Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

В ТО ВРЕМЯ КАК, НЕ ПРОЩАЯ СЬ…

Песни твоей вечерней —сладостных звуков большене дарит твой силуэтвоздуху над балконом,расцветшему было надеждой,порукой…

Легкая песнясмолкла перед разлукой:в то время как, не прощаясь,мой день — не подав и знака —погружается в царство мракаи сгущается в сердце мгла,повернулась ты и ушла.

Больше тень тобою не скрашена,ночь упала, просвета нет,восковая свеча погашена.

НА ЗАРЕ

Моя родная, в баре на зарекак тянется зима и как я зверскипродрог — а ты все не приходишь! Здесь,где каменеет кровь, где, как ни лезьиз кожи, не согреешься, — о, боже,что слышу я? Что там, на пустыре?Какой трамвай то открывает дверибезлюдные, то закрывает?.. Дрожирука не знает, ну а если зубыдробь выбивают о стакан, быть может —в колесах зло. Иначе почему бы?Но чур, не говори, что всходит солнцевместо тебя, что из-за этой дверия смерти жду. Молчи, по крайней мере!

УТРЕННИЙ ВЫХОД

Ловкая, как балерина,по ступенькам сбегала Аннина,тоненькая, молодая,и, в темноте оставляялегкое облачко пудры,выходила навстречу утру.

По улице шла — улыбалась,и тень перед ней расступалась:было еще очень рано(чуть свет поднималась Анна).

Вся улица Амедео,услышав ее, просыпалась.Нежный затылок детский,родинку над губою,пояс, стянутый туго,поступь ее вся округазнала — само собою,когда она приближалась,к жизни все пробуждалось.

Тень перед ней редела.Шла работница-королева,лицо покоем дышало(а сердце чего-то ждало),и все закоулки кварталадробь каблучков облетала.

ВИТТОРИО СЕРЕНИ

Витторио Серени (род. в 1913 г.). — Первая книга Серени, «Граница» (1941), рожденная воспоминаниями и интонационно созвучная лирике Унгаретти, подкупала искренностью лирического монолога и свежестью образов. Вскоре после ее выхода поэт был призван в армию и отправлен сначала в Грецию, потом в Сицилию. Взятый в плен американцами в 1943 г., Серени провел два года в лагерях для военнопленных в Алжире и Марокко. Опыт оккупанта и пленника, опыт войны нашел отражение в «Алжирском дневнике» — сборнике 1947 г., в котором поэт сумел перекинуть мост между личной судьбой и судьбой миллионов своих современников. В «Человеческих инструментах» (1965) гражданские ноты «Алжирского дневника» зазвучали более отчетливо, придав многим строфам книги апокалипсический характер.

На русском языке творчество Серени представлено в сборниках «Итальянская лирика, XX век» и «Ярость благородная».

НОВЫЙ ГОД

Перевод Евг. Солоновича

Светает над снегами.На обратном склоне горыневедомый поселок,журча, посылает мне веснуот красных своих фонтанов,от ручейков, родившихся на солнце;там высыпали женщины на снеги распевают песню.

ИТАЛЬЯНЕЦ В ГРЕЦИИ

Перевод С. Шервинского

Первый вечер в Афинах, долгие проводысоставов по краю окраиныв длительном сумраке,груженных страданием.Как соболезнующее письмо,оставил я лето на сгибе дороги.Теперь мое завтра — море, пустыня,где не будет ни лет, ни зим.Европа, ты видишь, Европа? Я кану,безвольный, в миф о себе, в быдло людское,твой беглый сын, не знавший другого врага,кроме грустной своей безнадежности,кроме нежности призрачнойозер и листвы за шагамизатерянными.Зноем одет и пылью,иду я к отчаянью, к могиле песчанойнавеки.

ДИМИТРИОС

Дочке

Перевод Евг. Солоновича

К палатке подходитмаленький врагДимитриос, — неожиданныйптицы тоненький щебетпод стеклянным куполом неба.Не кривятся детские губы,просящие хлеба,не туманится плачемвзгляд, растворяющий голод и страхв небе детства.

Он уже далеко,живчик, ветрячок,тающий в знойном мареве,Димитриос — над скупою равнинойедва вероятный, едваживой трепет,трепет моей души,трепет моей жизнина волоске от моря[169].

ЭТИ ИГРАЮЩИЕ ДЕТИ

Перевод Евг. Солоновича

однажды простят нас,если мы своевременно уберемся.Простят. Однажды.А вот искажения времени,течения жизни, отведенного в ложные русла,кровотечения днейс перевала перелицованной цели —этого, нет, они не простят.Не прощается женщине лжелюбовь —милый взору пейзаж с водой и листвой,который порвется вдруг,обнаживгнилые корни, черную жижу.«В самой любви не может быть греха, —неистовствовал поэт на склоне лет, —бывают лишь грехи против любви».

Вот их как раз они и не простят.

САБА

Перевод Евг. Солоновича

Кепка, трубка и палка — потускневшиеатрибуты воспоминанья.Но я их видел живыми у одногоскитальца по Италии, лежащей в руинах и во прахе.Все время о себе он говорил, но никогоя не встречал, кто, говоря о себе,и у других прося при этом жизни,ее в такой же, даже в большей мередавал бы собеседникам.А после 18 апреля[170], день или два спустяя видел, помню — он с площади на площадь,от одного миланского кафе к другому,преследуемый радио, бродил.«Сволочь, — кричал он, — сволочь», — вызывая на лицахнедоуменье.Он подразумевал Италию. Он поносил ее, как женщину,которая, желая того иль не желая,смертельно ранит нас.

ПЬЕР ПАОЛО ПАЗОЛИНИ

Пьер Паоло Пазолини (1922–1975). — Поэт, прозагк, критик, кинорежиссер. Был одним из основателей и редакторов поэтического журнала «Оффичина» («Мастерская»), выходившего в Болонье в 1955–1959 IT. и сыгравшего заметную роль в возрождении эпических жанров и интереса к диалектальной, народной поэзии.

В творчестве Пазолини — поэта и прозаика, в его фильмах социальные мотивы тесно переплетались с глубоко личными. Отдав дань в созданных им поэмах классическим формам, Пазолини вместе с тем показал себя тонким экспериментатором, чутким к идеологическому содержанию слова, к его семантике и звучанию.

В поэтическом наследии Пазолини выделяются сборники «Прах Грамши», 1957; «Религия моего времени», 1961; «Поэзия в форме розы», 1964; «Возвышаться и предписывать», 1971.

ПИКАССО

(Из поэмы)

Перевод А. Эппеля

Несчастные десятилетья… Явностьих несомненна, и она тревожит;и старой боли не стирает давность —

те годы перелистаны и прожитыи кажутся случайными помехами,но память не мертва… Она итожит

десятилетья молодого века,отмеченного яростью деяний,в которых пламенеющими вехами

сгорала Страсть в горниле злодеяний.В домах пустынных страха повилика нетребовала скудных подаяний,

питаема цинизмом и безлика;и обожженная Европа показаласвое нутро. От мала до велика

она взрослела, тоньше отражаярефлексы бури, Бухенвальда пытки,завшивевшие темные вокзалы

и черные фашистские казармы,подобные грузовикам, седыетеррасы берегов, и в пальцах прытких

у этого цыгана все менялосьв триумф позора, падаль пела сладко,и этих лет ничтожество и малость

пытались выразить тревогу и смущенье,подметить радость меж гниющих пятен,и выполнять вменялось наущенье —

безумным будь и будешь всем понятен.

СТРОКИ ЗАВЕЩАНИЯ