Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя

— Мы разве о чем-то договаривались?

— Эта, блядь, мое завещание!

— Странно, а там написано, что это завещание Александра Игоревича Гарина.

— Не прикидывайся идиоткой, дура!

Сергей снова пытается протянуть ко мне руки, но на этот раз я делаю легкий кивок в сторону Валентина. Он тут же спокойно пересаживается за наш стол. Сергей со стоном забивается в спинку стула.

— Это, сука, развод, да? — Он то ли скулит, то ли хныкает как баба.

— Я просто хочу убедиться в том, что это завещание — настоящее. Потому что теперь у меня два завещания и каждый владелец утверждает, что именно в его руках — оригинал.

— Угорич просто гнида!

— Но он хотя бы сын Гарина, и чисто теоретически я готова поверить, что у него больше шансов иметь на руках оригинал завещания, чем у тебя.

— Ты же меня как лоха развела, бля…

— Не распускай нюни, Серёженька, — подталкиваю салфетницу к его краю стола, — вытри слезки и можешь взять мой круассан. Я позвоню, как только появится какая-то информация. Если, конечно, она появится.

Поднимаюсь, оставляю на столе пару купюр.

Позволяю Валентину галантно открыть передо мной дверь.

И когда я с улицы заглядываю в окно бистро, Наратов реально трет ладонями рожу, как будто плачет.

Но я даже очередной порцией триумфа насладиться не успеваю, потому что на экране телефона всплывает еще один незнакомый номер. Снова Марина? На этот раз нашла способ незаметно позвонить?

— Валерия, рад слышать вас в добром голосе, — слышу на том конце связи змеиный голос Завольского-старшего. — Я приехал обсудить нашу с вами общую маленькую проблему, но почему-то на застал вас на месте в рабочее время…

Я инстинктивно сжимаю вторую руку в кулак и мысленно считаю до трех, прежде чем осторожно, в сторону, выдохнуть из легких стравленный воздух.

Когда мы в последний раз общались тет-а-тет? Кажется, в тот раз, когда он пообещал превратить мою жизнь в кошмар в отместку за смерть Андрюшеньки.

— Юрий Степанович, добрый день. — Я притрагиваюсь к своим губам, буквально силой придавая им форму вежливой улыбки. Даже если он не может этого видеть. — Полагаю, речь идет о завещании, которое предъявил Угорич?

Его выпад в сторону моего отсутствия на рабочем месте намеренно оставляю без внимания. Моя должность никак не обязывает расшаркиваться перед ним за свое передвижения, по крайней мере до тех пор, пока они не влияют на капиталы наших инвесторов. И Завольский прекрасно это знает — просто щупает почву, делает разведку боем. Хочет понять, как и на что еще может надавить, чтобы вернуть меня в амплуа удобной, послушной девочки на побегушках.

«Шутов решил проблему…»

Я догадываюсь, что Дима может решать проблемы разными способами. Иллюзий на этот счет у меня нет. И если Завольский живой, здоровый и даже позволяет себе беззубые выпады в мою сторону — значит, на все остальное наложено железобетонное табу.

Но не на меня, верно?

— Да, как раз об этом я и хотел поговорить. Когда вы будете на месте, если это не государственная тайна, разумеется?

— Через пятнадцать минут.

— В таком случае — сделайте милость, загляните ко мне в кабинет.

Хочет, чтобы я побежала к нему как собачонка. Гаденькая дешевенькая манипуляция, попытка показать, кто на самом деле до сих пор рулит «ТехноФинанс».

— Юрий Степанович, я не предлагаю вам записываться у моего секретаря только в память о наших с вами родственных отношениях. — Последние слова намеренно выделяю нотками сарказма, мы же оба знаем, что наше «родство» — чистой воды фарс. — Поэтому через полчаса жду вас в малом зале для совещаний.

— Ох уж эта молодежь — никакого уважения к умным старцам, — он посмеивается, но я почти уверена, что каждый звук он потом выхаркает кровью. — Но пусть будет по-вашему, кто я такой, чтобы спорить с молодыми и дерзкими?

Я выключаю звонок, сажусь в машину, но на этот раз на пассажирское сиденье.

Валентин молча занимает место за рулем.

