Я Пилигрим - Терри Хейз

На этом разговор завершился. Я еще долго сидел, погрузившись в раздумья. Из сообщения Бена я узнал, что Шептун приказал своей команде смоделировать, возможно на базе какой-то учебной военной игры, определенную ситуацию. Надо было выяснить, сколько времени потребуется гражданскому лицу, чтобы произвести большое количество вируса оспы, используя общедоступное оборудование. Имея такие исходные предпосылки, они высчитали, что это можно сделать к концу сентября, а потом для верности добавили еще пару недель.

Теперь у нас имелась приблизительная дата: время, события, надежды – все сходилось в одной точке. Допустим, это будет 12 октября, сказал я себе, День Колумба. Годовщина смерти моей родной матери.

Глава 31

Когда таможенники открыли потертую сумку Сарацина, они обнаружили там аккуратно сложенные слаксы, две белые рубашки к вечернему костюму, стетоскоп с термометром, экземпляр Корана и английский журнал – но отнюдь не «Экономист» или «Бритиш медикал джорнал». Издание это носило выразительное название «Большие сиськи», и почти на каждой странице красовалась голая девица с огромной грудью.

Двое таможенников ничего не сказали друг другу, но обменялись выразительными взглядами: вот, мол, типичный мусульманин – внешне благочестивый, а внутри такой же кобель, как и все мужики.

Будь эти двое хоть немного более наблюдательными, они бы заметили, что Коран закрыт на молнию в отдельном кармашке ручной клади, чтобы изолировать священную книгу от той мерзости, рядом с которой его приходится перевозить. Сарацин купил этот журнал в аэропорту Бейрута – на случай, если немецкие иммиграционные власти подвергнут его допросу. Меньше всего он хотел при этом выглядеть как правоверный мусульманин: мир теперь стал таким, что при пересечении границы безопаснее было выглядеть лицемером, чем набожным человеком.

В данном случае, правда, в подобном журнале не было никакой необходимости. Сарацин прибыл в аэропорт Франкфурта-на-Майне, самый большой и оживленный в Европе, как и планировал, в разгар утренней суеты. Он знал из опыта, что при длинных очередях, когда работники иммиграционной службы устают от чрезмерной нагрузки, они проверяют въезжающих в страну гораздо менее внимательно.

Проведя час в очереди, Сарацин предстал перед молодым служащим в темно-коричневой униформе. Тот взглянул на фотографию в ливанском паспорте, а потом на человека, с улыбкой смотрящего на него: прекрасный костюм, коротко подстриженная бородка, красивое лицо. Врач, если верить заполненной им карточке прибывшего.

– Цель вашего визита? – спросил молодой человек сначала по-немецки, а когда увидел непонимающий взгляд доктора, то и по-английски.

– Медицинская конференция, – ответил Сарацин.

Помимо банковской деятельности, еще один важный бизнес во Франкфурте – организация масштабных съездов, конференций и торговых ярмарок. Все они проходят в специально построенном для этой цели выставочном центре под названием «Мессе Франкфурт». Саудовец выложил на стойку билеты и пропуск, купленные через Интернет. Служащий едва взглянул на них, но Сарацин давно понял, что именно мелкие детали, такие как журнал с красотками здесь или грязь под ногтями в Дамаске, где он выдавал себя за бродягу, превращают легенду в действительность.

Служащий взглянул на обратный билет, поместил паспорт под сканер и проверил его данные на мониторе компьютера. Конечно, все было чисто: документ был подлинный, а указанная в нем фамилия не фигурировала ни в каких черных списках.

– Как долго вы будете находиться в Германии?

– Две недели, может быть, немного дольше. Пока деньги не кончатся, – улыбнулся Сарацин.

Служащий хмыкнул и поставил в паспорт штамп, разрешающий пребывание в стране в течение трех месяцев. Даже члену организации «Аль-Каида», если тот предъявит безупречный паспорт, дадут визу на три месяца. Германия заинтересована в том, чтобы посетители выставочного центра «Мессе Франкфурт» задерживались подольше: потраченные ими деньги приносят казне доходы.

Конечно же, наш герой собирался провести здесь больше двух недель, но, если бы даже сотрудник иммиграционной службы ограничился этим сроком, Сарацин бы не слишком расстроился. Ему было прекрасно известно то, что знает любой нелегальный иммигрант в мире: порядок выдворения иностранцев в Европе еще более мягкий, чем пограничный контроль. Старайся избегать неприятностей, энергично берись за дело – и тогда ты сможешь оставаться в европейской стране столько, сколько тебе надо. Долговременная перспектива тоже радужная: каждые несколько лет нелегальным иммигрантам объявляют амнистию. Есть ли смысл вообще уезжать?

