Сеанс в Преисподней - Глеб Лютаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смогла, – заключила девочка.
– Пойдём, – сказал отец и отправился к застывшей волне.
Когда они подошли к воде, Рома протянул руку. Ладонь упёрлась, будто в стекло аквариума. Он перевёл взгляд на дочь, та поняла, чего он хочет, посмотрела на воду, прищурилась и утвердительно кивнула.
Отец девочки вновь дотронулся до воды, но на этот раз погрузил часть руки внутрь. Теперь вода была водой, только сохранявшей чёткую форму.
– Поразительно. Как тебе хватило на это фантазии?
– Я не знаю. Просто вспоминала фильмы, которые смотрела, компьютерные игры. Отрывки из жизни, картинки из интернета. Разве ты не так делаешь?
Отец отрицательно покачал головой, достав мокрую руку из толщи воды.
– Так, но не в таких масштабах и уж тем более не с такой детализацией. Ты способна представить всё это в мельчайших деталях? Я имею в виду, ты и кита воссоздала? Как?
– Ну да, только не в мельчайших деталях, как ты говоришь. Я просто прикидываю, как выглядит кит и всё. Ну волну тоже. Комету примерно представляю. Они сами становятся как реальные.
Отец взглянул наверх, где толща воды сливалась с небом. Казалось, он до сих пор не верил собственным глазам.
– Пап? Ты как?
Он перевёл взгляд на дочь.
– Я в восторге. Ты полностью создаёшь этот мир. Ты не просто меняешь его, ты как творец этого сна, моего сна. Можешь понять это?
– Ну да, – только и ответила Ника.
Отец оглядел себя.
– Попробуй поменять мне футболку.
– Что?
– Ну, поменяй её, например, на майку.
Ника сделала, что он говорил.
– А теперь ты можешь всё вернуть на исходную?
– Как на исходную?
– До белой пустоты.
Ника напряглась, и тут же всё вокруг исчезло, словно ничего и не было вовсе.
– Поверить не могу! – воскликнул папа. – Ника, ты самая гениальная художница снов, которую я видел.
После этих слов он обнял дочь.
– Пап, ты чего? – спросила Ника, когда отец наконец выпустил её из крепких объятий, она была рада такой его реакции.
Отец снова засунул руки в карманы штанов, будто постеснялся внезапного порыва чувств, и, уставившись вдаль, сказал:
– Представляешь, мы два человека, единственных в своём роде. Мы проникаем в чужие сны и можем их изменять. Но даже это меркнет на фоне сегодняшнего открытия. Ты способна на гораздо большее. Ты проникла в сон ко мне, хотя я их в принципе не вижу. И вот это вот всё, – он обвёл рукой пространство вокруг, – тому подтверждение. Мало того, ты можешь создавать нечто большее, а не просто изменять детали. Ты можешь изменить саму структуру сна, понимаешь?
Ника плохо понимала, однако отец продолжил диалог, больше походящий на разговор с самим собой.
– Возможно, позже, чуть набравшись опыта, ты сможешь не просто исправлять сны. Я не уверен, но, может, ты сможешь помочь людям выходить, например, из комы. Пусть не выходить, но хотя бы проникать в их сознание, изучать.
– В коме? – удивилась Ника.
Отец замолчал. Что-то обдумал, а потом вдруг сменил тему.
– Ладно, доча. Мы вернулись к тому, с чего начали. Вокруг белым бело, значит, теоретически, это мой изначальный сон или его отсутствие. Я даже не знаю, как правильно сказать. Ничего не меняй, мы увидели сегодня достаточно. Надеюсь, что также продолжу не видеть сны, как и раньше. Перспективы твоих способностей обсудим уже наяву.
– Хорошо. Только как мы теперь выберемся? Так и будем тут торчать?
Папа в тысячный раз за этот сон задумался.
– Наверное, если ты, конечно, не умеешь просыпаться по желанию.
Ника не умела. По крайней мере, она так считала.
– Да вроде не умею. А ты?
– Я нет. Пробовал много раз, но успеха почти не добился. Может разочек, но и то не уверен.
– А как ты пробовал? – спросила Ника.
– Просто закрывал глаза и представлял, что просыпаюсь.
Ника ещё раз взглянула на папу, закрыла глаза и сделала всё то, что только что сказал ей отец.
10
Рома выходил из сна тяжело.
Сначала почувствовал, как раздражающе треплют за плечо. Потом услышал отдалённо знакомый голос, постепенно превратившийся в голос дочери. После, открыв глаза и зажмурившись от ударившего в них света, увидел Нику, которая и трепала его руку и светила в лицо включенным на телефоне фонариком.
– Пап, пап, проснись. Ну! – приговаривала девочка.
– А?
– Просыпайся. Ты же сам сказал.
– Что сказал? – не понял Рома.
– Ну, что нужно проснуться.
Рома взглянул в окно. На улице, похоже, стояла глубокая ночь.
– Сколько времени? – спросил он.
– Два ночи.
Он вспомнил. Они с Никой были во сне. Он велел ей попробовать осознанно проснуться, а поговорить о том, какие перспективы открывают её способности, обещал наяву. Похоже, дочь не собиралась откладывать разговор на потом.
– У тебя получилось проснуться? – спросил Рома. Ответ он, конечно, знал.
– Ага, – с довольной улыбкой на сонном лице ответила Ника. – Даже без особых проблем. Сделала всё, как ты говорил. И вот. Только я думала, что уже утро, а оказалось, что нет.
– Во сне время идёт по-другому.
– Я уже поняла.
Рома сел на кровати, осмотрел комнату, больше для того, чтобы собраться с мыслями:
– Нам нужно выспаться. Завтра всё обсудим. Я перелягу на диван, чтобы опять не пересечься снами.
– Па-ап, – протянула девочка. – И ты ничего мне не скажешь?
– Скажу. Только мне сначала нужно всё обдумать. И поспать в первую очередь. Тебе, к слову, тоже. Давай ложись, с утра подумаем вместе над тем, что видели.
– А мы не забудем?
– Такое разве забудешь…
Довольное лицо Ники Рома не видел, но радость из неё так и лезла.
– Тебе правда понравилось?
Рома серьёзно посмотрел на дочь. Глаза начинали привыкать к темноте, после того как она отключила фонарь.
– Ещё бы! Ты умница. Но пока рано судить о том, как это может пригодиться.
– Ладно. Тогда утром. Спокойной ночи. Хотя я вряд ли смогу теперь уснуть.
– Сможешь.
Ника ещё ворочалась в постели, когда Рома отключился. Беспокойные мысли о способностях дочери не помешали ему погрузиться в сон.
11
«Труп стал своим».
Странно звучит, но именно так теперь думал Каскад. Если раньше мертвец представлял собой чуждую миру сущность, то теперь превратился в неотъемлемую часть этой лесополки, этого опорника, этого потрёпанного мотострелкового взвода.
Они потеряли почти половину личного состава. Четверо двухсотых и двое трёхсотых. Командование прислало трёх человек на восполнение потерь, но, несмотря на это, все держались чисто на волевых. Былая чёткая структура подразделения, где трём сержантам были приданы по три солдата, развалилась, нарушив графики несения
