Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София

Я оглядываюсь. Воин стоит поодаль, но он не слышит меня. Восходящее солнце показывается из-за края горизонта, и на мгновение оно кажется мне таким похожим на колесо.

— Энефрет, — произношу я почти про себя. Она не появилась ни разу с тех пор, как оставила нас на пороге дома моего отца. Она не пришла тогда, когда я звал ее, лишившись метки, чувствуя себя обманутым той, которая так много обещала. Ее помощь могла бы сохранить этой женщине жизнь, но я больше никогда не буду ее просить.

Я делаю воину знак, чтобы он приблизился и взял нож. Я не могу убить ее, пусть это сделает он.

— Инифри? — неожиданно говорит женщина, и я замираю, не уверенный в том, что услышал. — Инифри?

Она услышала, что я сказал, но почему она повторяет это так, словно знает, о ком речь?

— Погоди, — снова останавливаю я воина. Наклонившись к женщине, я вглядываюсь в ее круглые глаза, и она быстро кивает и снова тянется к моей руке, чтобы ухватить за запястье. Она отводит рукой волосы с шеи и показывает мне рыбу, которую я уже видел вчера.

— Инифри, — говорит она. Изображает пальцем, как будто кто-то рисует на коже, говорит что-то еще, нетерпеливо качает головой. — Инифри. Акрай.

Берег под нами песчаный, и женщина понимает это одновременно со мной. Она быстро наклоняется и начинает чертить пальцем, и я наблюдаю за ней, не понимая, что она рисует, но понимая, для чего.

Человеческие силуэты. Один, два, пять — столько, сколько кругов вокруг рыбы на ее шее. В центре — еще один силуэт с четко нарисованной грудью, и нарисовав его, женщина указывает на себя.

— Акрай, — говорит она, и я знаю, что это не имя.

От женского силуэта расходятся к другим, судя по всему, мужским, короткие линии. Женщина взмахивает руками, снова и снова, помешивает что-то в воздухе, пьет, срывает травинку и бросает прочь, трет свое запястье, берет в руку горсть земли и тоже бросает прочь. С трудом я понимаю, что она изображает магию: воздух, воду, траву, кровь, землю.

— Акрай, — снова говорит она, ткнув пальцем в женский силуэт. Проводит по лучам, ведущим к мужчинам.

Еще одна похожая на предыдущую пантомима, и я понимаю, что она хочет сказать. Акрай — женщина, владеет магией. От акрай магия передается мужчинам.

— Инифри, — повторяет женщина, пытаясь поймать мой взгляд. Медленно, одну за одной, она стирает линии, ведущие от женщины к мужчинам. — Инифри.

— Энефрет отняла магию и у вас, — говорю я, и она внимательно слушает и медленно кивает, как будто поняла, что я говорю. Последний луч исчезает под ее рукой, и женщина и мужчины больше не связаны.

Их магия исчезла, как и наша.

А потом она поднимает руку к волосам и наклоняет голову, откидывая их с затылка. Я почти знаю, что там увижу, и все же золотое колесо на затылке у той, которую я чуть не убил, заставляет меня замереть.

В воздухе разносится тихий женский смех, и следующие слова женщина произносит голосом той, которую я хотел бы больше никогда не видеть.

— Неужели ты думал, что я так просто забуду о тебе, Серпетис?

Я отступаю на шаг и жду, что она скажет дальше, но в воздухе слышны только голоса воинов. Мгновение — и замирают и они. Мир вокруг накрывает безмолвие, равное тому, что окружало нас с Цилиолисом тогда, в ту самую первую нашу с Энефрет встречу. Я понимаю, что она снова заставила время замедлить свой ход. Женщина поднимает голову — у нее лицо Энефрет, и темные глаза ее снова искрятся золотым пламенем, готовым вырваться наружу.

— Зачем ты пришла?

— Я хочу помочь тебе, — говорит она. — Хочу только помочь.

Я качаю головой.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Серпетис, — Энефрет делает шаг вперед, ее губы растягиваются в понимающей улыбке. — Ты злишься на меня за то, что я отняла у тебя метку. Но тебе не нужно больше быть связанным с Цилиолисом, Унныфирь и Инетис. У тебя другой путь. Путь воина. Путь того, кто своими глазами увидит крушение одного мира и рождение другого, и для этого тебе не нужно носить мой знак.

