Собаки моей жизни - Игорь Головко

Пёс, как и все собаки моей жизни, понимал многие человеческие слова. Жена, уходя в магазин, обычно говорила: «Джим, я иду в магазин и обязательно тебе что-то принесу». Тогда Джим, перегораживающий обычно дверь своим мощным корпусом, не желая расставаться с нами ни на минуту, делал шаг в сторону. Приходя из магазина, жена ставила пакет молока или что-то другое на холодильник и говорила: «Это для тебя». Собака садилась и как загипнотизированная смотрела на этот предмет, спокойно ожидая, даже долгое время, пока не получала его содержимое. Под его столик с отверстием для миски мы всегда клали газеты. Редко можно встретить породу, которая ела бы так грязно. У догов и других догообразных собак губы переходят в висящие брыли, через которые любая жидкость – и не только – льётся, как из ведра.

Однажды, придя из магазина и разбирая сумку, жена временно положила кусок сливочного масла, около килограмма, завёрнутый в плотную вощёную бумагу, на подоконник и занялась раскладыванием купленного по полкам холодильника. Когда обернулась, масла на подоконнике не обнаружила. Рядом сидел счастливый Джим и преданно смотрел в глаза. Нигде не было ни ошмётка бумажки. Видимо, он проглотил предмет целиком, вместе с «фантиком». В тот момент мы больше всего боялись, не будет ли псу плохо. Даже поноса не было.

Нечто подобное, но с последствиями, случилось, когда я заболел простудой. А врачи в то время советовали все простудные заболевания лечить огромными дозами аскорбинки (аскорбиновой кислоты). Она продавалась в бумажках в виде порошка. Я разложил перед собой на стуле массу этих бумажных пакетиков и постепенно, по указанной врачами норме, проглатывал их содержимое. Джим усёк – ест. Значит, вкусно. И, когда я заснул, слизнул всё оставшееся. Конечно, вместе с упаковкой. Поначалу я не заметил пропажи. Но, когда по утру пред мои очи появилась его голова, вскрикнул от неожиданности. Надо мной склонилась – я лежал на диване – огромная, толстая, раздутая, как воздушный шарик, красная вместо серой морда. Уже через несколько минут мы догадались о причинах опухлости и покраснения. Хорошо ещё, что от тёти Леры нам достался «в наследство» её любимый ветеринар. Он приехал, сразу выписал димедрол, противоаллергический препарат, и уже на следующее утро к нам прибежал наш обычный голубой, а не красный, пусть и местами, дог. Очень печально, когда собаки болеют, особенно по твоей глупости и неорганизованности. Они не могут пожаловаться, где болит. Если есть зверь в доме, то надо, как говорил один из моих друзей, подозревать.

Джимка оказался необычайно наблюдательной собакой. Он молча садился рядом, приглядываясь к тому, что мы едим. Ему давали попробовать. Если ему не нравилось, он выплёвывал и отходил. Однажды мы раздобыли большущую банку маслин и решили полакомиться. Это происходило, как я уже упоминал, в начале восьмидесятых двадцатого века, когда, несмотря на комментарии журналистов двадцать первого, совершенно не было голодно, но с точки зрения деликатесов случались проблемки.

Как известно: каждому своё. Джим сел у стола, голова его при этом возвышалась над ним, немногим уступая нам, и спокойно смотрел на нашу необычную трапезу. Жена первая не выдержала просящего взгляда и дала ему маслину. Он осторожно, «элегантно» взял её в рот и, сразу почувствовав солёность, выплюнул: фу, какая гадость! Но не отошёл, а смотрел, как мы едим, да ещё похваливаем: вкусно, мол. Собаки понимают не только слова, но и интонации, обижаясь, как люди, когда над ними подтрунивают. Джим, видимо, понял наши насмешки, вновь взял с пола свою маслину и съел, а косточку выплюнул. Посидел, посидел, посмотрел на наши довольные рожицы – а я, по совету своего любимого дяди, пятидесятипроцентного армянина, который меня во время посещения его гостеприимного дома в Ереване убеждал, что очень полезно для желудка глотать косточки, так и делал, – тяжело вздохнув, проглотил и косточку. Больше, правда, всё равно ничего не получил – не собачья это еда в ограниченно деликатесном Советском Союзе, да и вообще не собачья.

Ожидал он нас с работы, стоя у окна и прижавшись носом к стеклу. Приходилось с него периодически оттирать Джимкины «молочные» «носы». Приходя с работы, ощущали в полной мере сгусток собачьей радости. Хвост бил по ногам и корпусу так, что оставлял на теле синие полосы. Но в узчайшем коридоре «хрущебы»[12], увернуться было некуда. Нам его удалось даже научить «ходить по-маленькому» в обычное ведро, выставляемое в коридоре, так как рабочий день у обоих отличался длительностью. Уходили в семь утра, а возвращались в девять вечера. Хорошо хоть, что работали, как я уже упоминал, на одной работе, в одном кабинете, но – это и крепило брак – за разными столами. Переводчики…

На выставке 1981 года

Когда покупали собаку, нам в клубе сразу сказали, что у него есть легко устранимый, но для выставок большой недостаток: слабая пясть. Это значит, что переход передних ног собаки в стопы как бы прогибался под его весом. Посоветовали, если хотим сделать пса выставочным, много с ним гулять. А мы хотели. Как же, такой кобель и не оставит потомства! Жили мы тогда на самой окраине Москвы, у станции Лось[13], где в то замечательное время до МКАДа царили бесхозные просторы. Очень много места для выгула, не то, что в центре. Было принято решение – гулять до победного, да и нам походить не вредно, и собака должна выгуливаться до устали, чтобы не активничать дома.

Так и сделали. Каждый будний день после возвращения с работы, едва перекусив, выходили на двухчасовые прогулки по району, а заметив, что энергия малыша бьёт через край, становились метрах в семидесяти друг от друга и звали его по очереди к себе, поощряя лакомством. Сначала он активно и быстро бегал галопом, а притомившись, переходил на рысцу и в завершение еле плёлся от одного к другому. Можно было идти домой с чистой совестью.

Где-то узнали, что таких мощных собак можно использовать, как ездовых. Купили ему шлейку, санки, посадили туда сына Диму, и Джим с громадным удовольствием таскал этот «фаэтон». Однажды решил даже пробежаться галопом, но это закончилось наглядной демонстрацией действия закона Ньютона об инерции. Остановившись, он был сбит сзади разогнавшимися санками и тут же оказался на руках Димы. Так что с этими экспериментами пришлось кончать.

Как-то с сыном и Джимкой пошли гулять к пруду. Лёд оказался тонким, и дог провалился в воду. Пытался выбраться, но лёд под ним крошился. Поднимая кучу брызг, собака, начав паниковать, ломала и ломала лёд. Видимо, оказалось довольно глубоко, и лапы не доставали до дна. Пришлось ползти к проруби, брать его за ошейник и помогать выбраться из воды. Оба мокрые прибежали домой. Я переоделся, а Джимка лёг к горячей батарее и пытался согреться. Вдруг раздался звонок – тёща. Спрашивает, как дела у Димы – она его бешено любила, и большую часть времени он жил у неё. Говорю, что только что пришли с прогулки, Джимка провалился под лёд пруда, я его вытащил, так что всё в порядке. Тёща[14] заволновалась: «А что он сейчас делает?» – «Да ничего особенного. Лежит у батареи, сохнет…» Молчание. Потом громко: «Как это ребёнок лежит у батареи?!» И только тут я понял, что она плохо расслышала, перепутав Джимку с Димкой.

Однажды раздался звонок, и я услышал голос бывшего его Хозяина. Они с женой хотели приехать, посмотреть на собаку. Я согласился, хотя в душе очень переживал, не повлечёт ли эта встреча каких-то перемен в нашей обоюдной любви. Решили встречу организовать не в маленькой квартирке, а на бесхозной в то время территории у речки с самобытным названием Джамгаровка, что текла у МКАДа. Здесь же мы зимой катали сына на Джимке, запряжённом в санки, здесь он провалился под лёд, здесь гоняли кобеля, исправляя «мягкую пясть» на «жесткую», так что территория была полностью освоена. Джим заметил их издалека, подбежал, поприветствовал языком и хвостом и вернулся к нам, ясно показав, кто у него теперь хозяева. Ребята расстроенные поехали домой. А мы, радостные и счастливые, ещё долго ходили вдоль реки, наслаждаясь нашим любимым существом… А он – нами.

Всё-таки за год собачью пясть мы выправили и стали водить пса на выставки – хотелось-таки получить от этого красавца потомство. Неожиданно в Клубе узнали, что у них есть правило: давать вязки лишь тем кобелям, которые входят по результатам выставок в состав призёров. Без надежды на успех поехали на первую свою в жизни выставку. Оказалось, что это огромное испытание, как для людей, так и для собак. Организация была та ещё – не армия. Собранный народ с собаками на солнцепёке табором располагался на обширной поляне. Сначала некоторые собаки вели себя довольно агрессивно, пытаясь подраться с соседями. А потом, утомившись, притухли и они. К Джимке, слава Богу, это не относилось. Он не воспринимал собратьев как соперников, может, потому что ему действительно по экстерьеру равных в своей группе не было.