Балканский венец - Вук Задунайский

– Пусть воины займутся своим делом. Я же возьму четверых и отправлюсь поглядеть, что там за дичь завелась в лесу.

– Будь осторожен, ага, – у этой дичи острые клювы и железные когти.

– Если бы новые воины боялись железа, они не прошли бы половину подлунного мира.

– Их видели в той стороне, где гора с зубами шайтана – помнишь ее, ага?

Он помнил. Эту гору нельзя было забыть. Она уже снилась ему во сне – понять бы еще, к чему.

Все стало так, как сказал Урхан-ага: орта под присмотром ашчи-баши отправилась на поле возле деревни тренировать ловкость мышц своих, сам же Урхан-ага, взяв с собой четверых воинов, отправился на гору, которую в орте прозвали Зубами шайтана, а гяуры нарекли Чертовым городом. Высоко в небо поднимались ее склоны, острые скалы нависали над головой, закрывая солнце, смолистые сосны цеплялись за их откосы скрюченными корнями своими. Сияющая где-то внизу гладь зеленого озера делала это место хотя и зловещим, но прекрасным.

Странная это была гора. На вершину ее вела всего одна тропка, петлявшая по отвесным склонам – но кому и зачем было ходить туда? Встретились Урхан-аге и его воинам несколько источников, но вода в них была то желтой, то красной, то пурпурной, а то и вовсе дымилась, так что не стали они ни пить, ни омывать в ней руки, даже когда видели прозрачные ручьи. И все вокруг было безжизненным, ветер же выл в скальных зубьях как будто человечьими голосами. Местные говорили, что в Чертовом городе живут вилы, и в это легко было поверить. Но Урхан-ага вил не боялся. Негоже было славному воину уподобляться деревенским бабам.

– Тут нет никого, – молвил один из воинов. – Пойдем назад.

– Кха! Испугались?! – рассмеялся Урхан-ага. – Девчонки из местных сел ходят и не боятся. А вы что – трусливее их?

Застыдил он своих воинов, ибо страх был худшим из всего, что могло только с ними приключиться. Янычары не боялись никого и ничего. Если воин боялся – значит место его было не в их рядах, а на кухне, за тестом и грязными пеленками.

– Тут есть тропа, – сказал Урхан-ага как ни в чем не бывало, – значит, ее кто-то проложил. Возьмем медведя в его логове.

И они стали подниматься выше по склону. Испарения же, поднимавшиеся из трещин, кружили им головы. Когда очутились они у подножия тех самых шайтановых зубов, будь они прокляты, камень вдруг разверзся у них под ногами, и из разверстой дыры повалил зловонный пар. Трое воинов Урхан-аги упали туда, и крики их огласили окрестность. Тянули они руки к нему, но и сам он не удержался на краю трещины и рухнул вниз. Обжег его горячий пар, но успел он крикнуть воину, что шел следом, чтоб тот бежал вниз и сказал про все в орте. Прокричал – и погрузился во тьму.

Когда очнулся Урхан-ага, отовсюду шел дым. Он жег кожу и выходил кашлем из легких. Удалось орта-баши все-таки в последний миг вылезти из дымной расселины. Ободрали камни одежду, кровавыми полосами прошлись по телу. И оружие, видать, упало в трещину – только кинжал остался, за голенищем припрятанный. Никого более не было вокруг: трое упали в расселину, а тот, что сзади, побежал вниз. И услышал вдруг Урхан-ага странный звук – не зря нарекли это место именем Проклятого. Это был вроде как рык звериный, но не совсем. Будто земля ворочалась и ревела, недовольная, что чужаки ступают по ней. И была злоба ее слепа, но не бессильна. И исторгла она из себя зверя, достойного своей злобы. Гляди, Урхан-ага! Шел ты медведя завалить в его логове – как бы сам теперь не стал добычей. Крупен был явившийся из ниоткуда медведь темной масти. Свиреп и преисполнен злости. Шерсть стояла на нем дыбом, а когти были как ножи. И откуда он тут взялся? Не иначе сам шайтан привел его сюда в назидание сыну человечьему, дабы не гордился тот силой своей. Или духи горы этой встречали так чужаков?

Но не таков был Урхан-ага, славный воин, прошедший с Запада на Восток и с Севера на Юг, чтоб испугаться зверя. Не ведал он страха смерти. Когда навис над ним медведь и протянул к нему свою когтистую лапу, ударил по ней Урхан-ага кинжалом. Взревел адский зверь, отдернул лапу, полоснув обидчика когтями по боку. Но так хотел завалить его Урхан-ага, что даже боли не почуял, только заскрипел зубами. Встал зверь на задние лапы и пошел на него, и смерть была в его налитых кровью глазах. Но поднялся навстречу ему Урхан-ага, и схватились они крепко – так крепко, что не расцепишь. Загнал Урхан-ага кинжал медведю в шею по самую рукоять. Ревел медведь, драл плоть человечью, но смертельной была и хватка Урхан-аги, не отпустил он рукояти. Кровь залила ему глаза, своя и звериная, затуманился взор его, и запомнил он только, как повалились они на камни и шел от разверстой пасти медвежьей нестерпимый запах. Досадно было славному воину, что жизнь его прервется бесславно не на поле брани, а от лап какого-то зверя. Не попасть теперь ему в сады, где текут полноводные реки, не совокупиться с семьюдесятью двумя луноликими гуриями, на бедрах которых подрагивают пояса, украшенные фирузой и сардисом[212].

Не помнил Урхан-ага, как очнулся. Только вот видит – лежит он на горячих камнях, весь ободранный и залитый кровью, а подле него лежит зверь, принявший по воле злых духов облик медведя. И скалы вокруг них курятся тонкими струйками. Сквозь дым и узрел Урхан-ага девчонку с черными косами. Ту самую. Она будто парила над камнями, а юбка ее колыхалась в струях теплого воздуха, как будто это был цветок тюльпана. И подумалось ему, что он, должно быть, заснул, а все это снится ему. Или это шайтан опять решил водить агу семнадцатой орты за нос. А раз так, то он не собирался сдаваться. Закрыл глаза Урхан-ага и прочел про себя молитву. Однако шайтан упорствовал: открыв глаза, опять узрел Урхан-ага ту самую девчонку, только теперь сидела она подле и трогала его за плечо. И тогда понял Урхан-ага, что жив пока и что шайтан, конечно, виновен во всем, но расселины в скале и медведь могли случиться и без непосредственного его в том участия.

Девчонка меж тем содрала с плеча его клок прилипшей к коже рубахи.

– Что делаешь ты? – зашипел на нее Урхан-ага, ибо это было неслыханно. – Кто ты?

– Я из деревни неподалеку, она зовется Крничи, но ее называют еще и Маляны…

Ну что это за страна! У этих неверных все деревни имеют по десять названий, а женщины их бродят везде, где им вздумается, и никто не надзирает за ними.

– Дай я перевяжу тебя, – сказала девчонка и, застыдившись, опустила глаза.

Пугали ее арабские заклинания, что накололи бекташи на коже его на погибель врагам Великого Султана.

– Ты разве не знаешь – я враг вам?

– Отчего ж не знаю? Янычары – это звери, хуже зверей. Это зло, посланное людям в наказание за грехи их. Вы пьете кровь…