Песец подкрался незамеченным - Михаил Михеев

Президент ухмыльнулся — он поляков тоже не любил. А Ковалев не любил и поляков, и прибалтов — у него всегда было особенное, можно сказать, трепетное отношение к предателям. Похоже, высокие договаривающиеся стороны нашли точки соприкосновения, и тем, кто в этих точках оказался, сложно было позавидовать.

Дальнейший разговор был довольно короток и, в основном, свелся к дележке будущих сверхприбылей. Однако этот момент у Ковалева был проработан очень неплохо — были у него свои экономисты, и экономисты хорошие, поэтому договорились на вполне разумных условиях. И только когда уже начала приходить в себя охрана и адмирал собирался улетать, президент задал вопрос, мучивший его, очевидно уже давно:

— А почему вы просто не взяли власть в свои руки? Сил и возможностей у вас, очевидно, достаточно даже для того, чтобы контролировать всю планету — так почему?

— Помнишь старый анекдот про "Волгу", которая никому не нужна?[57] Ну должен помнить — мы ведь из одного поколения.

— Помню. И что с того?

— Так вот — зачем мне этот геморрой? Своих забот хватает. Да, кстати, забыл сказать: действующие АЭС тоже остались только в России. Пока это всеми силами скрывают, но долго такие проблемы не утаишь, так что остальной мир очень скоро ждет глобальный энергетический кризис. До скорого, — махнул рукой Ковалев и вышел.

Глава 12

— Ну что, дорогая, присаживайся — в ногах правды нет. Вон там кофе, булочки… Да ты не обращай на меня внимания, чувствуй себя, как дома. Вина, правда, не предлагаю — сам пить не хочу, а ты свою порцию покамест не заработала.

Ковалев, развалившись в кресле, слушал треск дров в камине и с неподдельным интересом разглядывал стоящую перед ним высокую, все еще красивую женщину, сохранившую, несмотря на возраст, отличную фигуру. Хотя какой там возраст — она была на семь лет моложе него, а себя Ковалев старым отнюдь не считал даже до того, как побывал в регенераторе линкора. Так что, как говорится, дама в самом соку, хотя Ковалев и выглядел сейчас по сравнению с ней и моложе, и интереснее. Ну, положение имперского адмирала имеет и кое-какие преимущества, в том числе и в виде здоровья, молодости и долголетия, и Ковалев не собирался отказывать себе в этом.

Женщина между тем с интересом и без опаски окинула взглядом комнату. Пожала плечами, но от комментариев воздержалась. Впрочем, Ковалев и сам знал, что простой и безыскусный интерьер с минимумом мебели был не в ее вкусе. Женщина вновь пожала плечами и изящно уселась на мягкий кожаный диван, точно выверенным движением закинув обтянутую французскими чулками ногу на ногу. От каждого движения по комнате распространялся запах дорогих духов. Ковалев к этому остался равнодушен — и видел, и обонял не раз, в те еще времена, когда женщина эта была куда моложе и, что уж греха таить, волновала его намного больше.

Так они сидели, молча рассматривая друг друга — женщина со все тем же легким интересом, Ковалев — без заметных эмоций. Пауза затягивалась, но Ковалева это не слишком волновало, а вот женщина постепенно начала нервничать. И, когда волнение достигло пика, она все-таки не выдержала и спросила:

— Ну что, так и будем в молчанку играть?

— Твое дело. Есть что сказать — говори, я тебя слушаю.

— Кажется, это ты захотел меня видеть. Приволокли меня сюда, во всяком случае, по твоему приказу.

— Захотел видеть — вижу. А насчет разговора речи не шло.

— Не поняла… Что тебе надо то?

— Я и вправду решил на тебя посмотреть — я ведь больше тебя не увижу.

В голову женщины закрались смутные подозрения:

— То есть как больше не увидишь?

— Да просто. Сначала, после твоих закидонов, я решил тебя просто грохнуть. По старой памяти — быстро и безболезненно. Но потом решил: все же ты мать моей дочери, да и твою мать я, в общем-то, уважаю. Поэтому ты просто уберешься очень далеко и никогда, слышишь, никогда не появишься поблизости от меня.

— Это в честь чего еще?

— Ну, вообще-то, в честь той аферы, которую ты организовала. Цыгане сдали тебя с потрохами, ты для них — никто и звать тебя никак, поэтому никаких моральных терзаний у них, думаю, не было. Ну и твой любовник все подтвердил. Вот чес-слово, масштабность вашей интриги вызывала у меня здоровый смех.

Ругательства, правда, довольно неумелые, но наполненные такой экспрессией, что завидно стало, Ковалев выслушал с интересом. Конечно, на малый боцманский загиб это не тянуло, но адмирал все равно мысленно поаплодировал даме. Потом улыбнулся и кивнул:

— Я тоже полностью разделяю твое мнение по поводу того, какие они все гады и сволочи. Под стать тебе, дорогая.

