Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

Хорнблауэра был закатан до локтя, и врач, с ланцетом в руке, готовился отворить ему вену. Хорнблауэр резко отдернул руку: он не хотел, чтобы его касались ланцет и руки, черные от крови других людей.

Столпившиеся вокруг штабные громко запротестовали, но Хорнблауэр с отрешенностью больного не слушал их уговоров. Невесть откуда возник Браун – на боку тесак, за поясом пистолеты – и с ним остальная команда катера. Вероятно, он увидел, как коммодор поскакал через мост, и догадался привести катер сюда. Лицо Брауна было искажено тревогой, и он тоже бросился на колени рядом с Хорнблауэром:

– Ранены, сэр? Где? Позвольте…

– Нет, нет, нет. – Хорнблауэр с досадой оттолкнул слугу и шатаясь поднялся на ноги. – Пустяки.

Его взбесило восхищенное выражение Брауна. Все считают его героем, когда он просто поступает разумно. Неподалеку – видимо, сразу за брешью – высоко запела труба, и это, по крайней мере, отвлекло остальных от неуместного попеченья о его особе. Все повернулись на звук. Вскоре показались несколько русских офицеров. Они вели человека в синем мундире с серой меховой опушкой – форме имперского штаба. Глаза у него были завязаны. По слову Эссена повязку сняли, и офицер – седоусый гусар – с достоинством отсалютовал.

– Капитан Верьер, – сказал он, – адъютант маршала герцога Тарентского. Маршал предлагает приостановить боевые действия на два часа. Брешь завалена ранеными, и человечность требует оказать им помощь. Каждая сторона сможет забрать своих.

– Я уверен, раненых французов и немцев там больше, чем русских, – ответил Эссен на своем ужасном французском.

– Французы или русские, – ответил парламентер, – они умрут, если им не помочь.

К Хорнблауэру вернулась способность мыслить; идеи всплывали на поверхность, как остовы затонувших кораблей. Он поймал взгляд Эссена и выразительно кивнул. Тот, как хороший дипломат, не подал виду, что получил намек, и сказал, обращаясь к Верьеру:

– Ваша просьба удовлетворена, сударь, во имя человечности.

– Во имя человечности благодарю ваше превосходительство, – сказал Верьер, отдавая честь, и повернулся, чтобы ему завязали глаза.

Едва его увели, Хорнблауэр вновь обернулся к Брауну.

– Бери катер и отправляйся на корабль, – приказал он. – Быстро. Мои приветствия мистеру Бушу, и пусть он любезно отправит ко мне лейтенанта фон Бюлова. Его должен сопровождать кто-нибудь из лейтенантов равного ранга. Поторопись.

– Есть, сэр.

Слава богу, что с Брауном и Бушем все так просто. Понятный приказ исполняется быстро и толково. Хорнблауэр отсалютовал Эссену.

– Возможно ли, сэр, – спросил он, – вывести испанское войско на эту сторону реки? Я только что распорядился доставить сюда пленного немецкого офицера, которого собираюсь передать врагу, и хотел бы, чтобы по пути он первым делом увидел испанцев.

Эссен улыбнулся пухлыми губами:

– Я не только исполняю любые ваши желания, сэр, но даже стараюсь их предвосхитить. Последний мой приказ на той стороне реки был отправить испанцев на левый берег и поставить их охранять склады на набережной – никого другого у меня под рукой не было. Уверен, они уже там. Распорядиться, чтобы их прислали сюда?

– Если вы будете так любезны, сэр.

Хорнблауэр без всякого особого дела стоял на пристани, когда к ней подошла шлюпка и оттуда выбрался Пятьдесят второго прусского пехотного полка лейтенант фон Бюлов в сопровождении мистера Туда, Брауна и гребцов.

– А, лейтенант, – сказал Хорнблауэр.

Бюлов напряженно отсалютовал, явно недоумевая, зачем его вытащили из-под замка и доставили в разрушенную деревню.

– Сейчас между нами и вашей армией перемирие, – объяснил Хорнблауэр. – Нет, не мир, просто боевые действия ненадолго прекращены, чтобы вынести раненых из бреши. Однако я воспользуюсь этой возможностью вернуть вас к товарищам.

Бюлов взглянул вопросительно.

– Это позволит избежать лишних формальностей с картелями и парламентерскими флагами, – сказал Хорнблауэр. – Сейчас вам довольно пройти в брешь, и вы окажетесь среди своих. Разумеется, вас не обменяли, как положено, но вы, если пожелаете, можете дать мне слово не сражаться против его британского величества и его императорского величества царя России до того, как произойдет обмен.

Бюлов на минуту задумался и ответил:

– Даю слово.

– Превосходно! В таком случае я позволю себе удовольствие проводить вас до бреши.

По пути через разрушенную деревню Бюлов то и дело косился по сторонам. Военный этикет не запрещал ему воспользоваться беспечностью противника и сделать полезные наблюдения, а если б и запрещал, профессиональное любопытство побороть трудно. Хорнблауэр заметил светски:

– В сегодняшнем вашем штурме – полагаю, вы слышали грохот даже с корабля – участвовали, насколько я мог судить по мундирам, отборные гренадеры. Прекрасные войска – воистину жаль, что они понесли такие потери. Прошу вас передать вашим товарищам мои самые искренние соболезнования. Впрочем, разумеется, у них не было ни малейших шансов на успех.

На земле перед церковью отдыхали испанцы. При виде Хорнблауэра полковник скомандовал «стройсь!» и «на караул!». Хорнблауэр ответил на приветствие и почувствовал, что Бюлов рядом с ним идет как-то иначе. Чуть покосившись, он понял, что лейтенант во все время церемонии печатал шаг. Примечательно, что даже въевшаяся привычка тянуть носок при обмене воинскими приветствиями не помешала ему разглядеть мундиры. Его глаза лезли из орбит от невысказанного вопроса.

– Испанские войска, – сказал Хорнблауэр словно между прочим. – Дивизия испанцев и португальцев недавно перешла на нашу сторону. Они славно бьются, – собственно, они и отразили последнюю атаку. Занятно наблюдать, как те, кого Бонапарт обманом привлек на свою сторону, отпадают один за другим, понимая его несостоятельность.

Бюлов ответил то ли нечленораздельно, то ли по-немецки, – во всяком случае, Хорнблауэр не понял слов, однако тон говорил сам за себя.