Фарфоровое лето - Элизабет Хауэр

Лоизи уже давно сидит на кухне, ожидая, когда он понадобится Кларе. Но сейчас он бастует. Говорит, что должен помочь отцу, матери, что у него нет времени на это письмо.

— Пойдет Агнес, — решает Клара.

— Это невозможно, — объясняет та, — я нужна ребенку.

— Хорошо, тогда я пойду сама, — разгневанно говорит Клара.

Она встает, это непомерно утомляет больную. У нее тут же снова выступает пот. Однако она упрямо отвергает все попытки задержать ее.

— Ладно, я снесу это письмо, — говорит наконец Лоизи.

Он еще не успевает выйти на улицу, как появляется Мария Грабер. С многозначительной улыбкой она прошмыгивает в квартиру, держа в руке мешочек.

— Я все думала, чем бы мне доставить радость Кларе, — говорит она Агнес с преувеличенной любезностью. — Возьми это с собой, когда ты снова пойдешь в больницу. А потом сообщишь мне, что она сказала.

У Агнес появляется нехорошее предчувствие.

— Я посмотрю, что там, — говорит Лоизи, который просто лопается от любопытства.

Он вытаскивает из мешочка фотографию в рамке. На ней изображен Польдо Грабер, одетый в форму. Член СА от пробора на голове до пят. Член СА по осанке и взгляду. Член СА по убеждениям и поступкам. Последователь Фюрера в каждую секунду своей жизни. Ни следа больше не осталось в нем от того Польдо Грабера, который тренировался на лужайке в расшитой блестками майке, чтобы выжить.

Лоизи долго смотрит на фотографию. Агнес заглядывает ему через плечо.

— Я отнесу ей, — говорит Лоизи внезапно.

— Ты сошел с ума! — восклицает Агнес. Она не может оторваться от портрета. — Да, вообще-то снеси, — говорит она затем.

Лоизи кладет фотографию на Кларино одеяло. Письмо к Польдо Граберу у него в кармане брюк. Он прислоняется к двери и ждет. Клара бросает короткий взгляд на фото и снова откладывает его в сторону. Она не спрашивает, откуда оно. Закрыв глаза, она сжимает руки, потом разводит их и снова сжимает. После этого снова берется за портрет. С закрытыми глазами ощупывает стекло. Потом снова смотрит на него, держа у самого лица. Так близко, что она должна кожей чувствовать холод стекла. Клара вытягивает руку над краем кровати, и портрет почти без стука падает на пол.

— Дай мне письмо, Лоизи, — говорит Клара, — тебе не нужно больше относить его.

В четыре часа ее беспокоит шум, доносящийся из сада. Брамбергер бросает куски старого железа на хлам в бассейне фонтана. Когда Агнес заходит в комнату, Клара стоит у окна и смотрит вниз:

— Когда-то это был мой фонтан, который каким-то чудом починили для меня. Как жаль, что никто больше не сотворит для меня чудес.

Она говорит это так печально, что у Агнес нет сил смотреть на нее.

— Нужно сделать что-нибудь, чтобы снова развеселить Клару, — говорит она Лоизи.

Немного посоветовавшись, они решают, что нашли подходящее средство. Агнес дает Лоизи пять марок, и он куда-то уносится.

Полпятого Клара просит стакан воды.

— Я хочу пить, — утверждает она.

Агнес тайком наблюдает за ней через щелку в двери и видит, что Клара принимает капли от сердца. В течение нескольких секунд Агнес борется с желанием разрушить всю эту ложь и действительно вызвать скорую. Но потом она справляется со своим страхом и не делает этого.

Приходит Брамбергер и спрашивает, нет ли здесь Лоизи. Алоиз-старший стоит в своих синих рабочих брюках в деревянном коридоре, там, где он постучал в дверь, виднеется грязное пятно.

— Его нет, — говорит Агнес и вытирает грязное пятно.

— Ты что, тоже впала в военную истерию, как моя жена? — с насмешкой говорит Брамбергер. — Она хотела сегодня поехать к своей сестре. Но поезд отменили. Многие поезда отменены. Я слушал по радио заграницу, — говорит он тихо и многозначительно, неожиданно делая Агнес своей поверенной. — Англия и Франция не оставят Польшу в беде. Скоро начнется.

Тут появляется Лоизи, он вбегает вверх по лестнице и проскальзывает мимо своего отца в гостиную.

— Пошли, ты мне нужен, — говорит Брамбергер.

— Потом, — отвечает Лоизи, и вот он уже на кухне.

Длина трубки примерно 50 сантиметров, она оклеена красной бумагой, похожей на бархат. Самое красивое, что он сумел найти. И два пучка: один из розовых, другой из зеленых перьев, — даже лучше, чем у известного фокусника, выступление которого один раз видел Лоизи. Инструкция, как утверждают, достаточно понятная. Они читают ее вместе.

