Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2 (СИ) - Свадьбина Любовь

– А мне часто говорили, что я точно сумасшедшая, но это не повод считать меня сумасшедшей, ведь «диагноз» ставили не доктора.

– И всё же я начинаю чувствовать себя неловко из-за того, что не принимаю всё близко к сердцу.

– А тебе за это платят? За то, чтобы близко к сердцу принимать?

– Э-э… – подвисает на миг Санаду и улыбается одними уголками губ, а в голосе появляются ноты облегчения. – Не платят.

– Значит, ты не обязан. Холодная голова, на мой взгляд, важнее. А то, что ты ради Мары не стал людей пачками вырезать… Ты же вроде и сам не готов слиться в экстазе с серийной убийцей.

– Не готов.

– Так почему думаешь, что существо, готовое вырезать людей тысячами ради своей цели, привлекательнее существа умеренного? Мара после твоего исчезновения могла вернуться вместе с Нильсэм к Танарэсу. Нет, я поняла бы твои переживания, если бы Мара на момент твоего исчезновения находилась в плену, и ты предпочёл не марать руки и оставить её на растерзание врагам. Но такого не было, ты мог надеяться на её благоразумие. Она сама сделала свой выбор.

Прикусив губу, Санаду с минуту вглядывается в моё лицо, после чего тихо спрашивает:

– А ты… ты согласна остаться со мной, зная, что я не сделал всё возможное, чтобы скорее вернуться к своей женщине, а вернувшись, не смог принять её и избегал с ней встреч?

– Раз избегал, значит, не слишком хотел встретиться.

Санаду опускает взгляд:

– Мне было стыдно. За то, что не вернулся сразу, за то, что изменил. А ещё я обязан был задержать Мару для разбирательств, и этого я тоже делать не хотел. Ты права… И переживал я не столько о ней, сколько о своих чувствах.

– Если моей жизни будут угрожать, ты сделаешь всё, чтобы меня спасти?

Он поднимает взгляд на меня, и в его глазах – вопрос, недоумение.

Поясняю:

– Сможешь ли ты убить того, кто будет угрожать убить меня?

– Смогу, конечно. Я могу убить, если это необходимо и оправданно.

– Если действия по моему спасению будут опасны для твоей жизни, ты рискнёшь?

– Да.

– Значит, я согласна остаться с тобой.

Санаду продолжает внимательно меня рассматривать.

– Слушай, ну я же тебя понимаю, – всплёскиваю руками. – Например, я люблю семью, скучаю по ним, но жить вместе, если честно, не хочу. Мы просто разные. И обществом такое моё отношение тоже не одобряется. Так что я могу понять, почему ты не хотел встречаться с Марой, даже когда чувства ещё оставались. Мне кажется, это нормально. И уж тем более нормальным мне кажется не цепляться за мёртвых, а думать о своей жизни.

Схватив Санаду за руку, наклоняюсь ближе, его дыхание касается моих губ.

– У тебя очень хорошая реакция на невзгоды, – поясняю тихо. – Правильная. Я бы не смогла жить с мстительным маньяком наподобие Танарэса. Ты же сам видишь, что он неадекватен чуть менее, чем полностью. Неужели ты хочешь быть таким?

– Нет, конечно, – почти шепчет Санаду.

– Тогда прекрати маяться дурью и переживать о том, что ты недостаточно мстительный и депрессивный. Жизнь – это лучшее, что может случиться, и ею надо наслаждаться назло всему. Так что давай поцелуемся, и ты как-нибудь плюнь на эту иллюзию, чтобы она уже развеялась, а то нам пора искать выход.

Обхватив Санаду за шею, я подтягиваюсь выше и, уткнувшись носом в чёрные пряди, вдохнув такой головокружительный аромат его кожи, шепчу на ухо:

– Я люблю тебя…

И прежде, чем Санаду успевает ответить, затыкаю его поцелуем. Несколько секунд он ещё пытается что-то сказать, но я не уступаю, и в момент, когда Санаду прекращает сопротивляться и расслабляется в моих объятиях, моё сердце сладко ёкает, а по телу разливается истома.

Крепко обняв меня за талию, Санаду перехватывает инициативу, углубляя поцелуй. Его язык, губы, руки – меня опаляет огнём, голова кружится, сладостная дрожь накатывает, выбивая все мысли.

