Фарфоровое лето - Элизабет Хауэр

В своем эгоистичном счастье мы были сосредоточены только на нас двоих, поэтому не сразу осознали силу завершенных судеб, которые, казалось, все еще влияли на нашу собственную жизнь.

Агнес сказала, что очень не хотела, чтобы мы с Бенедиктом познакомились друг с другом. Она боялась, что в один прекрасный день ей неизбежно придется рассказать нам историю своей вины. Тогда не приходилось больше надеяться, что она останется для меня, а главное, для Бенедикта той же самой Агнес, которой была до сих пор. Ну вот этот день и наступил.

— Клара Вассарей умирала три дня, — сказала Агнес, — это было с 29 по 31 августа 1939 года.

29 августа 1939 года. Вторник. Восход солнца в 5 часов 12 минут, заход солнца в 18 часов 51 минуту. Погода: переменная облачность, местами ветер, быстрое перемещение воздушных слоев.

Агнес почти не спала. Она затащила кушетку в комнату Клары и улеглась в одежде, готовая вскочить по первому зову. Иногда у нее на мгновение смыкаются глаза, но тут же снова, испуганно встрепенувшись, она прислушивается к дыханию Клары, неглубокому, неровному, иногда кажется, что его совсем не слышно. Потом раздается кашель, жесткий, сухой, он звучит с маленькими перерывами, затем переходит в приступ, никак не утихающий, уносящий силы больной. Клара приподнимается, Агнес помогает ей сесть, кладет под спину подушку. Когда Клара откашливается и отплевывает ржаво-коричневую слизь, ей становится лучше. Тогда Агнес вытирает ей пот со лба, смачивает влажным платком губы, обметанные лихорадкой.

— Ты должна поспать, Агнес, — требует Клара, — я уж сама о себе позабочусь.

Клара еще никогда не заботилась о себе сама, но Агнес не может этого ей сказать. Ребенок тоже беспокоится, он чувствует, что мать больна.

На улице становится светло, Агнес больше не ложится. Она ставит Кларе компресс на грудь, как велел врач. Когда он придет снова, то скажет, что Кларе нужно в больницу, он уже сказал это вчера, сегодня он распорядится отправить ее туда. Агнес знает, что Клара не хочет в больницу, что больше всего на свете она боится суровой железной койки и полной зависимости от чужих людей. Агнес тоже не хочет, чтобы Клара попала в больницу. Она убеждена, что больная может выздороветь лишь дома, нигде за ней не будут ухаживать старательнее, нигде не будут уделять ей больше внимания и любви.

Клара просыпается после короткого сна, она без сил, ее кожа прозрачна, губы совсем побелели.

— Я никуда отсюда не поеду, — заявляет она, — никуда.

У Агнес есть идея, которую она твердо решила осуществить. В десять часов к Кларе должен прийти врач. До его прихода все должно быть сделано.

Когда появляется Лоизи, у которого пока каникулы, Агнес просит его о помощи. Лоизи почти тринадцать лет, он все еще пугающе худ, но сильно вытянулся, тем не менее с коротко стрижеными по-приютски волосами он выглядит пока ребенком. С тех пор как Клара заболела, он забегает по несколько раз в день. Если она никого не хочет видеть, то слоняется по кухне, если же она зовет его к себе, то сидит в углу ее комнаты, рассказывает приглушенным голосом какие-нибудь новости или просто молчит. Он ходит вместо Агнес за покупками, потому что та не хочет оставлять Клару, катает Барбару в детской коляске по саду и не позволяет больше своей матери указывать, можно ли ему наверх «к этим» или нет.

Лоизи в восторге от идеи Агнес. Некоторое время они шепотом обсуждают, что и как, при этом Лоизи делает несколько дерзких, но неосуществимых предложений. В конце концов оба сходятся на узкой комнате Агнес. Там ни один человек не заподозрит присутствия больной. Как только Агнес объясняет Кларе, что она собирается сделать, та сразу же соглашается. С помощью подушек и одеял из гостиной поудобнее устраивают постель. Агнес вместе с Лоизи вытаскивают из маленького помещения все лишнее. Потом они придвигают шкаф так близко к двери, что остается лишь узкий проход. Они переправляют Клару в комнату, при этом они почти несут ее. Клара находит все происходящее очень комичным и даже в состоянии смеяться.

Когда приходит врач, Агнес со слезами в голосе заявляет ему, что больной ночью было так плохо, что пришлось вызвать скорую помощь. Клару увезли в больницу. Агнес называет врачу очень удаленную больницу, только там нашлось место. Она показывает врачу пустую спальню, на кровати еще в беспорядке валяются одеяло, мокрая от пота подушка, на ночном столике стоят лекарства.

— Так лучше, — заявляет врач и хвалит Агнес за принятое ею решение.

Лоизи, до сих пор молчавший, повествует о двух санитарах, которые с Кларой на носилках бежали к воротам, озабоченные ее плачевным состоянием. Врачу не приходит в голову, что тринадцатилетнего подростка едва ли можно добудиться ночью. Он справится о госпоже Вассарей в больнице, говорит врач Агнес, прежде чем уйти. Этого она не предусмотрела. Он сделает это не сразу, страстно надеется Агнес.

В это утро Клара спокойна и довольна. Пока Агнес не приносит Барбару и не останавливается с ней у двери. Клара боится, что может заразить ребенка. Для Барбары мать уже чужая, она больше не тянет к ней ручки.

— У таких маленьких детей это всегда так, — объясняет Агнес, но Клара не хочет ей верить.

Некоторое время спустя приходит из магазина Лоизи, с сегодняшнего дня действуют новые продовольственные карточки. Мясо, молоко, жиры и другие продукты отпускаются лишь в ограниченном количестве, это не вынужденная мера, а лишь предосторожность в интересах справедливого распределения. Лоизи уже полностью в курсе того, какие карточки имеют хождение, ему удалось также скупить кое-какие продукты. Агнес читала в газете, что каждый спекулянт выставляет себя на всеобщее осмеяние, потому что члены партии несокрушимо убеждены в том, что обстоятельства, известные по мировой войне, не повторятся в национал-социалистической Германии.

— Зачем они это пишут? — спрашивает Агнес.

— Будет война, — отвечает Лоизи, — так говорит мой отец.

Некоторое время они обсуждают, что будет, когда начнется война, и решают ничего не говорить обо всем этом Кларе.

К вечеру в дверь стучится Мария Грабер, она хочет видеть ребенка. Агнес, готовая к ее визиту, говорит, что госпожа Вассарей в больнице, а без ее разрешения Марии Грабер нельзя к Барбаре. У нее есть на это право, упорствует мать Польдо, которая теперь укротила свои рыжие волосы, собрав их в скромный валик, а на пышной груди носит значок женской нацистской организации. Пусть она скажет об этом госпоже Вассарей, когда та вернется, отвечает Агнес и закрывает дверь. Некоторое время она стоит, стараясь успокоиться, она знает, что сейчас ей нельзя совершать ошибки.

В обед Клара просит супу, она съедает почти целую тарелку и заявляет, что у нее спал жар. Агнес измеряет ей температуру, у нее только 37,5.

— Через пару дней ты можешь выписать меня из этой чудесной больницы, — говорит Клара. — Я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера.

«Она снова радуется жизни», — думает Агнес, развешивая за домом Барбарины пеленки. К ней приближается Роза Брамбергер, ее любопытство перевешивает враждебность.

— Я совсем не слышала скорой помощи, это странно, — говорит она и останавливается рядом с Агнес.

— Зато Лоизи все слышал, — возражает Агнес.

— Он сказал мне об этом только сейчас, — говорит Роза Брамбергер и качает головой. Агнес не отвечает.

— Ей очень плохо? — спрашивает мать Лоизи.

— Я ничего не знаю, — говорит Агнес.

В четырнадцать часов по радио передают новости, сообщают, что Адольф Гитлер повторно направил Польше свои требования и, несмотря на террор в отношении фольксдойче, готов к переговорам. Агнес выключает приемник. Клара зовет ее, она хочет знать, какие оперы в этом году включены в программу зальцбургского фестиваля. Проходит немало времени, прежде чем Агнес отыскивает программу.

— «Фальстаф» и «Кавалер роз», — говорит она.

— Как чудесно, — говорит Клара и закрывает глаза.

Вечером Агнес открывает окно. Из сада наплывают запахи бабьего лета. Укрывшись одеялом до самого подбородка, Клара сидит в постели и пытается глубоко дышать.

— Побудь со мной, — просит она, видя, что Агнес собирается снова уйти. Агнес садится на единственный стул и ждет. Клара начинает говорить и впервые за долгое время упоминает о своем муже.

— Ты не должна писать Виктору, что я больна, — говорит она. — Может быть, он сам еще не выздоровел. Может быть, поэтому я уже четыре месяца ничего от него не получала.

Уже четыре месяца нет вестей от Виктора Вассарея. Уже полтора года, как его нет с ними. Агнес отчетливо помнит тот день в конце марта 1938 года, когда забрали мужа Клары. Вопреки обыкновению, он был дома, уединившись в своей комнате. С момента свержения австрийского правительства и вступления в Австрию Адольфа Гитлера Виктор Вассарей очень изменился, его холодное спокойствие уступило место лихорадочной деятельности. До поздней ночи он сидел за своим письменным столом, никому не разрешалось нарушать его одиночество. Клара, уже на четвертом месяце беременности и лишь формально считавшаяся его женой, почти не видела мужа. Когда стали трезвонить в дверь и Агнес, ничего не подозревая, открыла, ее грубо оттолкнули три эсэсовца, их сапоги грохотали по квартире, пока они не нашли Виктора Вассарея. Агнес побежала, чтобы позвать Клару, они, дрожа, стояли перед комнатой Виктора и слышали вопросы чужаков и спокойные ответы Виктора. Полки с грохотом падали на пол, книги выбрасывались из шкафа, звенело, разбиваясь, стекло. Потом эсэсовцы вышли вместе с Виктором, он посмотрел на Клару и сказал: