Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

в действительности для целого ряда областей. И без того наиболее подозрительных. Там же, или почти там же, – отмечается отток работников с ряда промышленных предприятий… на которых с определенных пор отмечаются трудности. Не знаешь, по какой причине? Нет? Ну ладно… Такой отток, что уже отмечается нехватка рабочей силы. Тем более, что уходят-то не худшие. Нет-нет, никакой массовой тенденции. Но не массовая тенденция – существует вполне достоверно. Что скажешь?

– Что было в папке этого коллекционера?

– Увы! Такого рода помощи я тебе, сам понимаешь… Намекну только, что там почти исключительно описываются разного рода товары, неизвестных фирм и очень, очень высокого качества. Это – мягко говоря, что высокого, потому что на самом деле в некоторых случаях аналогий просто нет и, соответственно, не с чем сравнивать. Как нет, судя по всему, и этих самых неизвестных фирм. Так что не мешало б вам самим почесаться. В том числе – этому вашему п-печальнику о бедах народных, Гаряеву. Пусть, элементарно, по рынкам походит, поглядит, чем торгуют на простых советских толкучках в наше непростое время. Причем что характерно, – в вашем Курчино, как и близь других ваших нарочитых вотчин, – ниче-ем подобным не торгуют! Совсем! Проявляя массовую сознательную дисциплину. Как и нету ничего, право слово… Зато сунься в ту же Башкирскую глубинку, – так найде-ошь, на что посмотреть. Вопросы есть?

– Есть. Что конкретно было в папке претендента на папаху?

Григорий издал странный звук, в его исполнении обозначавший крайнее нетерпение, но сдержался.

– Какие-нибудь другие вопросы – есть?

– Ты еще не ответил на этот. Ну ладно, ладно, – насколько ты наврал?

– Э-э-э… Основное, общая картина – правдива. Есть искажения по мелочам, исключительно с целью скрыть источники информации.

– Ты все-таки редкостный мерзавец. Я ж теперь ночь не буду спать, думать буду, – где именно, в каком месте своего… своей информации ты имел саму возможность соврать? А если не найду, то приду к выводу, что это была все-таки провокация. С той целью, чтоб мы проявили активность, высунули рожки из раковинки, а тут бы вы… А следовательно, еще и о том, твоя ли это провокация, или ты только так думаешь? Так что ты подумай, – может, расскажешь все-таки?

– К чему? – Докладчик пожал плечами с видом полнейшего равнодушия. – Единственное, что я тебе посоветую, и это – взаправду, от души: поменьше волнуйся о моих гипотетических интригах. Боюсь, это самая незначительная из проблем, которые, похоже, у вас возникнут прямо вот-вот…

XVIII

Вера Михайловна вертелась у нового зеркала, мерила новенькую черную "плюшку", купленную только вот-вот, и не могла взять в толк: как это ей пришло в голову купить такую вот гадость? Совершенно же старушечья вещь, никак ей не к лицу… Купила не потому, что хотела, а – потому что привыкла хотеть эту чертову "плюшку". Внучкова картошка, посаженная при внучковой помощи на трех самых больших огородах уже осиротевшей вроде бы деревни с внучковыми удобрениями, обернулась в тысячу двести сорок два мешка по два пуда весом. Их внучок, вместе с товарищами подготовив почву, загнал в Нижнем Тагиле по двадцать рубликов, – как с куста. Сколько там у него вышло после уплаты накладных расходов – его дело, только ей, старухе, он принес семь тысяч двести.

– Ой, Митенька, да куда мне, старой, столько?

– А ты, старая, чаще в зеркало смотрись. Я тебе, кстати, привез… А деньги тебе – ну-ужны будут. Ты заводи хозяйство, заводи, разворачивайся! С тебя, пенсионерки, взятки гладки, не то, что с колхозничков на центральной усадьбе. За что тебе надо будет, – ты плати, не скупись, – оно окупится…

Пожевав по привычке губами, поскольку никак не могла привыкнуть к белым, ровным зубам, которые ей совсем не больно вставил симпатичный доктор Игорь, она осторожно заметила:

– Митенька, а, может, не тратить пока что денежки? Лишнего-то? Ты б мне аппарат сделал, с друзьями. За самогонку тут все, что хошь, и ку-уда дешевле выйдет…

– Это, бабуль, – мысль. Мудрец ты у меня. Сделаем. Такой, что никакого дыму, и не найдут никак.

– Ага. Ну и хорошо. А штоб Федька-перседатель носа не совал, так и в усадьбу-то, в усадьбу, – человечка б своего с аппаратом тыим…

– Это к чему?

– А пусть, проклятый, зальется! Ты не думай, на што бы дельное, – так нет, а порушить што, – это он хи-итрай! Гамни-истай! Как у кого што, – так наскрозь все видит. Он ето приструнить называет, чтоб значит, отнять и хозяйство б хином пошло. А выпить любит. Сроду мимо рта не проносил.

– Говорил же я, – рассеянно отреагировал Митенька, – тебе б министром быть. Займемся в самое то время. У меня как раз со СХИ два человечка выпускаются, хоть и не здешние, а все равно деревенские, так я их к делу-то и пристрою.

– Вот и ладно будет. А ты деньги-то, деньги возьми, сколько надо, привези поросяток.

– Сколько?

– А хоть десяток.

– Да ты че? Не сдурела?

– Не такое делывала, Митенька. В сорок шестом годе на мне заместо коня землю пахали. Беременная воду ведрами на гору носила, в ферьму в эту ихую, да зимой, да в гололед. А если ту машину привезешь, что для навозу, – помнишь, рассказывал? – так и вовсе…

– А справишься?

– Ничо, – высокая, гладколицая, худая женщина махнула рукой с явным пренебрежением, – с трахтером справлялась. С дойкой, с машинной, пока не сломалась вроде. И тут справлюсь. Вы у меня голодать-то не будете.

– Все одна?

– Ничо, – повторила она, – я привыкла.

– Не-е, – задумчиво проговорил Митенька, – так оно дело тоже не годится. Найдем те подручного! Хватит ему шагорданничать!

– Оглоеда, штоль, какого? Так он озоровать будет…

– Не будет. У нас для этого хо-орошее средство есть! Как шелковый будет!

– Слышь, – так, можеть, папанька твой по весне подъедет? Он-то что там, в городу?

– А он