А когда мы с Санаду, хрипло дыша и вздрагивая, отрываемся друг от друга, нас заливает сияние двух лун, и под ногами пружинит мох.

– Ну вообще! – фыркает кто-то.

Дёрнувшись, мы с Санаду оглядываемся: грибы рояться на краю поляны. Много-много недовольных грибов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– У них тут испытание, а они сосутся! – возмущается гриб с бородой.

– Постыдились бы детей! – пискляво восклицает грибочек с накрашенными губами.

– Охальники! – взывают несколько сморчков.

А следом за ними вой поднимают все многочисленные грибы.

Мы с Санаду переглядываемся. Говорящие грибы – это намного лучше, чем то, что показывала иллюзия, и облегчение накрывает нас с головой – одно общее на двоих. У Санаду дрожат губы, а глаза весело блестят, у меня дёргаются уголки губ.

– Спасибо, – тихо выдыхает он и придвигается к моему уху. – Я люблю тебя.

Санаду целует меня в шею, что вызывает ещё больше грибного возмущения.

Мы оглядываем поляну… и начинаем хихикать.

Глава 47

Поляну мы покидаем под крики грибов. У некоторых от негодования аж шляпки срывает, но от столь бурной реакции нам с Санаду только веселее – так хорошо убраться из иллюзорного кошмара.

Держаться за руки.

Иди дальше.

Надеяться на лучшее.

Ощущать невероятное единение.

И трепет нежности в сердцах.

Даже однообразный ненормальный лес кажется не таким неправильным, как прежде. При определённом настрое дорожка между исполинских стволов, сияющие цветы и плоды выглядят вполне романтично.

Но когда прогулка затягивается более, чем на час, а конца и края ей не видно, даже вампирская выносливость не делает дорогу легче.

Так же как раньше наше с Санаду воодушевление признаниями в любви и освобождением из иллюзии усиливалось ощущением друг друга через кровь, так и теперь это взаимное ощущение друг друга раскачивает нарастающую тревогу.

Лес не заканчивается.

Полян с испытаниями – и тех не видно.

А время идёт.

И не только от нас двоих зависит выживание: вдруг, пока мы тут бродим, Мара умрёт?

– Может, всё же возможно как-то телепортироваться? – я крепче сжимаю наши с Санаду переплетённые пальцы. – Я же как-то смогла ощутить тебя через кровь и попасть к тебе, а ты когда-то пил кровь Мары.

– Я её практически не чувствую сейчас, – качает головой Санаду. – К тому же всё равно технически ты не могла телепортироваться сама.

– Но я телепортировалась, – закатывая глаза, невольно отмечаю красоту распустившихся над нами цветов. – Иначе как объяснить то, что я попала к тебе?

– Возможно, тебе помог рыжий приятель? – предполагает Санаду.

Я только вздыхаю. Да, может, это Антоний вмешался, но вдруг наше сильное желание оказаться рядом с Марой или притянуть её к нам сработало бы?

Кошусь на Санаду.

Но вдруг я действительно не могла переместиться? Сижу на одной из полянок, а всё происходящее мне только кажется.

Но, с другой стороны, мы с Санаду обменялись кровью при поцелуе, и ощущения были точно такие, как при таком обмене. Я кровью чувствую, что рядом со мной именно Санаду.

Он тоже косится на меня и мягко улыбается:

– Мы как-нибудь справимся.

– У нас нет иного выбора, – соглашаюсь я.

Нарастающая тревога вынуждает нас ускорять шаг, крепче сжимать переплетённые пальцы.

Не сговариваясь, мы переходим на бег.

***

Теперь, когда бежим, наконец, появляются поляны. Или они просто следствие нашего волнения. Но некоторое время мы успешно минуем их прежде, чем коварные иллюзии успевают исказить пространство и запереть нас в себе.

Счастливый бег без испытаний прерывает случайность. Или не случайность, а подлянка полянки: я спотыкаюсь о корень. Санаду подхватывает меня, не позволяя распластаться на земле, но этой задержки достаточно, чтобы окружающие поляну деревья сомкнулись, образуя стены квартиры в знакомых обоях с бежево-серыми котиками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Поддержавший меня Санаду ставит меня не на мох, а на пробковый ламинат – экологически чистый, тёплый и всё такое. Марку Аврелию он нравился.