Мне нужно сосредоточиться. Нужно перестать бояться человека, который… всего-навсего приказал своим псам меня избить, а потом и вовсе попытался ликвидировать.

Подаюсь импульсу, набираю номер Шутова.

Мне просто надо услышать его голос.

— Лори, блин, ты в курсе, что с таких фоток у меня… — начинает он со старта бодрым, но немного охрипшим голосом, как будто мой звонок как раз застал его за фантазиями на тему того, где именно на его теле я могу оставить кроваво-красные отпечатки своих губ. — Лори?

— Я встречаюсь с Завольским через полчаса.

— Где?

— В офисе «ТехноФинанс». Хочет обсудить вопрос с завещанием, которым размахивал Угорич. — Я вздыхаю, тру губы, потому что после разговора с жирным боровом они все равно неприятно саднят.

— Обезьянка, все хорошо. Ты его и так уже нагнула со свистом, умница моя.

— Твоя школа, учитель. — Только теперь потихоньку расслабляюсь.

— Если не хочешь его видеть, то «фак ю, Спилберг» — пусть челобитные через юристов передает и целует ручку твоего кабинета. И не вздумай использовать смазку. — В его голосе появляется мрачная ирония. — Старого пидара надо драть по полной программе, чтобы потом всю жизнь резким поносом икал.

— Ди-и-и-имка, я тебя обожаю. — Моя уверенность только что взлетела до небес и пробилась в стратосферу.

— Лори, я рядом, помнишь?

— Ты моя броня белобрысая, самая любимая! — Посылаю ему в динамик, кажется, сразу сотню звонких «чмоков». — Что хочешь на ужин?

— Меня абсолютно устроит доставка, не фига торчать на кухне так поздно, обезьянка. А на десерт хочу эту красную хрень с твоих губ. Ниже ватерлинии! — И заливисто хохочет.

Боже, господи, я от этого смеха точно зависима.

В офис я приезжаю в нужном боевом настроении.

Было бы враньем сказать, что у меня совсем перестали дрожать колени, но по крайней мере, перспектива столкнуться с Завольским лицом к лицу, больше не дергает каждый мой нерв. Шутов прав — я проделала огромную работу, я сдвинула эту мразь с его трона, а на «сладкое» — ощутимо поправила ему корону. Бояться его сейчас — значит, признать, что все это было зря и сколько бы я не старалась — Завольский все равно будет на голову выше. А свой финальный аккорд я должна разыграть красиво, без сучка, без задоринки. Даже мысли нельзя допускать, что что-то может не получится.

У меня в сумке — завещание отца.

И как только я окончательно выбью стул из-под задницы жирного борова — нужно будет только протянуть руку и забрать свое. Ту часть, которую отобрали у моего отца, которая принадлежит мне по праву. А остальное…

Я притормаживаю эту мысль, потому что сейчас это все равно шкура неубитого медведя.

Захожу в зал для совещаний, прошу Валентина принести мне кофе и занимаю место где-то не в центре стола. Не все же Завольскому мне проверки устраивать — посмотрим, хватит ли ему смелости устроиться на лобное место.

Вызываю секретаршу и за пять минут до назначенного времени прошу ее предупредить Юрия Степановича, что сегодня у меня еще одна рабочая встреча и у меня есть только две минуты, чтобы подождать. В противном случае — пусть в рабочем порядке и на общих правах записывается у нее.

Но жирный ублюдок появляется даже на несколько минут раньше.

Кажется, он еще больше набрал, потому что раньше, чтобы не задушить себя воротником рубашки, ему приходилось расстегивать всего одну пуговицу, а теперь — две, и я бы даже поспорила, что его рука то и дело дергается расстегнуть вдобавок третью.

— Валерия Дмитриевна, вы просто очаровательны. — Завольский через силу улыбается. — Вдовство вам к лицу.

— Вы хотели обсудить завещание.

Его выпады я просто игнорирую.

«Фак ю, Спилберг».

Завольский жадно разглядывает стул во главе стола. Красивый, массивный, специально заказанный на какой-то импортной фабрике, потому что нужен был сверхпрочный каркас, чтобы выдержать его почти два центнера. В офисе всего два таких, один — в его кабинете, второй — вот, маячит у него перед носом как болезненное напоминание о тех временах, когда он с этого места мог оплевать все, а они только еще больше лебезили и просили добавки.