Сарацин взял свою сумку с багажной «карусели», стерпел пренебрежительные, ехидные взгляды таможенников и окунулся в хаос огромного аэропорта. Протиснувшись через входные двери на тротуар, он выбросил журнал с красотками и всеми обещанными ими соблазнами в урну, нашел стоянку рейсового автобуса и отправился в город, где и исчез в альтернативной вселенной исламской Европы.

Это очень странный мир. Я столкнулся с ним, когда жил на Европейском континенте. Разыскивая ключи к разгадке дел, изучая связи подозреваемых, я бродил по мрачным промышленным городам, посещал на их окраинах кварталы жилой застройки, так называемые спальные районы. Тому, кто сам не бывал в подобных местах, трудно поверить в происшедшие там изменения. Знаете, какое имя сейчас чаще всего дают в Бельгии новорожденным мальчикам? Мохаммед. Три миллиона турок-мусульман живут в одной только Германии. Почти десять процентов населения современной Франции – приверженцы ислама.

Как сказал один швейцарский писатель, «нам нужна была рабочая сила, а приехали живые люди». Никто не думал о том, что иммигранты привезут с собой мечети, Коран и огромные пласты своей культуры.

Из-за вовлеченности в эти процессы исламских благотворительных фондов и стремительного роста мусульманского населения во всех городах Европы вскоре появились существующие за счет денежных пожертвований аскетические общежития, где живут одни мужчины. Здесь благочестивые мусульмане могут переночевать и съесть разрешенные им халяльные продукты. Именно во франкфуртскую разновидность такой «конспиративной квартиры» и направился Сарацин в первый свой день пребывания в Европе. Его изумила та легкость, с которой он пересек границу.

На следующий день, скромно одетый в джинсы и обшарпанные рабочие башмаки, Сарацин поехал на главный железнодорожный вокзал Франкфурта, где приобрел в автомате билет, чтобы поместить свой багаж в запирающийся шкафчик для длительного хранения. Он начал отпускать бороду, чтобы ничем не отличаться от массы рабочих-мусульман. Затем Сарацин сел на поезд до Карлсруэ – города, расположенного неподалеку от национального заповедника Шварцвальд. Во время Второй мировой войны значительная часть этого города была разрушена в результате бомбардировок. Но в последующие десятилетия Карлсруэ был отстроен заново и стал крупным промышленным центром. Среди его заводов был и тот, которому предстояло сыграть важную роль в планах Сарацина.

Еще живя в Эль-Мине, он провел долгие часы в Интернете, чтобы найти мечеть с нужными ему географическими координатами. Теперь, сойдя с поезда, пришедшего из Франкфурта, он точно знал, куда идти. Отыскав Вильгельмштрассе и пройдя до середины улицы, он увидел на углу дом, где когда-то был магазин, по иронии судьбы принадлежавший еврейской семье, погибшей во время холокоста. Небольшой минарет красовался теперь на здании. Единственное, что отличало его от двенадцати сотен других исламских молельных центров в Германии, – оно находилось в пределах видимости от выбранного Сарацином завода, европейского филиала крупной американской корпорации.

Была пятница, и Сарацин попал в мечеть как раз к вечерней молитве. Когда она закончилась, имам, как того требовал обычай, подошел к незнакомцу и приветствовал его от имени религиозной общины. Сарацина пригласили выпить чаю с ее членами, и новичок неохотно, как показалось собравшимся, рассказал, что он беженец, жертва последней войны в Ливане.

Вполне правдоподобно выдавая себя за перемещенное лицо, которое хочет заново начать жизнь в Европе, он сказал, что отдал почти все, что имел, контрабандистам, чтобы те довезли его на лодке до Испании, а оттуда через свободную от границ Европу – на грузовике до Германии. Сарацин поднял глаза на своих единоверцев, и голос его дрогнул: он просто не в состоянии вдаваться в подробности этого ужасного путешествия.

Безусловно, такой штрих показался его слушателям, в основном рабочим-гастарбайтерам, убедительным. Они понимающе закивали. Если не брать в расчет подробности, все эти люди оказались в Германии схожим образом.