Польское Наследство - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гудрун сказала «хмм…» и саркастически улыбнулась. Сметка укоризненно посмотрел на нее. Она закатила глаза.
Да, подумала Ширин, красивый мальчик. И осторожно улыбнулась ему, как в ее представлении должны были улыбаться женщины, если мужчина им нравится. Но Лель не заметил, а улыбнуться еще раз она побоялась — решила, что это будет глупо выглядеть.
Она сидит в кроге. Она, Ширин — в кроге! Это помимо всего прочего. Арабские наставники говорили ей, что кроги на Руси — рассадники разврата и святотатства, символ порочности неверных. Славянские наставники по секрету рассказывали ей, что и как в крогах расположено, какие увеселения, как подают, о чем ведут разговоры.
Гусляров не было — ни у печи, ни в углу. Очевидно, было еще рано, а может гусляр боится, что распустившиеся низы отберут у него на улице гусли. Проституток, они же хорлы, тоже не было видно. Ширин отсутствие обещанных персонажей не смущало. Вот печь, вот стол, за столом ведется приятный разговор, половой обслуживает. Как просто, и в то же время как интересно, увлекательно, уютно! За соседними столами тоже о чем-то болтают, мужчины и женщины, слегка озабочены беспорядками, но приветливы. Все на равных. И удивительно вкусно. Она снова взглянула на Леля, и он поймал ее взгляд и незаметно ей подмигнул. Ширин вспыхнула и отвела глаза.
Дома оказалось, что вернулись возницы, а Порука их не пускает погреться, говорит — не знаю я вас, ждите, когда болярин придет.
Уединясь с отцом в занималовке, Ширин села рядом с ним на ховлебенк.
— Я тебе сейчас скажу кое-что. Мне давно нужно было тебе об этом сказать, но я не могла.
— Скажи.
— Ты ведешь себя в точности так, как должен вести себя представитель нашего племени.
Выговорив это, она внимательно на него посмотрела. Она думала, что он улыбнется или нахмурится, но он просто ждал, что она еще скажет.
— Есть две ветви друзов, — пояснила Ширин. — Одна, стоящая за невмешательство. И вторая, сохраняющая единство любой ценой.
— Кто такие друзы? — спросил Гостемил.
— Тебе не нужно больше притворяться, — сказала она. — Ведь мы из одного племени. Из сохраняющих единство любой ценой. Насколько мне известно, мать была против… вмешательства со стороны. И тогда ей назначили жениха, и дали ее ребенку… детям… отца. Этим женихом оказался ты, и ты выполнил свой долг. Я тебя ни в чем не виню.
— Что ты плетешь! — возмутился Гостемил. — Какой еще долг! Меня никто не назначал, и никаких долгов у меня нет. Долги — это неприлично.
— Не нужно больше скрываться. Я такая же верная, как все друзы, как ты.
— Ни о каких друзах я ничего не слышал. Друзы…
— Мы — последователи Аль-Хакима.
— Тебя только что крестили.
— Это обычное дело. Друзы принимают христианство, равно как и мусульманство, и иудейскую веру. Все эти веры хороши. Но у друзов есть и еще один закон, который стоит выше остальных законов, и в него посвящены немногие. Видишь, как я хорошо обо всем осведомлена.
Во время, описываемое нами, доктрина друзов еще не оформилась окончательно. В наличии имелись не две секты, как полагала Ширин, а несколько. Сегодняшние друзы не признали бы своей ни одну из этих сект, хотя и сохранили многие возникшие тогда традиции — как-то, верность той власти, которой они платят дань, беспрекословное участие в войнах, которые ведет эта власть, гостеприимство, нераспространение понятий друзов среди других племен и конфессий, вера в великую цель и избранность, несмешение с другими племенами. Как и сегодняшние друзы, тогдашние верили, что на земле друзов может быть только определенное количество, и только рожденный от двух друзов может считаться друзом. Сегодняшнее же этно-сообщество образовалось через два десятилетия после встречи Ширин и Гостемила.
— Я не понимаю, о чем ты толкуешь, — сказал Гостемил. — Хоть убей — не понимаю. Друзы какие-то… Название мне не нравится…
— Отец, ты, видимо, приемный сын…
— Я? Приемный? — Гостемил рассмеялся. — Да, наверное. По росту принимали. Самого рослого отобрали и приняли.
— Ты не шути. Ты друз.
— Кто тебе это вбил в голову, Меланиппе?
— Мне рассказывал наставник. Как нарочно подсчитывали момент, когда можно будет это совершить. Мать не хотела, чтобы ее ребенок был друзом. Тогда тайно собрались старейшины и постановили, что в назначенный час, вдали от Каира, к матери подойдет выбранный ими человек, тоже друз. И, если нужно, применит силу.
