Непосредственный человек - Ричард Руссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он высунулся наружу, судорожно глотая воздух.
— Извините, — пробормотал он — кажется, и впрямь виновато. — У меня сильный рвотный рефлекс. Может стошнить от запаха вареной капусты.
— А как насчет орального секса? — спросил я.
— Боже, Хэнк! — Он так и цеплялся за дверь, этот мой зять-чистоплюй, который то ли поставил, то ли нет моей дочери фингал под глазом. — Помилосердствуйте!
— Я про вообще. Не про нас с тобой.
Он вылез из машины. Вид и впрямь больной.
— Что ты тут делал, Рассел?
— Вас ждал. Больше часа просидел. Думал, может, поедем куда-нибудь выпить пива. Поговорим.
— Хорошо, давай.
Он уставился на меня, пытаясь понять, всерьез ли я соглашаюсь.
— Но сначала я бы хотел принять душ и переодеться, если ты не против.
— Еще бы.
— Поедешь к нам домой?
Он засомневался.
— Джули там?
— Возможно, но, скорее всего, нет. Думаю, она сейчас у себя дома. У вас то есть. Теперь, когда она сменила замки.
— Боюсь, я пока не готов к встрече с ней, — вздохнул он.
— Ты женат на ней, Рассел. Вам придется увидеться.
Похоже, информация про замки прошла мимо его ушей.
Он все еще пристально смотрел на меня. Поморщился:
— Вы правда так уделались, преподавая?
Он поехал следом за мной в Аллегени-Уэллс. Так каждый из нас провел пятнадцать минут в одиночестве. Рассел, возможно, потратил эти пятнадцать минут, соображая, разумно ли обращаться за советом насчет супружеских передряг к пятидесятилетнему мужику, убивающему уток и мочащемуся в штаны. Я же использовал поездку в одиночестве для того, чтобы поразмыслить о наихудшем, как мне кажется, изъяне моего характера — о том, что когда я сталкиваюсь с серьезными фактами жизни, с ее злобной мелочностью, с трагедией и отсутствием внятного смысла, ко мне так легко возвращается хорошее настроение. Тьма сделалась почти сплошной к тому времени, как мы добрались до Аллегени-Уэллс. Свет фар лишь царапал по наружной оболочке Пенсильванского леса на границе узкого хребта. Нетрудно вообразить, как в непроницаемой глубине леса рыщут волки, сбиваются в стаи, сужают круги, завывая и скрежеща зубами. Возможно, они уже так близко, что услышали, как я хихикаю.
Приняв душ и одевшись, я вышел на веранду и обнаружил Рассела в кресле, Оккам мирно сопел у его ног. Автоответчик телефона почти переполнился, зеленый огонек вспыхивал, как сигнал тревоги, но так не хотелось портить хорошее настроение — включать записи и выслушивать коллег. Большинство хотело просто поговорить о том, что произошло на кафедральном собрании, но черт подери, я тоже там был. Было бы интересно сопоставить их версии друг с другом и с истиной, но, откровенно говоря, не до такой степени интересно, так что я надел куртку и пристроился на веранде рядом с зятем. Волки, сужавшие круги в моем воображении, похоже, на что-то отвлеклись. Я понюхал воздух, проверяя, нет ли их поблизости. Ничего не учуял. Возможно, в душе я смыл с себя след, по которому они бежали.
Рассел сообщил, что пока я мылся, телефон звонил несколько раз. Я отмахнулся, разложил шезлонг. В холодильнике есть пиво, сказал я Расселу.
— Держи карман шире! — откликнулся он. — Я проверил.
— Точно?
— Точно.
Я призадумался.
— Джули пьет пиво?
— Конечно.
— С каких это пор?
— С шестнадцати лет, как все люди, — ответил Рассел. Зятьям нравится знать то, о чем их тести понятия не имеют. И делиться своими знаниями они тоже любят.
Вечер был неожиданно теплый. Не настолько, чтобы сидеть на веранде без куртки, но достаточно, чтобы мечтать о лете. Мы с Лили давно — за годы с тех пор, как построили свой дом, — привыкли таким способом привечать скорый приход лета: терпели легкое неудобство, причиняемое медлительной весной, подменяли реальность надеждами, зная, что наши дни движутся в верном направлении. Нынче ночью, согласно прогнозу, через Пенсильванию пронесется стремительный холодный фронт. Температура должна резко упасть, но к утру тепло возвратится.
Рассел заметил, как я ласково поглаживаю подлокотники шезлонга.
— Мы собирались купить мебель для веранды, перед тем как деньги кончились.
Я промолчал, и он осторожно продолжил:
— А если честно, скажите: вам нравится ваш дом?
— Я об этом особо не думал, Рассел. Пожалуй, да, он мне нравится. Нам тут неплохо жилось с тех пор, как мы его построили.
Будь с нами Лили, она бы пояснила, что я, как большинство мужчин, не склонен замечать окружающую обстановку. Но я действительно доволен тем, что мы построили дом, где много окон, вдоволь света. И рад, что мы построили его достаточно далеко от университета и меня не могут выдергивать на работу всякий раз, как кто-то забудет погасить на кафедре свет.
— Я спрашиваю потому, — продолжал Рассел, — что я мало что так ненавидел в своей жизни.
— Тебе противен мой дом, Рассел?
Зять уставился на меня в темноте.
— Мой дом, — уточнил он.
— Они идентичны, — напомнил я. — Похоже, ты оскорбил мой дом.
Расселу хватило ума не отвечать на подковырку.
— Я ненавижу сам дом, — перешел он к подробностям, — ненавижу мебель. Ненавижу даже все то, что мы собирались купить, если бы не кончились деньги.
— Дальше ты скажешь, что ненавидишь мою дочь.
Я ожидал поспешного возражения — и не дождался.
— Вот чего я не понимаю, — произнес Рассел.
Слова он выбирал аккуратно — тем лучше для него. Он знал, что я к нему хорошо отношусь, но не знал, как далеко простирается это доброе отношение. Хотел бы использовать мою благосклонность как козырь в своей игре, но боялся, что не выйдет. Или же дело было попросту в том, что приходилось говорить тяжелые вещи.
— Вы и Лили не… не склонны к стяжательству, — произнес он наконец.
И вновь я не знал, что ответить. Комплимент граничил с оскорблением, и Рассел это понимал. Как двум не склонным к стяжательству родителям удалось вырастить такую жадную приобретательницу — вот что он хотел бы выяснить. Он вроде бы даже надеялся, что я ему объясню. А я бы хотел объяснить, что, на мой взгляд, в глубине души Джули не так уж склонна к стяжательству. Она лишь несчастна, сбита с толку, никак не поймет, как «быть кем-то» в этом мире. И поскольку не знает, чего желать, хочет всего подряд. Во всяком случае, к такому выводу я пришел. Возможно, это излишне великодушная родительская теория. Ведь если применять это извинение беспристрастно, оно подойдет к приобретательству в целом, а не только к моей дочери. Разве кто-то чувствует себя в этом мире как дома? Разве знает,
