Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2 (СИ) - Свадьбина Любовь

– Мы могли бы ещё дольше друг друга по лабиринтам искать.

Санаду громким пояснением прерывает назревающий спор:

– Без координатной сетки или координационного маяка телепортироваться можно только в зоне видимости.

Что значит…

– Ко мне ты телепортировалась по зову крови, – напоминает Санаду, – к Маре – в предел видимости. Но ни маяка, ни координат выхода из лабиринта у нас нет.

– И даже если бы были, – Мара окидывает меня скептическим взглядом, – нам не хватит текущего запаса магии для телепортации троих.

– Слушайте, ну так же нельзя! – хлопаю ладонью по плечу Санаду. – Что вы такие мрачные: невозможно, нельзя. Изначально считалось, что я телепортироваться не могу, но я смогла, так что и остальное теоретически возможно.

– Теоретически невозможно, – поправляет Мара, – хотя я была бы рада внезапному спасению. Интересно только, откуда в тебе столько магии завалялось?

Она с прищуром оглядывает меня, и мне в этом взгляде чудится гастрономический интерес. Конечно, у вампиров не принято друг друга кушать, но Мара мастер самооправданий, с неё станется решить, что вампиресса младше неё тоже не совсем ей подобна – опыта там не хватает, Неспящим не служила и прочее. Скажет ещё, что прямоволосые кудрявым не товарищи – и поминай, как звали.

Вдруг кровью ощущаю, что Санаду озаряет какая-то догадка. Он даже чуть дёргается, но порыв сдерживает.

– Полагаю, дело в том, – заговаривает Санаду, – что Клео новообращённая, и ей требуется меньше магии для существования, чем нам с тобой, Мара. А пространство здесь может быть не таким уж и плотным, особенно если перемещение между зонами происходит через телепорты.

Его объяснение звучит правдоподобно, и Мара, кажется, его принимает.

Вот только кровь Санаду позволяет чувствовать, что он лжёт. Его объяснение – обман. Но зачем? Что он скрывает от Мары?

***

Любопытство приходится умерить: не при Маре же шептаться, да и отпускать друг друга нельзя – растащит в разные места.

Так что по тропке передвигаемся гуськом: впереди я, следом держащий меня за руку Санаду, а за ним уже и Мара, тоже держащаяся за него.

На полянках мы резко ускоряемся, хотя теперь, когда нас трое, иллюзии начинают формироваться ещё медленнее, чем прежде – деревья только слегка искажаются, а мы уже выскакиваем на следующую тропу. Двигаемся строго прямо, не сворачивая, прислушиваясь к ощущениям.

Но толку от этого никакого. Пробуем порой сойти с тропы между полянами – но каждый раз невидимая преграда не даёт отклониться от курса. В лесу, до того, как мы попали в плен полян, сворачивать можно было куда угодно.

– Мне кажется, это бесполезно, – устало произносит Мара где-то через час забега.

– Но не садиться же нам здесь и умирать, – замечает разделяющий нас Санаду.

– Честно говоря, – признаюсь я, – мне тоже кажется, что испытание заключается не в беге на скорость. Как-то это… не очень, если мы не проходим экзамен в сборную по спринтерскому бегу или чему-то подобному.

– Только не ясно, что от нас хотят, – вставляет Мара.

– Развлечений, – обречённо выдаёт Санаду.

– Может, нам надо не избегать испытаний, а пройти некоторое их количество? – предполагаю я не слишком уверенно.

С минуту мы семеним молча, я ощущаю сомнения Санаду не только кровью, но и по тому, как судорожно он сжимает мою руку.

Магии в кристаллах всё меньше, я не ощущаю исходящее из них живительное тепло. Наверное, в основном их поглощают Санаду и Мара, потому что оба архивампиры.

– Обидно будет проиграть, – бурчит Мара, – если мы остановимся в паре полян от выхода.

– Да ладно, – хмыкаю я. – Ты правда можешь предполагать, что нам надо просто добежать до финиша?

– Я думаю, нам надо отыскать скрытый выход, – Санаду поглаживает моё запястье большим пальцем. – Я бы сделал такое испытание. Найти что-то неочевидное, доказать свою сообразительность – чем не выход?

– А если мы вообще не должны были попадать на поляны? – предполагаю я. – Что, если для победы надо было избежать соблазнов и не позволить себя задержать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я бы именно так и сделала, – Мара передразнивает интонации Санаду.

Я же продолжаю рассуждать:

– Я бы тоже сделала так, если бы целью было только получить самых-самых. Но если цель ещё и развлечься, а мне кажется, такая цель есть, – мой голос помимо воли мрачнеет, – то выход должен быть. Иначе с момента схода с тропы победа невозможна, и наблюдать станет неинтересно. Какой в этом смысл, если нет элемента непредсказуемости?

***

Возлежащие перед смотровыми «экранами» дану, только что ропщущие о том, каким унылым становится испытание, умолкают.

Тишина сопровождает их глубокие думы.

– А ведь она права.

– И в самом деле, а я-то думаю, что так скучно стало…

– Определённо есть в этом замечании логика.

– И в самом деле, если бы они могли выбраться из этой части лабиринта, эмоции были бы пикантнее.

– В беге к гарантированной смерти не хватает некоторой остроты неопределённости.

Переговаривающиеся в таком духе дану оглядываются на королеву.

Королева косится на сидящего возле трона сына. Тот, лохматый и заплаканный, крепче прижимает к груди выросшего вдвое Марка Аврелия и смотрит жалобно-жалобно.

– Хорошо, добавим пикантности и неопределённости, – соглашается королева, раз уж всё так складывается.

***

На следующую полянку мы выходим неспешно. Оглядываемся по сторонам, выжидая, кого из нас иллюзии выберут для создания страха.

Здесь, на просторе, получается встать единым фронтом: Санаду, как гарант защиты, посередине, мы с Марой держим его под руки.

Стоим, ждём.

Озарённая двумя лунами поляна тоже чего-то ждёт.

– Может, их впечатлила наша целеустремлённость? – с сомнением предполагает Мара.

– Хорошо бы, – настороженно оглядываюсь, – но скорее поверю в очередное испытание.

– Или придумывают, как позаковыристее нас проверить, – предполагает Санаду.

– Интересно, как они узнают наши страхи? – хмыкаю я. – Когда мы о них думаем, или выискивают в глубинах сознания?

– Я точно не ожидала увидеть здесь Танарэса, – признаётся Мара. – Так что скорее из глубин сознания, хотя воздействия на разум я не ощущаю, а у тебя и вовсе абсолютный щит.

– М-магия, – вздыхаю я, осматривая набившие оскомину своей одинаковостью деревья.

Забавно мы, наверное, смотримся: Санаду с бывшей и нынешней под ручкой. Такая внезапная компания. В Эёране были бы в шоке от такого трио.

Деревья вдруг подёргиваются рябью, сливаются, превращаясь в стены. Практически сразу я идентифицирую место, как квартиру-студию. Непривычно большую, с неравномерно расположенными окнами.

Стены в одном углу недокрашены в нежный кремовый цвет. Ванна стоит прямо в квартире и ничем не отделена. Кухня тоже соединена с комнатой. Возле кожаного дивана в середине комнаты стоит антикварный шкаф с книгами и видеокассетами о вампирах, энциклопедиями, юридическими книгами. Но телевизор-лупа при этом установлен на плохо обструганной столешнице. В другом углу скручен линолеум и стоят какие-то мешки. В потолке приоткрыт люк. Паркетный пол застелен коврами, а на подушке в кресле посверкивает кристаллами знакомая мне корона Санаду.

Именно корона останавливает лихорадочные попытки вспомнить эту странную явно земную квартиру и помогает осознать, что нарастающая тревога принадлежит не мне.

Потому что корона предельно чётко обозначает, на кого направлена иллюзия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тревога исходит от Санаду. Я чуть поворачиваюсь, чтобы заглянуть ему в лицо: он хмурится, взгляд бегает. Кажется, он пытается понять, что именно собирается устроить иллюзия.

Дверь в квартиру распахивается, и мы трое разворачиваемся: внутрь вваливается Санаду с рыжей девицей. Он странно, но интересно выглядит в земной кожаной куртке и джинсах. Дамочка в маленьком чёрном платье его буквально облепляет, целует, оставляя на бледном лице следы алой помады, цокает шпильками по паркету.