Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

под экзотическими, но равно неуязвимыми покрытиями. Моторы электрические и обыкновенные, хотя обыкновенного в них был только принцип внутреннего сгорания. Безфрикционные подшипники всех размеров, типов и типоразмеров. Мотодельтапланы и лодочки "Мечта Браконьера", почти целиком состоящие из бездефектного силикатного стекла, а оттого практически невидимые не то что ночью, а и в любую мало-мальски пасмурную пору. Сверхконденсаторы и накопители на высокотемпературных сверхпроводниках. Радиотелефоны и малые, – на пять – десять тысяч абонентов, – АТС все на тех же, – "топазовских", – МПБ. Подумалось еще, что до такого вот очевидного применения официальные производители так и не додумались, – скорее всего, – из-за характерной инертности мышления, в соответствии с которой проблемы, неразрешимые традиционно, должны оставаться таковыми, хотя бы были уже решены куда более сложные, но вообще же внимание уставало от все новых и новых впечатлений, рассеивалось, и только время от времени Гаряеву удавалось привлечь их чем-нибудь новеньким.

– А вот тут у нас вещи немудрящие, продажные, с виду – ничего особенного, но только с виду…

Посуда из пирокерама, ткани, которые не горели и не рвались, трикотажик, который на самом деле трикотажем не был, запчасти для автомобилей – и прочие мелочи, всего двести восемьдесят три наименования.

– Оружие, – оружие есть, я вам покажу его несколько позже, а пока – вот то, что я считаю на самом деле самым страшным.

Гаряев поднял над головой герметично упакованную пластиковую колбу, в которой плескалась густая жидкость.

– Вот здесь, – смесь аминокислот, пентоз, электролитов, глюкозы и стабилизированных витаминов. Не очень вкусно, но достаточно для полноценного пропитания взрослого мужчины на протяжении суток. А если сдобрить каким-нибудь жиром, так и вообще. Научники обратили особое внимание, что содержимое одной бутылки находится в одной квантовой фазе, и поэтому особенно хорошо усваивается и может поддерживать не только силы, но и здоровье… Что, – он обвел собравшихся взглядом, – неужто еще не страшно?

– А почему это должно быть страшнее всего другого?

– Ну-у – вы меня удивляете. Эта жижа – знак: те, кто делают это, совершенно готовы стать совершенно независимыми. Помните классиков, что, мол-де, нельзя жить в обществе и быть независимым от него? Так тут – наоборот. Те, кто не зависят даже от жратвы, неуправляемы просто по определению. Их можно только уничтожить.

– А – зачем?

Когда Гаряев услыхал этот вопрос, на лице его обозначилось такое глубокое изумление, что Гельветов почел за благо не настаивать на немедленном ответе, так что тот продолжил.

– Все, что я показал, а также то, чего показать не успел, а еще то, чего тут нет и то, о чем мы не имеем никакого понятия, куплено на провинциальных рынках, приобретено по наводке Знающих Людей у всяких-разных жучков, отобрано у каких-то немыслимых артелей. Извлечено из всяких невероятных дыр! Такие дыры стали в последнее время попадаться, что только держись! Всякие такие штучки можно купить в Москве – и в Кандалакше! В Ленинграде – и в Туруханске! В Горьком – и в поселке Лыково! В Новосибирске – и в Мухосранске с Задрюпинском! Причем с равным успехом. Отмечается некоторое тяготение к крупным портам и Транссибу, – но это не значит, что в каком-нибудь высокогорном ауле или в таежной деревушке вам не попадется чего-нибудь из ряда вон. У Знатного Оленевода, Героя Социалистического Труда Пельхи Этыгиновича Николаева, двадцать девятого года рождения, обнаружили что-то вроде мотодельтаплана, что-то вроде – это потому что тяговооруженность на форсаже – выше единицы: олешка мало-мало искать. Внучка приспособил. Все чин по чину, – северное исполнение: сверхконденсаторы для разогрева топливной смеси и форсажа, защитный шлем, чтобы не поморозиться, – и этот ваш ноктоскоп в забрале. Он его разбирает – как юрту, – и в нарты. Или в снегоход. Или – в аэросани. Смотря по обстоятельствам. В этом году купил, потому как друзья посоветовали: практичная вещь. Об аэросанях – разговор отдельный, их он купил в прошлом году. Шибко хорошо, однако, олешка сберег. Мала-мала план перевыполнил, совсем передовик стал. Поверите ли, – не стали отбирать. Потому что к тому моменту окончательно поняли: бесполезно. Все равно, что море черпать ложкой. Главное – все же кругом в курсе! Кроме нас. Типичная для нашего бардака шизофрения, когда все знают, кроме тех, кому положено знать, по причине того, что им-то как раз что-либо знать просто-напросто запрещено. При таких обстоятельствах они, сами понимаете, то ли не знают, то ли попросту не видят, не желают видеть в упор. От греха, значит… Мне – можно, но я ничего не знаю, потому что мне не докладывают те, кому нельзя.

– Ваши действия, Дмитрий Геннадьевич? – Перебил его монолог Керст. Вы же у нас человек государственный. Можно сказать – недреманное око социалистического государства. Доложили уже Куда Следует?

– А КУДА – следует? – Горько усмехнулся Гаряев. – Вот вы меня перебили, а, в соответствии с той же шизофрелогикой, получается, что – кому мне докладывать-то? Может, вы, Петр Карлович, подскажете? Дмитрию Филипповичу? И о чем будет доклад, а, главное, – что он предпримет? У него даже службы соответствующей нет, поскольку подключить ГРУ к разборкам такого рода внутри страны он просто не имеет права: это очень быстро выльется в большую заваруху с Комитетом и милицией, а главное, – они же ведь из официально изложенных соображений секретности тоже будут искать то – не знаю, – что, и это же самое "не знаю, – что" – пресекать. Искать так, чтобы не найти, а паче того – найти, но так, чтобы вроде как и не нашли. Дядя Юра – тот помо-ожет! Тот сделает. Вот только мне категорически запрещено ставить его в известность, а ему – категорически запрещено вмешиваться в это дело. Понимаете? Все в конечном итоге опять замыкается на нас. Так что, навроде того Людовика, только я могу с полным основанием сказать: государство – это Я.

– И какой же выход вы нашли из этого безвыходного положения?

– А – надо найти и представить. Чтобы докладывать по факту предпринятых адекватных мер. Точнее, – мер, которые выглядят адекватными, потому что мер адекватных по-настоящему попросту не существует.

– Нет, дорогой. Что мы будем делать – известно. Ты скажи – что ТЫ собираешься делать, чтоб мы этого не делали?

– Ну, не знаю… Смотря чего вы хотите.