Гостемил что-то вспоминал. Венеция. Страда. Окно. «Этот мужчина за мной следит». С Зибой они говорили по-гречески, следивший мужчина не понимал. «Хочешь, я избавлю тебя от его присутствия?» «Нет, просто побудь со мной, и он уйдет». Один раз мужчина предпринял попытку… ворваться в дом… В дом мог ворваться кто угодно, муж с охраной вечно отсутствовал… Гостемил гнал его несколько кварталов… А потом даже ночевал несколько раз, тайно, у Зибы, дабы оградить ее от посяганий.
— Позволь, позволь, — сказал Гостемил. — Я, кажется, начинаю понимать кое-что… Он тоже был светловолосый… Кто тебе первый описал меня? Кто первый сказал тебе, что у тебя есть отец, и зовут его Гостемил?
— То, что тебя зовут Гостемил, мать тайно передала моим наставникам.
Некоторое время Гостемил молчал.
— Вот что, — сказал он наконец. — Если тебе нравятся друзы, то должен тебя разочаровать. Друз ты только наполовину. Насколько я понимаю, человек, который должен был… сойтись с твоей матерью, не смог с ней сойтись, и, кажется, я тому причиной. Но, видишь ли, дочь моя, человек тот совершенно не нравился твоей матери, а я ей нравился. А она мне.
— Нет, — сказала Ширин.
— Что — нет?
— Не может быть.
— Увы.
Всё вдруг перевернулось в голове Ширин. То, что сказал ей Гостемил, было очень похоже на правду — к насильникам, и к людям, готовым пострадать за какую-то идею, отец ее явно не принадлежал. Единственное общее с назначенным друзом у него было — он тоже был светловолосый… А половинных друзов не бывает.
— Я — не друз? И Шахин — не друз? — растерянно спросила она.
— Что ж делать. Не каждому позволено быть друзом, — рассудительным тоном объяснил Гостемил. — Правила строгие, редкое везение должно быть…
— Так значит…
Молчала она долго. Но ей было восемнадцать лет, и была она женщина. Многие женщины, особенно в молодости, подсознательно ставят реалии выше убеждений.
— Отец, — сказала она. — Через неделю в Киеве будет новая власть.
Он чуть отодвинулся, перекинул ногу, и сел верхом на ховлебенк.
— Объясни.
— Наш отряд, Шахина и мой — часть войска фатимидов… Мы — «тигры»… Это не важно… Мы пробирались окольными путями, а сейчас все собираются к северу от Киева. По соглашению с… Интрепидами?… на престол посадят Судислава, он уже выехал из Пскова.
— Продолжай.
— Греческие богослужения запретят. Недовольных выгонят из города.
— Сколько человек в войске?
— Около трех тысяч. Но это отборное войско. И оно будет расти.
То есть, подумал умеющий сопоставлять факты Гостемил, Неустрашимые договорились с фатимидами. Фатимидов поддержат остальные халифы, конечно же. И, цинично завладев киевским запрещенным рынком рабов и получая от него доходы, устранив Ярослава, халифы возьмут Константинополь в тиски, а Неустрашимые заберут себе весь север. В Новгороде, небось, только того и ждут. Прибавим сюда то, что происходит в Полонии — и получается новый, гигантский передел мира. Мне-то лично до этого никакого дела нет… то есть, есть конечно, но только как христианину… Но, как христианину, мне, в общем-то, все равно, какая над нами власть… Но Хелье обещал вернуться до первого снега, первый снег выпал, он приедет, а тут у нас такое… Да и драка будет, церкви и дома пожгут, включая, возможно, вот этот самый дом.
Что ж, пойдем и доложим обо всем маленькому Владимиру. Это его касается прямо — в данный момент он якобы правит Киевом… Если Нимрод успеет предупредить Ярослава, и Ярослав примет меры и не попадется в руки Неустрашимым, и прибудет в Киев — дружина у него малая. Киевское войско ушло на юг — вернется, когда будет поздно, фатимиды, взяв город, легко отобьются. И останутся. И укрепятся. Языческие восстания польского толка вспыхнут по всем городам и весям.
— Пойдем со мной в детинец, — сказал Гостемил, вставая. — Ты возложила на меня ответственность, а я этого терпеть не могу, и чем скорее я переложу ее, ответственность, на плечи олегова отродья, тем лучше. Пойдем, пойдем.
Ширин серьезно смотрела на него снизу вверх.
— Ты будешь защищать Киев? Отец, может лучше…
— Да, я об этом уже подумал. Ты действительно моя дочь!.. Не лучше ли устраниться, взять и уехать нам с тобой? Да, наверное, но я обязан здесь торчать, пока не вернется Хелье и пока не вернется от Ярослава Нимрод. А уж коли я тут торчу, нужно что-то делать.