Человек из пустыни - Елена Грушковская

Не моргнув и глазом, отец согласился:

— Я понимаю вас, ваше величество. Выбор спутника — нешуточное дело, не терпящее легкомыслия и спешки, к нему нужно подходить в высшей степени серьёзно и тщательно. Но какое отношение к этому имеем мы?

— Самое прямое, — улыбнулся король и посмотрел на Лейлора. — Мой выбор пал вот на это очаровательное существо. Впрочем, трудно сказать, кто кого выбрал — я его или он меня. Но это неважно. Важно то, что мои чувства к нему подлинны, а намерения серьёзны.

Отец изобразил крайнее изумление, да так искусно, что если бы Лейлор не знал, что отцу известна суть дела, он бы поверил в его лицедейство.

— Вы имеете в виду моего Лейлора, ваше величество?

— Именно так, — подтвердил Раданайт. Его провести было невозможно, и он добавил: — Полагаю, тебе кое-что известно, Джим, поэтому давай не будем тратить время на лишние слова. Со своей стороны я могу заверить, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы Лейлор был счастлив. Это не прихоть, не сиюминутное увлечение: я всё тщательно обдумал, взвесил и принял твёрдое решение.

Лейлору показалось, что щит искусного самообладания, которым прикрывался отец, готов был вот-вот треснуть: его глаза сверкнули, а губы дрогнули. Король добавил:

— Мы с Лейлором уже обменялись словами обручения, и осталось только получить твоё согласие, Джим. За этим я и приехал.

— Полагаю, здесь нужна пауза, — проговорил отец.

Когда он протягивал руку к графину с маилем, Лейлор не мог не заметить, что его пальцы слегка дрожали. Раданайт сказал:

— Мне паузы не нужны, но изволь. У вас отличный маиль, и я не откажусь ещё от одной рюмочки.

Свою рюмку отец выпил залпом и пригласил:

— Давайте присядем, ваше величество. Этот вопрос не из тех, какие можно решать с наскока. Лейлор, не мог бы ты выйти? Мне нужно сказать его величеству несколько слов с глазу на глаз.

Лейлор вопросительно посмотрел на Раданайта, и тот сказал:

— Иди, милый, если твоему отцу так угодно. Хотя я не вижу в этом надобности.

Лейлору очень хотелось присутствовать при разговоре, но он был вынужден повиноваться. Оставшись наедине с Раданайтом, Джим несколько мгновений молчал, катая по скатерти спелый чедал. Для того чтобы скрыть накатившуюся на него слабость, он сел и отправил в рот конфету. Нельзя терять лица, думал он, нельзя давать слабину. Раданайт, не притрагиваясь к сладкому и фруктам, сам налил себе ещё одну рюмку маиля и выпил. Наконец Джим поднял на него глаза.

— Что это значит, ваше величество? Зачем вам понадобился мой сын? — спросил он.

— Затем, что я люблю его, — ответил Раданайт.

— Его здесь нет, можете говорить правду, — сказал Джим холодно. — Вы хотите досадить мне?

Раданайт удивлённо двинул бровями.

— С чего ты это взял? Зачем мне досаждать тебе?

Джим молчал, ожесточённо стискивая челюсти и крутя на скатерти чедал. Положив одну ногу в сверкающем сапоге на другую, Раданайт проговорил:

— Я понимаю, что ты подразумеваешь. С тех пор прошло много времени, многое изменилось, в том числе и мы сами. Если ты думаешь, что я всё ещё страдаю из-за твоего отказа, то ты ошибаешься. Я нашёл в себе силы жить дальше — без тебя. Некоторое время рана кровоточила, но рано или поздно она должна была зажить. И она зажила. Я пережил это. Я работал, и работал чертовски много, чтобы достигнуть того, чего я достиг. Я не сожалею ни о чём и тебе не советую сожалеть.

— Я не верю, — сказал Джим, накрывая чедал рукой. — Не верю, что с вашей стороны имеет место любовь. Вы просто обольстили моего сына, воспользовавшись его юностью и неопытностью.

Глаза Раданайта колюче сверкнули, но он взял себя в руки.

— Если бы я просто обольстил его, как ты выражаешься, то зачем бы мне было приходить сюда и спрашивать твоего согласия на брак? — возразил он терпеливо. И добавил с усмешкой: — Может быть, тебе просто досадно, что я больше не страдаю по тебе?

Эти слова впились под сердце Джиму, как раскалённое железо. Потеряв самообладание, он вскочил и швырнул чедал в стену. Сочный фрукт лопнул и оставил на стене пятно сока.

— Вы выбрали именно моего сына! — вскричал Джим. — Почему именно его, а не кого-то другого?

Раданайт остался сидеть, не двинув и бровью.

— А почему ты выбрал Фалкона, а не кого-то другого? — спокойно отпарировал он. — И почему потом сказал «да» лорду Дитмару? По той же самой причине я выбрал Лейлора. Я видел его, когда он был ещё ребёнком, но когда спустя годы встретил его в «Оазисе», он поразил меня в самое сердце. Я влюбился в него, ещё не зная, кто он, а когда я узнал, что он твой сын, это ничего не изменило. У меня нет никаких сомнений в том, что я хочу видеть это чистое юное создание рядом с собой, владеть им, родить с ним детей. Всё, что я когда-то предлагал тебе, я отдам ему.

Джим опустился на своё место, бледный, с прямой окаменевшей спиной. Раданайт взял с блюда красивый, румяный чедал и впился в его бок белыми зубами.

Лейлор слонялся по дому, изнывая от нетерпения. Зайдя в библиотеку, он увидел там Серино, увлечённо набиравшего на своём ноутбуке какой-то текст. Преисполненный уважения к его учёному труду, Лейлор хотел потихоньку уйти, чтобы не мешать ему, но Серино, не отрывая взгляда от светового экрана, сказал:

— Погоди, малыш, не уходи… Сейчас, только допишу вот это. — Он дописал, поставил точку и поднял взгляд на Лейлора. — Я слышал, к нам кто-то приехал. В окно я видел три флаера очень внушительного вида. Что у нас за гости?

— Король, — ответил Лейлор.

— Король? — удивился Серино, поднимаясь на ноги. — Для чего его величество пожаловал к нам на ночь глядя?

Лейлор улыбнулся, облокотившись на край тумбы с каталогом.

— Он приехал просить моей руки.

Серино сначала улыбнулся, потом нахмурился.

— Ты что, шутишь?

— Нет, — покачал головой Лейлор. — Я же говорил, что ты упадёшь, когда узнаешь, кто мой избранник. Они сейчас с папой разговаривают, а меня зачем-то выставили.

— Пойду, выражу королю своё почтение, — сказал Серино. — И заодно узнаю, правда ли то, что ты говоришь.

— Правда, правда, — засмеялся ему вслед Лейлор.

Опять оставшись один, он затосковал. Это ожидание сводило с ума, ноги сами сворачивали назад, в банкетный зал, но Лейлор говорил себе: «Терпение». Погуляв по дому, он вышел в сад, чтобы вдохнуть весеннего воздуха, но этот воздух неожиданно оказался не по-весеннему холодным: изо рта вырывался при дыхании белый пар. Весь сад был окутан густым туманом, а деревья были упакованы в коконы из прозрачной тонкой плёнки, закреплённой внизу вокруг ствола липкой лентой. Садовника Йорна Лейлор застал за странным занятием: взобравшись на лестницу, тот держал над верхушкой дерева какой-то инструмент на длинной, как у граблей, ручке, и из него широким радиусом вниз и в стороны вылетела эта плёнка, опутав крону дерева, словно кокон.