— Я ничего не понимаю, — заявляет Агнес.

— Ты не понимаешь, а я понимаю, — возражает Лоизи. — Дай мне еще шелковый платок, большой и пестрый.

Агнес бежит и приносит его.

— Посмотри-ка, — говорит Лоизи.

В трубке есть незаметная вторая стенка. Между стенками нужно сверху засунуть, аккуратно сложив, пучки перьев. Теперь их не видно. Публике показывают пустую трубку. И на глазах у зрителей засовывают в нее шелковый платок. С помощью механизма, приводимого в действие маленьким крючком, можно вытянуть теперь снизу пучки перьев, один за другим. Они выглядят как огромные колышущиеся букеты цветов, розовый и зеленый.

— Это будет просто потрясающе, — говорит Лоизи. — Я сотворю для Клары чудо.

Он пробует несколько раз. При этом очень волнуется, но все же не делает ошибок. Агнес тоже волнуется. Она не обращает внимания на плач ребенка, забывает о болезни Клары, не думает о войне.

— Когда? — спрашивает Лоизи, снова поместив перья в трубку.

— Может быть, попозже, — говорит Агнес, — в сумерках это будет выглядеть еще красивее.

Но оба они не могут больше ждать.

Клара сидит в постели, кажется, она смотрит через задернутую портьеру в сад, где как раз в это время — сейчас чуть больше шести — заходит, разливая вокруг себя свет, бледно-фиолетовое солнце.

— Клара, — осторожно окликает Лоизи. Она поворачивается к нему. — Внимание, — говорит он, — кое-кто сейчас будет творить для тебя чудо.

Агнес стоит рядом с ним, она сжимает кулаки, руки вспотели.

— О, — говорит Клара, усаживаясь поудобнее. — Какой сюрприз.

— У меня есть волшебная трубка, — важно говорит Лоизи. Его попытка выражаться литературно веселит Клару. — Пожалуйста, посмотрите и скажите мне, пуста ли трубка?

Клара заглядывает внутрь.

— Пуста, — говорит она.

— Теперь я беру этот шелковый платок, — продолжает Лоизи, он несколько раз машет им в воздухе и засовывает сверху в трубку. Он слишком сильно махал платком, один конец перекрутился и зацепился за двойную стенку. Лоизи засовывает и засовывает.

— Такое дерьмо, — ругается он сердито.

Агнес хочет помочь ему, но он отталкивает ее руку. Наконец платок исчез. Клара давится от смеха, ее глаза блестят.

— А теперь смотрите внимательно, — кричит Лоизи. — Абракадабра, платок преобразился!

Тайно он нажимает на крючочек, снизу выскакивают перья. Они раскрываются в огромные букеты.

— Прекрасно, — говорит Клара, — чудесно.

Она откидывается назад, кажется, она счастлива.

— Посмотрите еще раз сквозь трубку, — предлагает Лоизи, — платок исчез.

— Платка действительно нет, — говорит Клара и качает головой. Лоизи облегченно вздыхает.

Агнес хочется ободряюще похлопать его по спине, но она только разжимает кулаки и кладет руки ему на плечи. Клара аплодирует, пока хватает сил.

— Пожалуйста, сотворите мне чудо еще раз, — говорит она.

— С удовольствием, — отвечает Лоизи. — Но перед этим мне нужно выйти на кухню, — добавляет он смущенно.

— Хорошо, — говорит Клара. — Я подожду. Я подожду великого фокусника.

Лоизи быстро удается снова засунуть перья в трубку.

— На этот раз будь повнимательнее с платком, — наставляет Агнес.

Когда они входят в комнату, Клара сидит так же, как раньше. И все же по-другому. Совсем по-другому.

Было уже далеко за полночь, когда Агнес окончила свой рассказ о болезни и смерти Клары Вассарей. Мы сидели молча, не зажигая света, темнота разделила нас незримыми стенами, поглотила нашу физическую оболочку, сделав чувства восприимчивыми даже для самого тихого зова.

Я чувствовала, что Бенедикт хочет что-то сказать, чувствовала, что Агнес ждет этого. Но Бенедикт не мог говорить, так же как не могла говорить и я. Теплая, пахнущая деревом комната давала теперь приют не только нам одним. Было тихо, но я слышала голос Клары Вассарей, голоса ее мужа Виктора и Артура Гольдмана, Польдо Грабера и Лоизи. Я внимательно вслушивалась в них, они становились тише, но не замолкали. Голоса прошлого вошли в мою жизнь, поселились в ней, они говорили со мной, как со своей сверстницей, с оплакивающим их другом.

Когда Бенедикт спросил наконец, что сделала Агнес, когда поняла, что Клара мертва, старая служанка рассказала нам еще и заключительную часть этой истории.

Сначала она не хотела в это поверить. Лоизи, испуганно стоявшему рядом с ней с волшебной трубкой в руках, Агнес сказала: