Синдзи-кун и искусство войны - Виталий Хонихоев

— Тебе страшно? — поворачивает ко мне голову Майко. — Мне вот просто жуть как страшно. Сейчас описаюсь от страха.

— Конечно страшно, — отвечаю я, — когда в тебя тычут огнестрельным оружием особы, которые понятия не имеют, что они делают. Люди же могут пострадать.

— Два! Я не шучу, я сейчас выстрелю! — почти кричит Мария, револьвер в ее руке ходуном ходит. Вот второй револьвер, в металлическом манипуляторе кресла Кикуми — удерживается прямо и твердо. Насколько я вижу — направленным куда-то в торшер. Или в чайник. Но не в нас с Майко точно. Трудно прицеливаться, если у тебя и рук нет.

— Угу, — кивает Майко, — хоть бы предохранитель сняла сперва.

— Какой… — Мария поворачивает револьвер к себе и пытается заглянуть в ствол, но Майко стремительна и выбивает оружие у нее из рук.

— Дурочка, — говорит она ласково, подобрав оружие, — на револьверах нет предохранителей. А если так проверять будешь — без мозгов можно остаться.

— Банг! — звучит выстрел. Майко морщится. Садится на место, не обращая внимания на простреленный торшер справа.

— Банг! Банг! Банг! — звучат выстрелы, падает пробитый пулей чайник, разбивается какая-то картина, звенят бокалы, что-то рассыпается с кухонной полки.

— Банг! — и уже тише. — Щелк! — у нашего стального паука, у Кикуми — кончились патроны.

— Может хватит уже? — спрашивает Майко, принимая свой собственный облик. — Они и так уже всю посуду у себя дома перебили.

— Надо же дать людям возможность проявить себя, — говорю я, — а то они так бы и тыкали в нас своими пукалками. Еще попали бы куда.

— В торшер они попали бы, — весело говорит Майко, — и много еще куда. Определенно надо курсы повышения квалификации проводить. Пришлем сюда Читосе, пусть учит их курок от спускового крючка отличать.

— Кто вы такие? — шепчет Мария, бросаясь к кухонному столу и выхватывая оттуда здоровенный тесак. Всегда гадал, для чего у японцев на кухне обязательно есть такие вот тесаки. Теперь стало понятно — как раз для таких случаев.

— Не подходите! — безэмоциональный голос металлического паука-кресла все-таки смог передать ужас и отчаяние. — Не подходите, я не вернусь туда! Мария!

— Сейчас! Сейчас! — и крохотная Мария бросается с тесаком к креслу Кикуми, занеся руку для удара. Насилу ее остановил. Отобрал тесак.

— Спокойно! — говорю я. — Никто никуда никого и … никак вообще!

— Очень связная речь, — зубоскалит Майко, — ты прямо успокоил всех, ага. В общем так, девочки… — и она начала объяснять. Тесак я убрал подальше от нервной Марии-сан, кресло-паук спрятало разряженный револьвер и мы начали разговаривать по-настоящему.

— Поэтому мы и решили попробовать, — говорит Майко, — у нас есть возможность, которой у СКПУ нет. Мы можем попробовать восстановить Кикуми голосовые связки… хотя, конечно, здорово вы с креслом придумали, я такого никогда не видела.

— С креслом Мария-сан придумала. Она с работы принесла. — говорит Кикуми через динамики, встроенные в ее кресло.

— Это артефакт. — вздыхает Мария, глядя, как Майко смотрит на нее вопросительно. — Я действительно с работы… только вы не рассказывайте никому, меня ж засудят.

— Аа… ну вот. — продолжает Майко. — У нас есть вот … она. Стажерка моя. Сигма-пять у нее. Лечить может, однажды такого вот тоже — без рук и ног, да еще с коагулированными обрубками — восстановил. Так что можем попробовать.

— Мария-сан! — поворачивает лицо Кикуми. — Давайте попробуем!

— Я все еще не доверяю этим людям. — хмурится Мария. — Никаких доказательств у них нет и звучит это подозрительно.

— Майко-сан. — обращаюсь я официально. Раз уж я все еще «стажерка Кеко-тян», значит и обращаться надо как к старшей.

— Чего тебе? — поворачивается Майко. Она немного раздражена. В нее сегодня уже пистолетом тыкали и ее словам не верят. Она тут с добром в дом пришла, а ей в лицо — стволом тычут. Будешь тут слегка раздражен.

— Будьте так любезны. — подаю ей этот здоровенный кухонный тесак. В ее глазах мелькает понимание.

— Конечно. — она принимает тесак и окидывает меня приценивающимся взглядом. Нехорошим таким.

— Вот. — я кладу ладонь на столик и растопыриваю пальцы. Самый простой способ убедить неверующих — дать Майко отрубить мне палец. Тот же мизинец, например. Одной фаланги достаточно. Я излечусь, а потом…

— Тунц! — тесак в уверенной руке Майко обрушивается на столик, отрезая мне всю руку по локоть!

— Ну спасибо… — шиплю я, пережимая руку, — не могла палец отрубить?!

— Так ты ж сказал… а, сказала — будьте так любезны, я и подумала. — говорит Майко: — Потом так наверняка будет. Чтобы нам поверили, что можем руку отрастить.

— Да уж. Спасибо, что не голову. — говорю я, формируя кровавый покров и отращивая руку прямо на глазах.

— Меня всегда, кстати, этот вопрос интересовал, что у чего вырастет — ты у головы, или голова у тебя? — прижимает она палец к подбородку.

— Давай мы не будем это проверять, а? — ворчу я. — А то у меня предчувствие дурное. Вам волю дай, вы устроите…

— Сумераги-тайчо! — раздается крик. Мы с Майко оглядываемся. Мария-сан скрючилась на полу в догэдза, опустив голову.

— Сумераги-тайчо! Пожалуйста, позаботитесь о Кикуми-тян! Пожалуйста излечите ее! — кричит она в пол и громко всхлипывает. Кресло-паук тоже подгибает свои шарниры и опускается на пол. Сама Кикуми склоняет голову.

— Пожалуйста… позаботьтесь обо мне… — раздается голос из динамика и на секунду мне кажется, что он дрожит.

— Вот и сюда сплетни добрались. — вздыхает Майко: — городские легенды они такие. У вас пакетика со льдом не найдется? Руку завернуть.

Глава 35

Мы сидим за тем же столом. Но уже как уважаемые гости. Стол накрыт, бедная Мария суетится, не знает, что бы еще поставить, как бы еще гостям угодить. Она, оказывается у нас не просто аналитик, она работает в 4-м отделе канцелярии при правительстве, гражданская служащая, без присяги и всего такого, но все-таки. У них и разрешение на ношение оружия в городе есть и доступ к информации. Их отдел как раз статистикой занимается. Всей статистикой, так или иначе связанной с магией. Потому — не чужой человек в мире суперов, разбирается в классификации СКПУ, даже диссертацию писала на эту тему. Кикуми любит. Очень сильно переживает, что не получится, а мы уже надежду посеяли в ее сердце. Боится, что та