Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София

— Уйди, — говорит он, не поворачивая головы, и девушка исчезает за шкурой.

Мланкин подходит ко мне, но взгляд его больше не скользит по моему телу, как раньше, не ласкает и не загорается страстью. Он смотрит только мне в лицо.

— Ты опозорила меня, — говорит Мланкин. Я открываю рот, чтобы возразить, но он взмахом руки прерывает меня прежде, чем я успеваю сказать хоть слово. — Ты рассказывала людям, что я изгнал тебя в лес. О чем ты думала, Инетис? Ты выжила из ума? Это лихорадка лишила тебя разума?

Он заложил руки за спину и задрал подбородок, и смотрит на меня сверху вниз. Я ищу слова, но в голове снова шумит, и я вынуждена присесть на край кровати, чтобы устоять на ногах.

— Люди уже чешут языками. Ты покинула Асму меньше чевьского круга назад. Ты вернулась беременной, рассказывая всем, что я прогнал тебя в лес. Зачем я изгонял тебя в лес, Инетис? Что я должен был сказать народу Асморанты?

— Ты искал себе новую жену, — говорю я, с усилием подбирая слова. Мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы отогнать тошноту. — Ты бы избавился от меня снова. Я хотела, чтобы люди знали, что я жива.

— Люди знают, — говорит он.

Я поднимаю голову.

— Что ты сказал им?

— Вижу, тебе стало интересно, — Мланкин отворачивается от меня и подходит к окну. — Я ничего им не говорил, Инетис. Не пристало правителю держать ответ перед простым людом за слова, которые сказал не он сам. Ты вела себя неосмотрительно. Мигрис разослал по деревням людей сразу же, как передал мне твои слова. Поверь, очень мало найдется тех, кто рискнет задавать вопросы.

— Но я обещала магам помощь, — говорю я.

— Бывшим магам я найду работу, — пожимает плечами Мланкин. Он подходит ко мне и становится рядом, глядя почти с жалостью. — Тем, кто решит остаться в Асме, придется строить себе дома. Им будет, чем заняться. В Шине нужны кузницы, сапожные мастерские. Я обещал хорошую плату тем, кто решит обучаться военному ремеслу. Нам нужны воины.

— Ты так легко все решаешь, — говорю я. — Но что будет с теми, кто не хочет возвращаться домой или с теми, кому некуда возвращаться?

— Асморанта большая, — говорит Мланкин. — Я дам магам возможность поселиться, где они захотят, и начать все сначала. Я не могу сделать всех людей счастливыми, Инетис. Но ты зря думала, что они будут винить во всем меня. Мы на одной стороне с ними.

Он опускается на кровать рядом со мной и накрывает рукой мою руку. Сжимает ее — до боли, сильно, так, что я пищу и на мгновение забываю о тошноте. Мне кажется, я слышу треск костей.

— И ты тоже на одной стороне со своим мужем, от которого ждешь ребенка, Инетис. Хорошенько запомни это.

— Мланкин! — Я пытаюсь выдернуть руку, но он наслаждается моей болью еще миг, и только потом отпускает меня.

Я прижимаю руку к груди. Мне больно, из глаз текут слезы.

— Ты остаешься здесь до рождения ребенка, — говорит он. — У стражи есть приказ не выпускать тебя из дома, чтобы ты не навредила себе и ребенку. Травница будет присматривать за тобой. Тебе не стоит выходить на улицу и волновать народ. Я не знаю, что может взбрести тебе в голову, и я не готов рисковать.

— Ты не можешь просто запереть меня!

— Ты уже натворила дел, Инетис. Люди считают время. Прикидывают на пальцах, сколько длится твоя беременность. Если ты родишь до конца Холодов, как и обещала Энефрет, они замолкнут. Если нет… — Он поднимается. — Лучше бы все-таки твоей Энефрет не бросать слов на ветер.

Я вспоминаю слова, что сказал мне еще у Шуршин Серпетис. Он хотел помочь мне, он хотел убедить Мланкина, что без меня ему не справиться. Где он сейчас, когда мне нужна его поддержка и помощь?

— Что по этому поводу думает твой сын? — спрашиваю я.

— После того, как ты родишь, ты попросишь у меня разрешения уехать в Тмиру и будешь жить дам до конца своих дней, — Мланкин отводит взгляд. — Мой сын встретится с тобой через два Цветения, когда станет нисфиуром Асморанты. Он даст тебе свободу.

— Ты хочешь отказаться от меня, — говорю я, не веря своим ушам.

Чтобы стать мужем и женой, мужчине и женщине любой земли достаточно попросить разрешения фиура. Наделил фиуров этим правом еще дальний предок Мланкина, для того, чтобы в Асмору не тянулась днем и ночью очередь из желающих соединиться узами брака. Нисфиуры оставили себе гораздо более важное дело. Чтобы разорвать союз, пара должна были просить дозволения у правителя, и только у него. Детей забирал себе тот, кто хотел разойтись с супругом. Это было справедливо — ответственность за детей была платой за свободу.

Сам Мланкин не мог оставить меня, потому как собственный союз нисфиура имел право расторгнуть только другой нисфиур. Когда Серпетис получит от Мланкина регалии правителя Асморанты, он обретет это право.

— Кмерлан останется со мной. Я дам своему сыну хорошую жизнь, а когда он вырастет, наделю владением.

— Ты не можешь снова прогнать меня из Асморы, — говорю я, чувствуя, как внутри нарастает отчаяние. — И снова лишить меня Кмерлана!

— Если попросишь ты, ты сможешь забрать его с собой, — говорит Мланкин.

Я хватаю его за руку. Я готова умолять на коленях. После рождения этого ребенка Унна и Цили заберут его у меня, и если Мланкин отнимет у меня еще и Кмерлана, я останусь одна! Изгнанная в Тмиру правительница, от которой отказался муж даже после того, как она лишилась магии — да я просто сойду с ума, бродя по пустым комнатам отцовского дома.

— Я прошу тебя, — говорю я, глядя на Мланкина снизу вверх. — Отдай мне Кмерлана. В Тмиру я воспитаю его в любви и ласке. Там мой отец, он будет рад ему.

Он опускает взгляд и пристально всматривается в мое лицо. Качает головой и выдергивает руку.

— Эх, Инетис, Инетис. Хорошо, я разрешаю. Ты сама попросишь Серпетиса, но при одном условии.

Я задерживаю дыхание, но он, похоже, устал бить меня словами.

— Я отпущу Кмерлана только если захочет он сам.

Я облегченно выдыхаю. Кмерлан не перестанет быть сыном своего отца, если уйдет со мной. Он сможет приезжать в Асмору, когда захочет. Он сможет стать фиуром, если захочет. Я думаю, он согласится. Мой мальчик любит меня.

— Я согласна, — говорю я.

— Итак, — Мланкин отходит от меня к окну, за которым опускается к земле сияющее солнце. — Ты видишь, каким мягким и уступчивым я могу быть, Инетис. Но я всегда могу изменить свое решение. Если ты будешь чинить препятствия и настраивать людей против меня, ни о какой милости не пойдет и речи. У тебя даже не будет возможности просить Серпетиса о том, чтобы он освободил нас — ты просто не сможешь выехать из Тмиру. Я надеюсь, ты понимаешь, что будущее твоего сына Кмерлана зависит от того, как ты проведешь Холода.

— Я поняла тебя, — говорю я.

— И еще одно… — Он стоит у окна, и лучи солнца золотят его заплетенные в косу светлые волосы, и сейчас Мланкин просто прекрасен. Но я не могу позволить себе разглядывать его. Я понимаю, что весь этот разговор — нападение сначала, обманчивая мягкость потом — затеян с целью вот этого самого мгновения, вот этих самых слов, которые он сейчас с очень естественной небрежностью готовится мне сказать. — Ты сказываешься больной и остаешься в сонной как можно дольше. Желательно до родов — это, по словам Энефрет, займет не так много времени. Я изображаю мужа, который печется о состоянии здоровья своей жены. Я разрешаю тебе видеть Кмерлана и твоего брата, и ту девушку, если пожелаешь.

— Я и так на все это имею право, я — правительница Асморанты!

Я не собираюсь позволять ему просто меня запереть. Я не прислуга, и я пока еще его жена. Я не собираюсь сидеть в четырех стенах и развлекать себя разглядыванием живота. Намерения Мланкина ясны: ему не нужны неприятности, а я на совещании утром уже показала, что без них не обойтись. Он не хочет, чтобы я попадалась на глаза людям, которые будут задавать вопросы — но я не его пленница и не дикое животное, которое нужно держать в клетке.

— Инетис, ты легла с моим сыном. Уже этого достаточно, чтобы тебя казнить. Ты, моя жена, легла с моим сыном, мне повторить это громче?