— Мой путь — путь наследника Асморанты, — говорю я.

— У Асморанты не останется наследников, если ты не выслушаешь меня, — говорит она.

Я не даю воли чувствам.

— Говори.

И Энефрет кивает.

— Эта женщина, — она указывает на себя, — должна остаться в живых и быть отправлена в Асму как можно скорее. Она уже рассказала тебе об акраях — магических сосудах, которые хранили в себя силу для того, чтобы ею могли пользоваться другие?

Я опускаю взгляд на песок, где еще видны следы ее рисунков, и киваю.

— Акраи жили на островах, охотились в океане, ловили рыбу и всяких морских тварей, — продолжает Энефрет. — Мирный народ, который никому не желал зла. Пока не пришли захватчики — темволд, мужчины из сильного и могущественного племени, которому я отказала в магии из-за их злобы и гнева. Они убивали друг друга и других людей просто так, потому что завидовали магической силе более слабых племен. Темволд напали на острова, где жили акраи. Они убили всех мужчин и поработили женщин. Насилуя и принуждая акраев к сожительству, они пользовались их магией, а когда магия ушла из этого мира, стали убивать и их, чтобы дать выход своей бессильной ярости.

Ее передергивает — совсем как человека, который вспомни что-то неприятное.

— Та ночь останется в памяти океана. Тогда вода была окрашена кровью, а небо наполняли жалобные крики. Темволд убивали всех, кто попадался им под руку.

— Что означает «темволд»? — спрашиваю я у Энефрет.

— Милость, — отвечает она с усмешкой. — На языке акраев это милость, ибо милости у своих хозяев они чаще всего и просили. Но теперь акраев осталось очень мало. Женщины их племени не могут рождать детей от темволд, многих они покалечили, убили. Эта женщина — одна из последних акраев в здешних местах. Другие живут очень далеко, на другом материке за морями. Ей не добраться туда в одиночку.

Я качаю головой. Мы в Асморанте мало знаем о тех, кто живет на берегу или в океане. Слишком много ушло туда, чтобы не вернуться никогда. Акраи, темволд — имена щиплют язык, как кислятник. Там тоже жили люди, и они тоже умирали и страдали за магию и без нее.

Магия покинула нас — и там тоже все изменилось.

— Зачем она здесь? — спрашиваю я у Энефрет, имея в виду женщину.

— Темволд привели оставшихся женщин с собой, чтобы те готовили пищу и могли лечь с ними, когда им заблагорассудится. Она сбежала из лагеря на той стороне реки.

Я смотрю на силуэты мужчин вокруг женщины на песке.

— Ты хочешь, чтобы я отправил ее в Асморанту. Почему? Почему не в ближайшую деревню, где она сможет остаться и жить свободной, не опасаясь за свою жизнь? — Я задаю главный вопрос. — И почему на ней — твой знак?

Энефрет поднимает истертые веревками запястья женщины к лицу и смотрит на них. На моих глазах раны затягиваются, чернота уходит. Она опускает взгляд на ноги, и веревки падают с них, не оставив после себя и следа.

— Эта акрай будет той, кто примет в себя магию твоего ребенка, когда он родится, — говорит она, глядя прямо на восходящее солнце. Кажется, ее глаза не боятся его яркого света. — Если ее не будет рядом, Инетис, Унныфирь и все те, кто будет находиться в одном доме с Инетис во время родов, умрут.

Передо мной возникает лицо отшельницы, озаренное вспышкой нанесенной мной обиды, лицо Инетис, искаженное страхом за своего сына, лицо отца, потемневшее от беспокойства. Всех их может убить новорожденный ребенок?

Но у меня нет причин не верить Энефрет.

— Твой сын, Серпетис, сильнейший маг, которого когда-либо знал этот мир, — говорит Энефрет. — А еще он — ребенок, который еще не умеет распоряжаться силой, которой обладает. Уже сейчас Инетис чувствует его силу, и с каждым днем ее становится все больше.

Она смотрит на меня.

— С болью и кровью приходим мы в этот мир. Боль избранного будет сильнее, если он убьет свою мать. Я не хочу, чтобы рождение сопровождала смерть, тем более что Инетис нужна своему другому ребенку. Л’Афалия сможет принять в себя его магию и сохранить ее до тех пор, пока не придет время ее отдать. Это ее путь, и потому и послала я ее сюда.