Человек из пустыни - Елена Грушковская

— Правда, правда, — засмеялся ему вслед Лейлор.

Опять оставшись один, он затосковал. Это ожидание сводило с ума, ноги сами сворачивали назад, в банкетный зал, но Лейлор говорил себе: «Терпение». Погуляв по дому, он вышел в сад, чтобы вдохнуть весеннего воздуха, но этот воздух неожиданно оказался не по-весеннему холодным: изо рта вырывался при дыхании белый пар. Весь сад был окутан густым туманом, а деревья были упакованы в коконы из прозрачной тонкой плёнки, закреплённой внизу вокруг ствола липкой лентой. Садовника Йорна Лейлор застал за странным занятием: взобравшись на лестницу, тот держал над верхушкой дерева какой-то инструмент на длинной, как у граблей, ручке, и из него широким радиусом вниз и в стороны вылетела эта плёнка, опутав крону дерева, словно кокон.

— Что это ты делаешь, Йорн? — спросил Лейлор. — Для чего ты запаковываешь деревья в плёнку?

— А чтобы их морозом не прихватило, господин Лейлор, — ответил Йорн, спускаясь и собирая края плёнки, чтобы подтянуть их к стволу и закрепить. — Видите, какой туман в саду? Это не туман, а средство для местного повышения температуры воздуха. Благодаря ему под плёнкой будет тепло, и сад не замёрзнет. Уже несколько лет не было таких сильных заморозков…

Йорн собрал и укрепил плёнку вокруг ствола, и она образовала прозрачный кокон.

— Надо успеть укрыть все деревья, — сказал он. — А ещё кусты и клумбы. Ночью будет очень холодно. Это уже сейчас чувствуется. Вы бы лучше шли в дом, мой хороший, а то замёрзнете.

— А трава не замёрзнет? — поинтересовался Лейлор.

— Нет, трава живучая, — улыбнулся Йорн. — Даже если её слегка и прихватит, она потом отрастёт. Главное — спасти деревья, кусты и цветы. Ступайте скорее в дом, господин Лейлор, вы уже дрожите.

Поёживаясь от холода, Лейлор пошёл в дом. На крыльце он встретился с королём, который, по-видимому, уезжал. По сдержанному лицу Раданайта было трудно что-то понять, но каким-то шестым чувством Лейлор угадал, что ему сказали «нет». А когда встретился с королём глазами, увидел это «нет» уже явственно.

— Твой отец заупрямился, — сказал король с обескураженной улыбкой, сжав похолодевшие руки Лейлора. — Ну ничего, дадим ему время подумать — будем считать, что он ещё не дал окончательного ответа.

Лейлор помертвел от горя и не мог выговорить ни слова. У него разом отнялись и руки, и ноги, и язык, а туманный холод проник ему в грудь и превратил его сердце в камень. Заглядывая ему в глаза, Раданайт сказал ласково:

— Не расстраивайся, моя радость. Не бывает так, чтобы всё всегда было гладко: обязательно что-нибудь да стоит на пути. Но я не привык легко сдаваться. Твой папа рано или поздно согласится — не сразу, но согласится. Так или иначе, нам придётся ждать как минимум год, пока тебе не исполнится шестнадцать. Думаю, за этот год нам удастся сломить упрямство твоего отца, не сомневайся. Так что придётся запастись терпением… Главное, чтобы ты не разлюбил меня.

Лейлор бросился Раданайту на шею и стиснул его в объятиях со всей силой своего отчаяния. Он был по-прежнему нем: говорить не давал ком в горле. К крыльцу уже подошла охрана, и Раданайт, ещё раз пожав на прощание руки Лейлора, сказал:

— Всё будет хорошо, детка. Не отчаивайся и не сердись на папу. По-моему, он просто боится отпускать тебя во взрослую жизнь.

Тёплое пожатие его рук ослабло и сошло на нет: Лейлор неумолимо терял его. Вместе с ним из Лейлора утекала жизнь, а с его отъездом она неизбежно должна была совсем угаснуть. Но Лейлор не мог броситься королю вслед: его ноги словно приросли к месту, и он смог только протянуть руки и всхлипнуть. Раданайт, ещё не успевший спуститься с крыльца, обернулся и, увидев Лейлора в этой отчаянной позе, тут же вернулся.

— Ну что ты, детка!

Лейлор почувствовал тепло его объятий и нежность губ. Словно не замечая присутствия своей охраны, Раданайт поцеловал его несколько раз подряд — в губы, в щёки, в глаза, в лоб.

— Всё будет хорошо, моё сокровище, поверь мне, — сказал он ласково и твёрдо. — Мы будем вместе, обещаю тебе. А я не бросаю слов на ветер, ты это знаешь. Ну, всё… Возьми себя в руки, милый, а то я не смогу уйти от тебя.

— Не уходите, ваше величество, — прошептал Лейлор, обвивая его шею руками.

Раданайт прильнул губами к его лбу.

— Я должен, детка. Мне пора.

Он в последний раз поцеловал его в губы — крепко и нежно. Краем глаза Лейлор заметил, что отец тоже вышел на крыльцо, и сообразил, что этот поцелуй и был рассчитан на то, чтобы тот его увидел: Раданайт специально подольше не отрывался от губ Лейлора.

— Не грусти, мой милый, — сказал он с улыбкой. — Я оставил там для тебя подарок… Его ты сможешь надеть не сразу, но обязательно настанет день, когда ты его наденешь и, надеюсь, не снимешь уже никогда. — И, взглянув на отца, добавил: — Джим, больше не отбирай у него моих подарков, пожалуйста. Я не хочу, чтобы он плакал.

Нежно дотронувшись до щеки Лейлора, Раданайт повернулся и стремительно сбежал вниз по ступенькам, сверкая голенищами сапог.

— Иди в дом, — услышал Лейлор холодный и неприятный голос отца.

Но он не сдвинулся с места, пока все три чёрных флаера не поднялись в воздух и не скрылись из виду.

Подарок короля лежал в спальне Лейлора на тумбочке у кровати. Серебристый полуцилиндрический предмет оказался футляром, в котором сверкал узкий обруч из каэлия, украшенный затейливыми филигранными узорами и искрящийся россыпью крошечных феонов. Увидев его, Лейлор понял, что имел в виду король, когда сказал, что сразу надеть его Лейлор не сможет: это была брачная диадема, роскошная и дорогая. Закрыв дверь своей комнаты, Лейлор примерил её, и она села идеально. Хлопнувшись на подушку, он заплакал.

Минут через двадцать зазвонил телефон. Лейлор не ответил на звонок: ему сейчас не было ни до кого дела. Через пять минут звонок раздался снова, и Лейлор вынужден был ответить.

— Милый мой, — услышал он знакомый голос. — Я просто хотел сказать, что люблю тебя. Я безумно тебя люблю, детка. Я сказал это и твоему отцу, но он не поверил. Ничего, со временем поверит.

Лейлор не мог вымолвить ни слова, просто плакал.

— Лейлор, солнышко, не плачь! — успокаивал его Раданайт. — И умоляю тебя, не ссорься с папой. Он оказался не готовым к такому обороту событий, надо дать ему время привыкнуть к этой мысли. Всё образуется, всё будет так, как мы хотим, даю тебе моё слово чести.