Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2 (СИ) - Свадьбина Любовь

– Марго, хватит, – пытается остановить её иллюзорный Санаду, но она обвивает его руками и ногой.

Досмотреть не позволяет ладонь Санаду, закрывающая мои глаза. Он прижимает меня к себе, не позволяя смотреть. От изумления только рот открываю: ну ничего себе.

– Санаду, – томно причитает Маргарита.

И, судя по звукам, его целует. Или он её – мне не видно.

– Так! – Мара, кажется, задыхается от возмущения. – Вот как ты без меня в своём непризнанном мире страдал!

Пытаюсь вывернуться из-под ладони Санаду и рассмотреть происходящее, но он держит крепко. А цокот каблуков и бормотания его иллюзии смещаются в сторону дивана.

– Мне уже можно смотреть восемнадцать плюс, – напоминаю я и пытаюсь пальцами оттянуть ладонь Санаду от моих глаз.

Но куда-там.

– Не можешь устоять против рыжих? – ехидно уточняет Мара.

Судя по скрипу, парочка валится на диван. Санаду продолжает бормотать какие-то увещевания о муже этой Маргариты и о том, что он в подобных отношениях не заинтересован и вообще у него невеста.

Но он не отмахался, судя по наличию у него дочери.

– И почему ты только ей глаза закрываешь? – возмущение Мару прямо переполняет.

Санаду обжигает злостью. И смущением. Причём смущения намного больше.

– Да ладно, – утешаю его. – Я даже порно видела.

Смущение Санаду взвивается на новый уровень.

– Ну чего ты стесняешься? – не понимаю я. – Мы же тоже этим занимались, и в обморок не падали.

От удивления Санаду ослабляет хватку, и мне удаётся взглянуть на то, как Маргарита, оседлав Санаду, расстёгивает его рубашку. Вид у дамочки дикий, по шее стекают капли крови.

– Ну и что такого? – бодро уточняю я, надеясь поддержать Санаду.

Да и в целом – зачем нам такие иллюзии?

– Да, ничего такого, – фыркает Мара. – Я получше буду.

И земная квартира подёргивается рябью. Санаду облегчённо выдыхает. Но рано, потому что квартира плавно превращается в его академический кабинет. И в этот раз он сидит на чуть отодвинутом от стола кресле.

– Марабелл, – выдыхает иллюзорный Санаду.

А иллюзорная Мара, выскальзывая из-под стола, разводит его ноги и устраивается между ними.

– Я вас слушаю, профессор, – томно шепчет она, добираясь пальчиками до его ширинки, не сводя потемневших глаз с его несколько ошарашенного лица.

С минуту мы втроём (ладно, я и Мара, потому что Санаду запрокидывает голову и, сгорая от смущения, смотрит в потолок) наблюдаем, как иллюзорная, ещё сверкающая человеческим румянцем Мара добирается до вожделенной части тела, чтобы показать ора… торские умения.

– Испытания становятся всё страннее и страннее, – тяну я. – Или я что-то в них не понимаю. Но это совершенно точно не страшно.

Мара выглядывает из-за Санаду и всматривается в моё лицо.

– Ты не ревнуешь? – с сомнением уточняет она.

– А смысл, если в итоге Санаду выбрал меня?

У неё дёргается уголок губ, и взгляд тяжелеет.

– А может мы все не будем на это смотреть, а? – просит Санаду.

– Ну почему же? – хмыкает Мара. – Вспомним прошлое. Пусть наша дорогая Клеопатра узнает, что ты любишь. Я бы и так могла её всему научить, но почему бы не воспользоваться случаем?

– Мара! – осаживает её Санаду, но она только смеётся.

– А что такого? – её сумрачный взгляд направлен на меня. – Санаду, я как никто знаю твои тайны, слабости, предпочтения. Всё, что ты любишь.

И она накладывает ладонь на явно любимую ею часть тела. Санаду дёргается, чуть не выпускает нас из рук, но тут же прижимает меня к себе крепко-крепко, Маре оставив лишь руку.

Засмеявшись, Мара оглядывает их парную иллюзию:

– Не строй из себя недотрогу, я правда лучше всех знаю, что и как ты любишь.

– Пожалуйста, хватит! – резко просит Санаду.

А Мара только посмеивается. И это ясно даёт понять – ничего она на самом деле не знает и не понимает. А техничному исполнению может обучиться каждая.

Видимо исключительно чтобы добить Санаду, иллюзия показывает и меня с ним в постели.

К счастью, я могу абстрагироваться от самых смущающих обстоятельств, а Мара… в этот раз Мара соглашается, что нам надо не на это всё глазеть, а зажмуриться и отстраниться от происходящего, чтобы иллюзия скорее исчезла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И хотя Мара не рычит, не бросает на меня грозные взгляды и обходится без комментариев, теперь мне за свою жизнь как-то тревожнее. Такое чувство, что лишь теперь, посмотрев на меня и Санаду в интимный момент (возможно, в сравнении с двумя другими), Мара понимает, что я не просто временная замена ей, не развлечение, а выбор Санаду.

Глава 49

Идём дальше. Потому что выбора нет. Мы и поляны пробуем обыскивать, и испытания проходим: Санаду какого-то гопника земного грызёт, на Мару снова Танарэс прыгает, мне могилу родителей показывают с нынешним годом в датах смерти. Ещё какое-то собрание Неспящих наблюдаем, на котором Маре агрессивно выговаривают за то, что она Санаду не может на их сторону перетянуть и потому бесполезна ордену. Потом иллюзорный Санаду к незнакомой рыжей от нас уходит. Властители кантонов передают ему обязанность заниматься всеми их документами. Мару отправляют эмиссаром в непризнанный мир. Эдмунд – сенешаль Санаду – решительно увольняется. Могила Санаду преграждает нам путь.

В общем, «развлечений» хватает, минуем их с разной скоростью, но в каждой иллюзии ощупью пытаемся отыскать выход.

Выход не нащупывается. Никак. И мы идём дальше.

Идём.

Время тоже идёт. А с ним утекает магия из кристаллов. Капля за каплей – ощущаю это вместе с Санаду. Такое противное сосущее чувство внутри. Мир выцветает, а мышцы наливаются тяжестью, кости становятся хрупкими, сердце бьётся медленнее.

Оглядываясь, вижу, как стекленеют его глаза и застывает лицо, уже не просто бледное, а сероватое.

Дрожат его пальцы.

И каждый шаг даётся со всё большим трудом.

– Мы сдохнем здесь, – почти шепчет Мара, и пространство тропы усиливает и множит её слова, они доносятся отовсюду, повторяются.

– Оптимистичнее, пожалуйста, – вяло просит Санаду.

Его ободряющие слова тонут в мёртвой тишине.

Я шагаю впереди, тяну его за собой, он тянет Мару.

Шаг за шагом.

Возможно, это бессмысленно, но сдаваться не собираюсь, буду тащить их до победы или безвозвратного поражения.

Голод вампиров не похож на обычный физический голод человека – это чувство глубже. Оно не просто обостряет запахи и звуки, не просто будит жажду, оно вызывает зуд в ногтях, заостряет зубы. Выворачивает. Испепеляет. Замораживает. Ты словно отстраняешься от тела, а оно действует само по себе – движется дальше, ищет источник питания.

Первой сдаётся Мара. Или не сдаётся, а просто пытается сэкономить немного сил, но тут не докажешь – она падает на тропу и выдыхает:

– Я больше не могу.

Санаду, не отпуская моей руки, присаживается на корточки:

– Мара, соберись.

– Я не хочу умирать, – бормочет она. – Не хочу перерождаться в полностью энергетическое существо. Мне нравится моё тело, нравится жить, чувствовать…

В её голосе появляются слезливые ноты.

Я возвышаюсь над ними обоими, стискивая ледяные пальцы Санаду, удивляясь тому, как блекнут разметавшиеся по тропинке рыжие пряди Мары.

– Ты и не станешь высшей, – устало «утешает» Санаду. – Точнее, если станешь, то будешь такой недолго, ведь приемлемой еды тут нет.

Ресницы Мары вздрагивают, в теле появляется напряжение.

Без подпитки магии вампир не просто умирает, он перерождается в высшего вампира, теряя физическую составляющую и впредь может её формировать только из энергии, словно манекен или марионетку, которой управляет своей волей. Довольно унылая жизнь, если подумать, хотя и является пиком силы для данного вида.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В мире без магии высшему вампиру нужны жизни других созданий для поддержания новой формы существования.

Но Санаду лукавит: нас здесь трое, и в случае перерождения мы с голодухи кинемся друг на друга. Хотя скорее выживет первый обратившийся и закусивший остальными, но если дану исполнят обещание и последний выживший не покинет лабиринт, он здесь развоплотится от голода.