Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Было над чем призадуматься… Утром 31 октября еще раз собрались обсудить вопрос на Президиуме Центрального комитета. Я изложил, как шло обсуждение с китайской делегацией, как менялись наши позиции и что в конце концов пришли к мнению не применять воинской силы. Тут же я напомнил, какие могут быть последствия, если мы вовремя не подадим руку помощи венгерскому рабочему классу… Мы обсуждали долго. В конце концов решили, что будет непростительно, если мы не окажем помощь…

Вызвали Конева. Он тогда командовал войсками Варшавского пакта. Спросили его: сколько потребуется времени, если ему будет поручено разгромить контрреволюционные силы и навести порядок в Венгрии.

Он подумал и говорит:

— Трое суток, не больше. Мы ему тогда сказали:

— Готовьтесь. Когда начинать, мы вам скажем дополнительно».

В тот же день 31 октября китайская делегация возвращалась домой. Провожали ее на Внуковском аэродроме всем составом Президиума ЦК. Там и сообщили об окончательном решении применить войска. Лю Шаоци не противился. Из его поведения следовало, что Мао Цзэдун не хочет встревать в европейские дела. В этот же день пришло известие о решении венгерского правительства выйти из Организации Варшавского договора и направленном в ООН призыве о защите. Эта информация только придала советскому руководству уверенности. Запрошенные маршалом Коневым на подготовку операции три дня истекли 4 ноября. Отец считал необходимым до начала акции заручиться поддержкой остальных союзных нам социалистических стран. В отличие от Китая, события в Венгрии непосредственно затрагивали их интересы. Несмотря на то что решение о вооруженном вмешательстве фактически уже приняли, от позиции союзников зависело немало.

В то, что необходимо помочь рабочему классу Венгрии отстоять свой социалистический выбор, отец верил свято. Но само вооруженное вмешательство — крайняя мера, на нее требовалось получить от соседей если не одобрение, то согласие. Я сказал бы даже — отцу хотелось очистить совесть. В отличие от Польши, где он скорее блефовал, чем намеревался действовать, здесь выбора не оставалось.

Сегодня мы оцениваем те дни по-иному. Смешивая эпохи, зная ответ, не трудно из будущего оценивать прошлое, еще легче судить, куда сложнее понять… Но это необходимо не только прошлому, но и настоящему. И еще следует помнить: никто не знает, какую оценку по истории нам самим поставят потомки.

Итак, попытаемся понять.

Времени на консультации практически не оставалось. В запасе отец имел полтора, максимум два дня. Проще всего, казалось, собрать совещание в Москве, но этот вариант отец отверг сразу. Разговаривать здесь о вмешательстве наших войск во внутренние дела соседнего государства он считал неэтичным. Предложение собраться в любой другой столице он тоже не принял. Если позиции Чехословакии, Болгарии, Румынии и Албании достаточно легко прогнозировались, то, что ответит Гомулка, предсказать становилось уже труднее.

Еще более неопределенной виделась позиция Югославии. Страна не входила в Организацию Варшавского договора и, главное, в многолетней борьбе Матиаса Ракоши и Имре Надя твердо поддерживала последнего. Отец рассчитывал на одно: резкий поворот нового венгерского правительства вправо, обращение за помощью к НАТО должны поколебать доверие к нему со стороны Тито.

Если собрать всех вместе, обсуждение грозило затянуться. А в запасе оставалось всего два дня!

Отец решил провести переговоры по частям. Сначала встретиться с Гомулкой и попытаться его уговорить. Если же поляки заупрямятся, то хотя бы нейтрализовать их. В любом случае наши действия не окажутся для поляков неожиданностью, а это уже великое дело.

Для встречи выбрали приграничный военный аэродром на советской территории, в районе Бреста. Времени оставалось в обрез. Дорожили каждой минутой.

Следующая остановка намечалась в Бухаресте. Туда согласились прибыть президент Чехословакии Антонин Новотный и Первый секретарь Болгарской коммунистической партии Тодор Живков. Румынскую сторону представлял Георге Георгиу-Деж. Албанцы отсутствовали. Не знаю, может, о них в суматохе просто забыли.

Из Бухареста, заручившись поддержкой союзников, отец намеревался совершить самый трудный шаг — попытаться склонить на свою сторону Иосипа Броз Тито, отдыхавшего на острове Бриони.

Вылет из Москвы назначили на раннее утро 1 ноября. Обставили его столь же таинственно, как и недавний полет в Варшаву. После обеда позвонил дежурный из приемной ЦК и лаконично передал просьбу отца собрать вещи для командировки. И снова никаких уточнений: ни куда, ни на сколько.

Мы, конечно, догадывались, чем вызван поспешный отъезд. Домой отец вернулся поздно, весь измотанный, нервный. Остаток дня он провел на телефоне, созванивался с союзниками, договаривался о встрече. Это деликатное дело он не считал возможным доверить никому. Благо связь работала безукоризненно.

На собравшемся вечером, втором в этот день, заседании Президиума ЦК утвердили директивы и состав делегации. Возглавлять ее поручили отцу. С ним направлялись Молотов и Маленков. Ну и, конечно, обычная свита.

Отец рассчитывал если не на авторитет, то на упорство Молотова, на его положение старейшего в руководстве нашей партии. И еще, учитывая жесткость позиции Молотова в отношении Варшавы, он хотел, чтобы последний разделил с ним ответственность за предстоящее решение, каким бы оно не оказалось. После встречи с поляками Молотову предстояло вернуться в Москву, проинформировать членов Президиума ЦК о результатах.

Отцу с Маленковым предстояло лететь дальше, в независимости от результатов советско-польских переговоров. Время не позволяло остановиться.

В тот вечер отец был немногословен.

— Улетаю ненадолго, дня на два. Сначала в Брест, а оттуда в Бухарест. Надо посоветоваться с товарищами, — вот все, что он захотел сказать нам. О Югославии он не упомянул.

Где-то под полночь, едва отец начал засыпать, его разбудил резкий звонок «вертушки». Отец встрепенулся и поспешно схватил трубку. В эти тревожные дни ночной звонок мог означать все, что угодно.

Звонил Микоян. Они с Сусловым только что прилетели из Будапешта. Анастас Иванович стал рассказывать о своем видении происходивших там событий. Они становились все более грозными, непредсказуемыми, но Микоян надеялся на разум Имре Надя, считал, что может наступить перелом.

Ничего нового, оправдывавшего столь поздний звонок, Анастас Иванович не сообщал. События в Будапеште развивались, подчиняясь хорошо прогнозируемой внутренней логике. Да и решение уже принято…