Избранные стихи - Владимир Лифшиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОТКРОВЕНИЯ РЯДОВОГО ЭНДИ СМАЙЛЗА
О казармеЧто ночлежка, что казарма, что тюрьмаТе же койки, так же кормят задарма.
О морской пехотеНа дно мне, ребята, идти неохота,Для этого служит морская пехота.
О нашем капралеТак много разных было дел, —Всегда везде одни изъяны, —Что он, бедняга, не успелПроизойти от обезьяны.
О качестве и количествеНет, Сэр, я отрицаю начисто,Что я — солдат плохого качества,Поскольку энное количествоЕсть хуже у Его Величества.
О жалостиИ если друзья, со слезами во взорах,Меня закопают на том берегу,Жалею девчонок — тех самых, которыхОбнять никогда не смогу.
ТОТ ДЕНЬ
Что ж, наверно, есть резон.В том, чтоб был солдат унижен.Первым делом я постриженПод машинку, как газон.
На меня орет капрал,Бабий голос гнусно тонок:Чтобы я подох, подонок,Мне желает мой капрал.
А теперь я расскажу,Как мы дрогли у причала.Сыпал дождик, и качалоСамоходную баржу.
И бригадный генерал,Глядя, как идет посадка:— Нет порядка, нет порядка, —С наслажденьем повторял.
Ей сказали: мэм, нельзя…Мэм, вы зря пришли сегодня…Я, как все, шагал по сходням,Оступаясь и скользя.
Я узнал тебя, узнал,Но не мог сойти со сходен,Надо мной, как гнев господен,С бабьим голосом капрал.
ПУЛОВЕР
Мать сына провожает на войну,Ему пуловер вяжет шерстяной.Носи его, сынок, не простудись,В окопах очень сыро, говорят…Ей кажется:Окопы — это дом,Но только неуютный, — ведь война.Шерсть удалось достать с большим трудом,В Берлине стала редкостью она.Пуловер сын недолго проносил.Теперь меня он греет, — ведь война.Он грубой вязки.Серо-голубой.И дырка в нем от пули не видна.
КАФЕ
Сижу в кафе, отпущен на денекС передовой, где плоть моя томилась,И мне, сказать по правде, невдомек —Чем я снискал судьбы такую милость.
Играет под сурдинку местный джаз.Солдатские притопывают ноги.Как вдруг — сигнал сирены, свет погас,И все в подвал уходят по тревоге.
А мы с тобой крадемся на чердак,Я достаю карманный свой фонарик,Скрипит ступенька, пылью пахнет мрак,И по стропилам пляшет желтый шарик.
Ты в чем-то мне клянешься горячо.Мне все равно — грешна ты иль безгрешна.Я глажу полудетское плечо.Целую губы жадно и поспешно.
Я в Англию тебя не увезу.Во Франции меня ты не оставишь.Отбой тревоги. Снова мы внизу.Все тот же блюз опять слетает с клавиш.
Хозяйка понимающе глядит.Мы с коньяком заказываем кофе.И вертится планета и летитК своей неотвратимой катастрофе.
ОТСТУПЛЕНИЕ В АРДЕННАХ
Ах как нам было весело,Когда швырять нас начало!Жизнь ничего не весила,Смерть ничего не значила.Нас оставалось пятероВ промозглом блиндаже.Командованье спятило.И драпало уже.Мы из консервной банкиПо кругу пили виски,Уничтожали бланки,Приказы, карты, списки,И, отдаленный слыша бой,Я — жалкий раб господен —Впервые был самим собой,Впервые был свободен!Я был свободен, видит бог,От всех сомнений и тревог,Меня поймавших в сети,Я был свободен, черт возьми,От вашей суетной возниИ от всего на свете!..Я позабуду мокрый лес,И тот рассвет, — он был белес, —И как средь призрачных стволовТекло людское месиво,Но не забуду никогда,Как мы срывали провода,Как в блиндаже приказы жгли,Как все крушили, что могли,И как нам было весело!
ПРОЩАНИЕ С КЛИФФОРДОМ
Good bye, my friend!.. С тобой наединеНочей бессонных я провел немало.Ты по-британски сдержан был сначалаИ неохотно открывался мне.
Прости за то, что по моей винеНе в полный голос речь твоя звучалаО той, что не ждала и не встречала,О рухнувших надеждах и войне.
Мы оба не стояли в стороне,Одною непогодой нас хлестало,Но хвастаться мужчинам не пристало.
Ведь до сих пор устроен не вполнеМир, о котором ты поведал мне,Покинувший толкучку зазывала.
V
СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
Давно ль военные дымыНа нас ползли с немых экранов,И вот уж сами ходим мыНа положенье ветеранов…
«На предвоенного…»
На предвоенного —Теперь, после войны —Я на себя гляжу со стороны.
Все понималНадменный тот юнец,А непонятное привычно брал на веру.Имело все начало и конец.Все исчислялось.Все имело меру.
Он каждого охотно поучал,Хотя пороюНе без удивленьяВ иных глазах усмешку замечал:Не то чтобы укор,А сожаленье…
Таким он, помню,Был перед войной.
Мы с ним давно расстались.Я — иной.
Лишь как мое воспоминанье вхожОн во вторую половину века.
Он на меня и внешне не похож.Два совершенно разных человека.
1968
ТРЕТЬЕ ПРОЩАНИЕ
Александру Гитовичу
Мы расстаемся трижды. В первый разПрощаемся, когда хороним друга.Уже могилу заметает вьюга,И все-таки он не покинул нас.
Мы помним, как он пьет, смеется, ест,Как вместе с нами к морю тащит лодку,Мы помним интонацию и жестИ лишь ему присущую походку.
Но вот уже ни голоса, ни глазНет в памяти об этом человеке,И друг вторично покидает нас,Но и теперь уходит не навеки.
Вы правду звали правдой, ложью — ложь,И честь его — в твоей отныне чести.Он будет жить, покуда ты живешь,И в третий раз уйдет с тобою вместе.
1966
«АСТОРИЯ»
В гостинице «Астория»Свободны номера.Те самые, которыеТопить давно пора.
Но вот уж год не топлено,Не помнят, кто в них жил.(А лодка та потоплена,Где Лебедев служил…)
И стопка не пригублена —Пока приберегу.(А полушубок ШубинаПод Волховом, в снегу…)
Здесь немец проектировалУстроить свой банкет.Обстреливал. Пикировал.Да вот не вышло. Нет.
А мы, придя в «Астории»,Свои пайки — на стол:Так за победу скорую,Уж коли случай свел!
Колдуя над кисетамиМахорочной трухи,Друг другу до рассвета мыНачнем читать стихи.
На вид сидим спокойные,Но втайне каждый рад,Что немец дальнобойныеКладет не в наш квадрат.
Два годика без малогоЕще нам воевать…И Шефнер за ШуваловоТоропится опять.
Еще придется лихо нам…Прощаемся с утра.За Толей ЧивилихинымГитовичу пора.
А там и я под КолпиноВ сугробах побреду,Что бомбами раздолбаноИ замерло во льду.
Но как легко нам дышитсяСредь белых этих вьюг,Как дружится, как пишется,Как чисто все вокруг!
И все уже — история,А словно бы вчера…В гостинице «Астория»Свободны номера.
1970