Ого! Надо было видеть, как полыхнули ее глаза. Таким взглядом, наверное, линкор испепелить можно. Ковалев, впрочем, был огнеупорным, поэтому лишь досадливо поморщился — пикировка не входила в его планы. Просто в удовольствии вставить своей бывшей шпильку-другую он удержаться не мог. Конечно, адмирал и сам был не ангелом, но тех, кто его предал, не прощал никогда — очень хорошее, надо сказать, правило. Любой триста раз подумает, прежде чем связываться с человеком, который когда-нибудь все равно отомстит, и отомстит жестоко. Пусть пройдет год или десять — но отомстит, не потому, что это доставляет ему удовольствие, а в воспитательных целях, чтоб другим неповадно было. Сейчас наступало время для мести, и адмирал намерен был извлечь из происходящего максимум выгоды.

— Дорогая, хватит ругаться — этим ты себе не поможешь, хотя, конечно, и не навредишь. Я мелочиться не буду — тебе выдадут билеты, скажем, в Нарьян-Мар. Хороший такой городок, веселый, тысяч двадцать населения, если считать поселки. И чем еще хорош, так это тем, что туда трудно добраться и еще труднее оттуда выбраться[58]. Будешь жить там без права выезда. Естественно, за тобой присмотрят. Не советую пытаться уехать оттуда — этим ты просто подпишешь себе смертный приговор. Поверь, у меня хватит возможностей, чтобы привести его в исполнение, и никаких моральных терзаний я чувствовать не буду.

— И с какой стати ты решил, что я туда поеду?

— Именно потому, что я так решил, ты туда и поедешь, — ухмыльнулся Ковалев. — Считай это жестом доброй воли. Будь на моем месте менее щепетильный человек — ты просто тихо исчезла бы, и ни одна собака с милицией тебя бы не нашла. Честно говоря, я сам с трудом удержался от соблазна именно так и поступить. Может быть и зря, кстати, ну да переживу уж как-нибудь.

— А на что я там буду жить?

— Не знаю, — пожал плечами адмирал. — Ты ведь, кажется, геолог по образованию? Вот и давай, вспоминай, чему тебя учили. Кстати, рекомендую начать с того, чтобы найти себе жилье — оно там дорогое и выбора, в общем-то, нет, но, так и быть, на покупку скромной квартиры я тебя спонсирую, — обнадежил он ее, не глядя достал из кармана пачку денег и бросил ее на журнальный столик из тонкого, но прочного стекла. — На первое время, думаю, хватит. Впрочем, тебе не привыкать устраиваться где угодно, когда угодно и с кем угодно, — не удержался адмирал от очередной шпильки.

— Ясно. Ну что же, я проиграла — значит, надо проигрывать достойно. Когда мы едем?

— Рад, что ты поняла насчет достоинства, жаль — поздно. Хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда. Ты, — Ковалев сделал ударение на слове "ты", — летишь туда завтра утром, рейсовым самолетом, через Москву. Рекомендую воспользоваться случаем и в последний раз взглянуть на столицу. Я специально заказал билеты так, чтобы у тебя были примерно сутки на прогулку. Сентиментальным становлюсь, что делать…

— А Юля…

— А она, я думаю, останется здесь. Сомневаюсь, что она захочет последовать за тобой в эту дыру после того, что ты учинила. Это же надо додуматься — похищение собственной дочери организовать! Ты о ребенке подумала? О ее нервах? Хорошо хоть, крепкие они — чувствуется моя кровь, — с гордостью сказал Ковалев.

— Ты ей что, все рассказал?

— Ну да.

— Мерзавец!!!

— Знаю, и горжусь этим.

— Негодяй!..

— В зеркало взгляни, дорогая. Что-то крылышек за твоей спиной я тоже не наблюдаю.

— И она тебе поверила?

— Нет, конечно. Но я дал ей прослушать запись допроса цыгана, запись допроса твоего… Как это правильнее? Босса? Ты ведь у него секретаршей числилась, если мне память не изменяет? Или как это правильнее? Секретутка? Ну и еще пару записей допросов известных тебе лиц.

— Подонок… — как-то тоскливо выдала женщина, и Ковалеву на мгновение стало ее жаль, но он тут же подавил непрошенное чувство.

— Может быть. Увы, с кем поведешься, дорогая. Я вот повелся с тобой.

— Ты думаешь, это сойдет тебе с рук? — женщина наклонилась вперед, уперлась руками в тол. — Думаешь, тебя так просто оставят?

Теперь она ничуть не напоминала вальяжную даму, какой была всего несколько минут назад, а ее голос напоминал скорее шипение разъяренной кобры. И в бешенстве своем она была красива. Адмирал невольно залюбовался ею, а потом кивнул: