Фарфоровое лето - Элизабет Хауэр

Лоизи собирает сливы и несет их на кухню. Потом бежит вниз, в квартиру старшего дворника. Клара спит, Агнес гладит в соседней комнате детское белье. Из деревянного коридора слышны резкие, громкие шаги Марии Грабер.

31 августа 1939 года. Четверг. Восход солнца в 5 часов 15 минут, заход солнца в 18 часов 46 минут. Погода: утренний туман, слабый южный ветер, большей частью солнечно и тепло.

В течение этой ночи Клара лишь единственный раз внезапно проснулась и пожаловалась, что ей не хватает воздуха. Агнес включила свет, но когда она добежала до Клариной кровати, больная сказала, что все уже прошло, ей только нужно немного посидеть. Агнес спросила, боится ли она по-прежнему.

— Да, — ответила Клара, — меня не отпускает беспокойство вот здесь, в груди. Мне кажется, мои нервы не в порядке.

— Можно мне послушать? — спросила Агнес.

Она осторожно приложила ухо к левой стороне Клариной груди. «Так» сделало сердце Клары, потом два-три раза быстро подряд «так-так», и после паузы — «так», и медленно — «так».

— Не знаю, — обеспокоенно сказала Агнес.

— Завтра, когда я проснусь, все пройдет, — сказала Клара.

В шесть часов утра — краски сада еще подернуты пеленой тумана — Барбара просыпается и начинает плакать. Агнес меняет пеленки и кормит ее, ребенок засыпает снова.

Под хлебницей, наполовину высунувшись, торчит приглашение организации «Сила через радость». Завтра вечером в маленьком парке перед приходской церковью должен состояться праздник. Приглашение занесла сестра Польдо Анни, занимающая сейчас хорошо оплачиваемое место в руководстве местных фашистов.

— От меня даже не требуют печатать на машинке. Выберись, ты хоть раз куда-нибудь, — покровительственно сказала она Агнес. — Там будут народные танцы и оркестры флейтистов. Старый священник разозлится.

— Я не могу уйти из дома, — возразила Агнес.

— Поживем — увидим, — ответила Анни.

В течение дня приглашение не раз занимало мысли Агнес, вызывая определенные ассоциации. Например, о покупке той блузки за 6,90 рейхсмарок: хорошо стирается, с маленьким воротничком, кармашками на груди, множеством пуговиц, отстроченная, цвет синий или красный. Агнес двадцать три года, восемь лет она живет и работает у Клары, за эти годы она практически ни разу не покидала ее, вытесняя мысли о любви и мужчинах, потому что считала, что все это не для нее. Лишь изредка у нее пробуждались непривычные потребности, вроде желания купить ту блузку, желания, неотделимого от удовольствий, которые так бойко расхваливала Анни.

Сегодня утром Агнес может, взглянув на приглашение, сказать себе, что блузка теперь недоступна для нее из-за введения карточек на мануфактуру, тем самым исключается и все остальное. Она чувствует облегчение.

Вчера вечером она еще встретила в парадном Розу Брамбергер и сказала ей, что у Клары все в порядке, в больнице вполне довольны ее состоянием. Сегодня наверняка появится Мария Грабер, чтобы удовлетворить свое любопытство, Агнес и ей скажет то же самое. Но еще раньше, чем ее мать, появляется Анни Грабер и сообщает Агнес, что завтрашнее мероприятие «Силы через радость» отменено.

Агнес воспринимает это известие равнодушно, однако интересуется причинами.

— Да потому что будет война, почему же еще, — с изумлением отвечает Анни.

— Это же не точно, — сомневается Агнес.

— Фюрер хочет получить только Данциг и польский коридор, — говорит Анни поучающе и смотрит на Агнес как на второгодницу. — Это его законное право. Если ему не отдадут добровольно то, что ему причитается, он должен будет забрать положенное сам. Тогда это не его вина. Французы и англичане…

— Я ничего в этом не понимаю, — перебивает ее Агнес, — я знаю только, что война — это ужасно.

— Оставь, — отвечает Анни, — эта война не будет ужасной. Ты разве не слышала: лучшие рабочие мира сделали для лучших солдат мира лучшее в мире оружие. Что же может с нами случиться? Я нахожу все это довольно интригующим. Жаль только праздника.

Она поспешно прощается, потом еще раз оборачивается и спрашивает о Кларе, Агнес говорит свою заранее заготовленную фразу.

— Польдо должен завтра отправляться в лагерь на сборы, — сообщает Анни, — до отъезда мы его больше не увидим. Поэтому он узнает обо всем позднее.

Этому Агнес тоже рада. Итак, Польдо вне досягаемости.

У Клары все еще нет температуры, она снова чувствует себя немного лучше, к тому же она не испытывает больше такого сильного страха. До обеда она раскладывала пасьянсы, уже первый сошелся, она считает это хорошим знаком.

— Только ради тебя, — сказала она Агнес, выпивая сердечные капли.

Вскоре после обеда Клара, тепло укрытая, сидит на стуле и слушает через открытую дверь лепетание ребенка, вот тут-то и возникает внезапно вопрос о Польдо Грабере. Три дня назад Клара получила обратно свое письмо к нему нераскрытым и разорвала его, с тех пор она больше не говорила о Польдо. Но Агнес догадывалась, что это лишь отсрочка. Поэтому сейчас она считает необходимым сообщить Кларе услышанное от Анни.

— Так сегодня он еще здесь? — горячо спрашивает Клара.

Ее глаза выдают, что только одна мысль, одно желание живут в ней: получить хоть слово, хоть какой-нибудь знак от Польдо Грабера.

— Принеси мне ручку и бумагу для писем, — требует она у Агнес, — только быстро.

Агнес знает, теперь возражать бесполезно. Как часто Клара пыталась вопреки всему связаться с Польдо и не только с помощью писем.

Как часто она уходила той осенью 1937 года, когда Виктор Вассарей выгнал из дома Польдо и запретил ему появляться здесь. По тому, какую одежду она выбирала, по движениям и выражению ее лица Агнес угадывала, куда она идет и с кем встречается. Когда Клара возвращалась в состоянии блаженной усталости, она ни с кем не говорила, а уединялась в своей комнате и заставляла Виктора ждать. Он ходил по гостиной взад и вперед, поглядывая на часы в руках, а когда она наконец появлялась, выслушивал ее наспех придуманные отговорки, никак не выражая своего отношения к происходящему. Во время ужина супруги сидели молча друг против друга, они ели быстро и мало. Когда приходила Агнес, чтобы убрать со стола, Виктор Вассарей находился в гостиной один, Клары там уже не было. Артур Гольдман помогал Виктору изгнать Польдо, поэтому Клара не хотела его больше видеть, он долго и напрасно звонил ей, пока поздней осенью не получил позволения навестить Клару. Она приняла его лишь ненадолго и сказанное им не оказало на нее никакого воздействия. Когда в декабре она уверилась, что ждет ребенка, то сначала никому не говорила об этом. Но Агнес, выросшая в деревне и знакомая со всеми естественными процессами, сразу же поняла, в чем дело. Она стала со страхом ждать, что же произойдет.

Между Виктором и Кларой произошел разговор, на котором она настояла сама. После этого разговора все между ними изменилось. Их совместная жизнь окончательно прекратилась, каждый жил теперь в одиночку. Клара больше почти не выходила из дома. Тогда она начала ждать почту. Она сама писала много писем, а Агнес должна была отсылать их. Ответы на ее корреспонденцию, всегда без адреса отправителя, приходили редко. А с февраля 1938 года их вообще перестали приносить.

День в начале марта, когда Агнес по настоянию Клары пришлось навестить Польдо Грабера в его меблированной комнате где-то на окраине города, чтобы узнать причину его полного молчания, она с удовольствием вычеркнула бы из своей жизни. Портрет Гитлера на голой стене. Нацистские флажки и брошюры на сверкающем чистотой полу в еще большем количестве, чем в свое время в доме Виктора, атлетическое тело Польдо в потрепанном костюме, но на рукаве — повязка со свастикой. Его неприветливое:

— Что тебе здесь, собственно, надо, Агнес? — и холодный ответ на ее с большим трудом заданный вопрос:

— Скажи госпоже Вассарей, что в новой Германии Адольфа Гитлера, к которой мы через пару дней будем принадлежать, я не могу больше позволить себе связь с женой человека с антигосударственными взглядами. Она должна это понять. Как я слышал от нее, господин Вассарей признает ребенка. Таким образом, основная проблема решена.

Агнес попыталась смягчить ответ Польдо. У нее это плохо получилось, в правде ничего нельзя изменить. Но Клара не смирилась с этим. До сегодняшнего дня.

— Лоизи должен отнести письмо, — говорит Клара, смачивая языком клейкий край конверта. — Где он?

Лоизи уже давно сидит на кухне, ожидая, когда он понадобится Кларе. Но сейчас он бастует. Говорит, что должен помочь отцу, матери, что у него нет времени на это письмо.

— Пойдет Агнес, — решает Клара.

— Это невозможно, — объясняет та, — я нужна ребенку.

— Хорошо, тогда я пойду сама, — разгневанно говорит Клара.

Она встает, это непомерно утомляет больную. У нее тут же снова выступает пот. Однако она упрямо отвергает все попытки задержать ее.