Лев - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В безмолвной молитве Артабаз коснулся губ и сердца:
– Бог с нами.
* * *
Голоса подсчитали, решение объявили, но Эфиальт не выказал и намека на эмоции. После отставки двух старейших и смерти одного его избрали афинским стратегом – одним из десяти. Семеро ушли с Кимоном и флотом, и Эфиальт намеревался выйти на трех новых кораблях, чтобы готовить молодые экипажи в безопасных водах.
В военное время он командовал бы частью флота. Двум другим избранным в этот день стратегам предстояло остаться и заниматься вопросами охраны города. В мирное время эти должности считались малозначимыми.
На войне Эфиальт мог добиться славы и поставить свое имя в ряд с такими именами, как Аристид, Ксантипп и Фемистокл. Но у них возможностей прославиться было несравнимо больше. Без вторжения персов его ждал более трудный путь.
Однако он уже сделал шаг вперед. Жаль, родители не могли порадоваться за него. Он познал бедность, но то время прошло. Его до сих пор удивляло, как богачи обхаживают восходящих звезд собрания, даже тех, которые заявляли, что презирают богатство. Ему предлагали доли в различных предприятиях, в недавно открытом серебряном руднике, в коннозаводстве. При этом без каких-либо требований или условий. Когда он выражал сомнение в их щедрости, люди, которыми он восхищался, смотрели на него с удивлением. Какой смысл в богатстве, если не вкладываться в новое поколение? В конце концов, они все верили в справедливое общество.
Некоторые из его покровителей присутствовали при голосовании, наблюдали за избранием. От его внимания не ускользнуло, что все это были люди, поднявшиеся после войны. Его позиция по вопросу об упразднении архонтов была хорошо известна. Среди его покровителей не было ни эвпатридов, ни представителей знатных семей, к которым принадлежали, например, Перикл и Кимон. Его сторонники сами заработали то, что имели, и в этом была их сила.
Оглядевшись, он увидел Аристида, терпеливо дожидающегося, когда Эфиальт обратит на него внимание. Старик тоже пришел понаблюдать за выборами. Теперь его голос редко звучал в дебатах на Пниксе или в зале совета. Он по-прежнему облачался в поношенный хитон. Когда-то Эфиальт видел в этом проявление скромности и честности, но теперь считал уловкой, рассчитанной на внешний эффект. Сам он надел в этот день хороший белый хитон, лучший из того, что имел, и это никак не отразилось на его взглядах.
Аристид наклонил голову, и Эфиальт кивнул в ответ. В такое утро он мог позволить себе любезность. Три корабля были готовы выйти в море – под его командой, благодаря уверенной поддержке в совете. Его день настал. Он посмотрел на двух других стратегов. Оба обладали бо́льшим опытом, они воевали, выступали на Пниксе, работали в совете. Но он уже сравнялся с ними и не сомневался, что превзойдет их в ближайшие дни. Он читал записи всех речей, знал все приведенные в них аргументы. Он работал над собой, развивая ум и укрепляя тело даже в праздничные дни и собственный день рождения – в отличие от конкурентов. Успех можно выковать, как металл в кузнице, и подчинить себе, как дикую лошадь. Когда-то это стало для него откровением, и с тех пор он свято в него верил.
– Уходя, я захвачу с собой часть Афин, – начал Эфиальт и улыбнулся; юмор помогает расположить к себе людей. – Хотя, признаюсь, я рад, что у капитана больше опыта, чем у новоиспеченного стратега.
Члены совета рассмеялись, как и ожидалось, и Эфиальт снова улыбнулся – с удовольствием и без малейшей фальши.
– Я благодарен за оказанную мне честь. Представляя совет и собрание на море, на островах и флотах наших союзников, я клянусь отстаивать наши принципы – единства, мужества и народовластия. Те из вас, кто знает меня, могут подтвердить, что я всегда был верен им. Благодарю всех вас за доверие.
Его выступление встретили одобрительным шумом. Отступив в сторону, он протянул руку одному из соперников, из-за чего тот запнулся, смешался и выступил не лучшим образом. Тем не менее Эфиальт поаплодировал ему.
В заседании совета объявили перерыв, и он вышел на агору, где собрались капитаны трех триер.
– Проводите меня к флоту – я ваш стратег, – объявил Эфиальт.
30
Кипя от злости, Эфиальт расхаживал по палубе. С носа стоящей на якоре триеры он видел треклятый остров Делос и шеренгу гоплитов – афинян! – растянувшуюся вдоль пристани. И эти самые гоплиты не только не позволили ему сойти на берег, не только отказались признать его полномочия стратега, но и всячески унижали и оскорбляли его на глазах у экипажей, вышедших в море с новоиспеченным «стратегом», о чем они будут помнить всю оставшуюся жизнь.
Три последние недели он и его капитаны посещали остров за островом, инспектируя позиции афинян и их союзников. Везде его принимали как прибывшего с визитом царя, что было полностью оправданно. В качестве избранного стратега Эфиальт представлял собрание, мощь и влияние всего города, со всеми его жителями – мужчинами, женщинами и детьми. Когда ему кланялись, он принимал это именно как представитель Афин. Не как частное лицо, не из тщеславия и самомнения, а как весь народ. В конце концов, он нес с собой их честь.
Получить отказ на причале Делоса было оскорблением не его лично, а всех тех, кто стоял за ним. И злился Эфиальт не за себя, хотя встретивший его лохаг не выказал и толики уважения. Он лишь пожал плечами и плюнул с причала, когда Эфиальт назвал свой титул и заявил о своем праве ступить на остров. Оставить такое оскорбление без ответа было невозможно. Однако собрание предоставило в его распоряжение лишь корабельный экипаж и дюжину гоплитов, таких же неопытных, зеленых, как и их стратег. Только один имел боевой опыт, на основании чего и был назначен командиром небольшого отряда. Да, его новобранцы прошли подготовку и научились обращаться с копьем и щитом, но это никак не отменяло того факта, что гоплиты на Делосе превосходили их численно в соотношении четыре к одному. К тому же люди, оставленные охранять казну Делосского союза, скорее всего, были ветеранами. Они и выглядели как ветераны, когда он окинул их сердитым взглядом. Щиты и доспехи сияли на солнце, но были далеко не новыми и, по всей вероятности, достались их нынешним владельцам
