хорошо очищенные кости. И все это время тот, кого вот так потрошат, остается в полном сознании. Страшная казнь за самые жуткие преступления — в империи за последние сто лет ее применяли всего дважды, и все это делали роботы. Сейчас же Ланцет собирался заняться этим лично… Все равно он псих!

Ковалев вышел из комнаты и поспешно закрыл за собой дверь.

Глава 9

Во дворе дома было довольно многолюдно — офицеры расстарались, не только выгнав из дома всех, кого смогли найти живыми и способными передвигаться (неспособных просто дострелили), но и рассортировав их на группы. В одну группу — мужчин и подростков, в другую — женщин и совсем маленьких детей. Ковалев лишь пожал плечами — приказа он не отдавал, да и потребуется ли ему эта сортировка пока что было неясно.

Перед толпой неторопливо прохаживался Олаф — высокий, могучий, в черной броне. Шлем снял, бородка нагло топорщится. Прямо древний викинг, только одежда другая. Или истинный ариец, похожий на их легендарных подводников — хоть на немецкий плакат времен войны его определяй. Хотя, надо признать, немцы знали толк в пропаганде, так что как к ним не относись, а поучиться у них есть чему…

Здесь же, во дворе, валялись пакеты с наркотой, которые Олаф с Синицыным нашли в доме. На взгляд, килограмм двести. И что со всем этим теперь делать прикажете? Заставить цыган сожрать это? А что, это мысль, как-то отстраненно подумал адмирал.

Пока Ковалев предавался размышлениям, пытаясь подавить дурноту от мыслей о том, что происходит в подвале (забыть о происходящем не давали дикие крики, доносившиеся наружу сквозь неплотно закрытые двери, внушающие уважение к голосовым связкам цыгана и заставляющие пленных ежиться от страха), появился Синицын. Штурман, насвистывая себе под нос бодрую песенку, гнал перед собой еще несколько человек, в основном женщин. Ковалев хмуро подумал, что придется и ему, похоже, научиться музыкально свистеть — это явно заглушало посторонние звуки намного эффективнее самовнушения, но тут его раздумья прервали.

— Командир! Глянь, кого я здесь нашел!

Ковалев повернулся и имел неудовольствие лицезреть среди вновь прибывших двух типов явно славянской наружности. Оба немолодые, на вид около шестидесяти, но лица… Странные лица — это, пожалуй, наиболее точное определение. Ну ничего вроде особенного, но отличалось оно от выражения лиц соотечественников Ковалева, неуловимо, но явственно. И в то же время оно было странно знакомым. Ковалев попытался вспомнить лица иностранцев, работающих в его команде — Джима, Фрица, прочих… Нет, все не то. У тех поначалу, пока они не вписались в тесный корабельный мирок, морды были уверенные в себе, даже чуть нагловатые, но не более того, а потом и вовсе пообтесались, стали вроде как своими. А здесь было нечто другое…