#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева

Вдруг Сергей очнулся, все его тело обдало жаром от слишком мгновенного пробуждения, и в тот самый миг небо пронзили золотые копья свирепых молний. Так странно было видеть их, но не слышать раскаты грома. С тяжелой головой он проследовал на посадку. Бумажник был на месте, и он не проспал. Но эта гроза…

В самолете другой русский сказал ему:

– Наши пилоты в такую штормовую погоду не летают, а вот европейцы – сумасброды, считают себя достаточно опытными для любой погоды.

Когда самолет взлетел, поначалу все было в порядке, он набирал высоту, ливень не ощущался, но затем он вошел в гущу грозовых облаков, и молнии сверкали уже не где-то высоко, а справа и слева от самолета; машину трясло. Сергей оглянулся по сторонам. Многие пассажиры сидели бледные, кто-то закрыл глаза и вжался в кресло, руками вцепившись в подлокотники, словно от того, как крепко они держались за них, зависело их спасение. Другой пассажир лет сорока, приятный моложавый француз в дорогом костюме, поймал его обеспокоенный взгляд и сказал Сергею на ломаном английском:

– Надо только подняться выше, и тогда грозовые тучи будут внизу, они будут не страшны. Пилот знает, что делает.

Но самолет продолжало трясти, громко стучали шкафчики над головами, судорожно дергались спинки кресел. Сергей откинулся в кресле, перестав искать глазами какое-то объяснение, предсказание крушения или, наоборот, избавления, кроме того, что он получил от француза. Он стал смотреть в его хладнокровное лицо, одно придававшее ему уверенность. Как это странно, думал он: многие считают, что катастрофа – это умереть, перестать существовать, позволить кому-то стереть свою программу с лица земли, они будто не ведают и никогда не постигнут, что настоящая катастрофа – это погибнуть, когда есть незавершенное дело размером с целый мир и длиною во многие-многие жизни. Это ли не растраченная сила, не напрасно рассыпанная в воздухе мощь!

Оттого-то этого быть не могло, не могло произойти! – твердил себе Сергей. Вот он закроет веки, а затем откроет вновь – и самолет перестанет трясти, а вдоль крыльев будут струиться желтые нити косого света заката, растекающегося над периной грозовых туч, а те, черные, тяжелые, полыхающие молниями, останутся далеко внизу, словно их никогда и не было.

2020 год, сентябрь

Юля с напряжением ждала, когда ей пришлют контакты врача, название протокола и ссылку на сайт. Вместе с ней ждал и Йохан. Катя не поняла их тайных взглядов, секретных слов и решила, что они готовят ей какой-то подарок, и ее настроение, в последнее время подавленное из-за начавшегося домашнего обучения, преднизолона, изменений во внешности, сменилось легкостью. Она сновала туда-сюда, то наверх в свою комнату, то вниз, на кухню, где могла полакомиться.

Как преобразилось время в зависимости от внутренней жажды события, долгожданного сообщения: казалось, каждая минута равнялась часу, а час – вечности. Два часа обсуждений с Йоханом, сбивчивых, не всегда по делу, порой повторяющихся, а порой глубоких и доходящих непременно до самой сути, сути неотложной и неоспоримой, показались протяженностью в целую жизнь.

– Этот врач, выходит, живет на Тенерифе? – говорил Йохан. – Вам придется поехать к нему?

– Вроде бы нет, она писала, что ее лечили удаленно.

– Это хорошо.

– Но она также сказала, что врач обязательно должен наблюдать за пациентами на протоколе, потому что побочные действия возможны в виде передозировки кальция…

– Значит, дозы витамина D слишком высокие, отсюда и повышенная выработка кальция.

– Ты думаешь, они выше нормы? – чуть испугалась Юля.

– Я думаю, намного выше.

– Ясно. Но скажи, Йохан, это не опасно?

– Надо общаться с врачом. – Он пожал плечами и чуть нахмурился. Ему, как и ей, не терпелось во всем разобраться, но зачем было торопить события и пытать его? – Еще не прислали контакты?

– Нет пока. Хотя подожди, кажется, Елена что-то написала прямо сейчас. – Юля заглянула в ноутбук и увидела сообщение. Она инстинктивно перешла с немецкого на английский, потому что сообщение было на удивление сложным, и ей нужно было подбирать слова, чтобы правильно его перевести. – Да, Елена пишет, что при нормальном уровне витамина D в организме внутриклеточные процессы проходят естественным образом, но у пациентов с аутоиммунными заболеваниями повышенная резистентность к эффектам витамина D. Она случается из-за генетических полиморфизмов. Поэтому пациентам необходимы повышенные дозировки витамина D, чтобы он имел свой положительный эффект на важные процессы в клетках. Она также пишет, что протокол помогает не всем, но многим, и ей помог. Мне страшно, Йохан, а что, если нам не поможет?

– Не думай об этом, Юля. Протокол может не сразу помочь, но, возможно, хотя бы облегчит течение заболевания.

Тут Юля вновь заглянула в компьютер и сделала жест рукой, означавший, что пришло что-то важное. Она все больше возбуждалась и говорила на повышенных тонах, съедая окончания слов и допуская грамматические ошибки в английской речи, что она делала крайне редко.

– А вот и контакт. Она пишет, что ее лечил… русский врач! Он семь лет назад прошел обучение у самого профессора, когда его невеста тяжело заболела ревматоидным артритом. Сначала он вылечил ее, а затем стал лечить русскоязычных пациентов по всему миру. Каким чудным образом все переплетено, ты не находишь?

Она уставилась на него и застыла, взгляд ее стал лихорадочным, но Йохан не находил ее дикой, потому что сам возбудился, встал с дивана и ходил по комнате, размышляя. Теперь же он остановился и слушал ее.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, не понимая ее.

– Мы уехали из России для того только, чтобы вернуться к российским врачам. А главное, в тот самый момент, когда я навсегда порвала с Тенерифе как с европейской иллюзией свободы и счастья, со сказочным островом-тюрьмой, признала его неспособность помочь Кате… В тот самый момент он послал нам весточку, доказав, что все было не зря, не зря я так бесконечно любила его и теперь люблю, и не его вина в том, во что его превратили с приходом пандемии… Не сумев помочь своей чистой буйной природой, он помог по-другому, но уже по-настоящему! Словно истинная любовь всегда, и во всем, и везде дает свои плоды, особенно когда она перемножена на любовь к ребенку, она никогда не бывает напрасной. Нужно только уметь терпеливо ждать и искренне верить в это.

– Ты так одушевляешь этот остров…

– Но ведь я столько лет узнавала, расспрашивала, читала, и ты столько месяцев искал, но все без толку… никто не мог поведать нам о столь простом способе лечения, научном способе, никто… И вот спасение