Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лозунгом дня стали партийность и законность. Партком организовал коллективное посещение спектакля «Дальше… дальше… дальше» в театре Ленинского комсомола. Автор пьесы, певец революции Михаил Шатров и постановщик Марк Захаров призывали тщательнее изучать ленинское наследие. С заветами основоположника государства Советов отныне сверял свою деятельность и МИД. Зам-кадровик, выходец из пролетарских слоёв, действовал широкозахватным методом, пытался даже нащупать связь негативных явлений в министерстве с империалистической закулисой и, в особенности, мировым сионизмом.
У бывшего замминистра Пантелеева не было никаких шансов продолжить дипломатическую службу не только из-за возраста и второго брака. Кому надо, те не успели забыть, что покровительствовал Александру Юрьевичу сам бывший хозяин высотки. А имя того даже упоминать вслух при новых властителях считалось моветоном, делом если не криминальным, то точно неприличным. Предсказания незабвенного старожила дома советской дипломатии Василия Акимыча Бабия воплотились в жизнь даже раньше назначенного срока.
Василисин супруг тяжело переживал отставку и не находил себе места. Привыкший к мыслительной и писательской работе с утра до вечера, он никак не мог смириться со своим новым статусом пенсионера. Последним актом на службе Пантелееву удалось пристроить молодую жену в центральный аппарат министерства, в тот же отдел культурных связей, продолжавший оставаться местом притяжения для бездельников и неудачников (правда, не без исключений).
Каждый вечер советник первого класса Селижарова В.Б. возвращалась с работы с богатой порцией свежих новостей. Муж выдавливал из неё все мельчайшие подробности того, что происходило на Смоленке. Его интересовало не только кого и куда, но и как и почему. А МИД продолжал жить той же советской жизнью, которой жила вся необъятная страна.
Перестройку Василиса восприняла как манну небесную. И не только потому что в других исторических условиях рассчитывать на полную и безоговорочную реабилитацию брата было бы бесперспективно. Она, как, впрочем, и супруг, которого коллеги ошибочно причисляли к стойкой лейб-гвардии громыкинского образца, не могла не признать, что с приходом «Шеви» на Смоленке началась новая эпоха.
На мидовских этажах потянуло чем-то свежим и приятным. Раскрепощались твёрдые как кремень устои профессионального поведения и стиль жизни. Советская дипломатия училась улыбаться. Даже тронутые ржавчиной управленческие механизмы заскрипели с какой-то непривычной мелодичностью. У рядовых дипслужбы, приученных к роли статистов, зарождалось робкое чувство сопричастности к общему делу.
Пожалуй, ни в одном другом союзном министерстве, ни в каком ином уголке государственного аппарата великой страны перестройку не восприняли более серьёзно, чем в МИДе. Явление нового министра дипломатическому народу было встречено неоднозначно, но преимущественно положительно. Все жаждали ветра перемен, хотя сквозняка опасались. И если кто-то внутренне не во всём разделял действия Шеварднадзе как внешнеполитического стратега, то не одобрить его шаги по реформированию самой службы было просто невозможно.
Спустя годы, правда, многие соратники Шеварднадзе, во время его правления рьяно, в стиле грузинского застолья, стремившиеся лизнуть шефа в любые доступные и недоступные места, ринутся перечёркивать и ниспровергать его очевидные и не совсем видимые заслуги. В ветеранских кругах само имя министра времён перестройки будет предано анафеме, и, напротив, вновь засверкает звезда Громыко. У части отставников станет модно причислять себя к некой внутримидовской фронде, боровшейся против «распродажи» национальных интересов, хотя никаких следов о своей подпольной деятельности фронда эта в анналах истории не оставила.
А вот благотворные последствия непродолжительной работы Шеварднадзе в МИДе налицо. Не признавать вещественные доказательства успешных итогов той пятилетки в состоянии разве что люди слепые или близорукие. Кардинальная структурная реформа, демократизация процесса принятия кадровых решений, внедрение новейших информационных технологий, придание дипломатии публичности, начало разработки правовой основы дип-службы, ориентация на защиту прав советских граждан за рубежом, появление экономического измерения в работе посольств, попытки решения перезревших социальных проблем – все эти и многие другие факты из арсенала бюрократии, звучащие для непосвящённого уха нудно и тягомотно, существенным образом преобразили внешний вид и само содержание деятельности министерства иностранных дел.
Перестройка в МИДе по всем параметрам обошла перестройку в стране. Поэтому дипломатия, как никакая другая государственная структура, и смогла выдержать колоссальные испытания, обрушившиеся на неё в лихие 90-е. Немало из того, что впервые стало разрабатываться в период правления Шеварднадзе, прочно вошло в обиход российской дипломатии начала XXI века. А нынешние новобранцы службы даже и не подозревают, что так чисто, тепло и светло, как сегодня, было в фойе их роскошного здания далеко не всегда.
Утро 19 августа 1991 года застало семью в отпуске на подмосковной даче. Сообщение ТАСС под аккомпанемент «Лебединого озера» взбудоражило всех. Тут же стали собираться домой на Фрунзенскую набережную.
– Идиоты, клинические, самонадеянные идиоты, – бурчал Александр Юрьевич в адрес ГКЧП. – Неужели безмозглые их головы не в состоянии сообразить, что Москва-91 – это явление принципиально иное, нежели чем Прага-68 или Будапешт-56? Мрачное времечко очередных потрясений на нас надвигается! Ибо отреагирует Запад на этот переворот вселенской изоляцией страны Советов и прочими прелестями. Возвратимся в 1917 год и снова бу-
дем пытаться сорвать заговор Антанты, развернём борьбу за международное признание. Гагаринское «Поехали!» обратилось в янаевское «Приехали!». Дальше некуда.
Попала дипломатия как кур в ощип, – неистовствовал экс-посол. – Наверняка уже готовятся указания для загранучреждений. Убеждайте, товарищи, руководство своих стран, что ГКЧП – это, мол, самый мудрый и взвешенный шаг советского руководства по наведению порядка в стране. Выбивайте, коллеги, всеми силами понимание зарубежья и поддержку мужественных действий ГКЧП в интересах мировой стабильности. Интересно, подпишет циркуляр сам Бессмертных или хитрый министр поручит эту деликатную миссию кому-то из замов? А ты знаешь, Василёк, только теперь начинаю понимать. Пожалуй, это даже и неплохо, что я на пенсии и не надо мне в эти грязные инсинуации вклиниваться.
– Не драматизируй, Саша, – откликнулась Василиса. – Никакой изоляции не будет. Запад поартачится-поартачится да на мировую согласится, точь-в-точь как с реакцией на Тяньаньмынь 89-го года. Да и Советский Союз – не хиленький Китай. Тягаться с ракетной супердержавой ни Штаты, ни Европа не захотят. Так что до санкций дело в любом случае не дойдёт. Кроме того, силы мира и прогресса в других странах, а также предприниматели, заинтересованные в барышах на русских просторах, выступят в поддержку ГКЧП и приглушат официальное недовольство.
Неужели ты, абориген дипломатии, главного не понял? – раздражённо произнесла супруга. – Запад окончательно смирился с коммунизмом. Иначе три четверти века не закрывал бы глаза на творившиеся у нас безобразия или, если выражаться честно, преступления против человечности. Да и дальше, что бы в Союзе не происходило, будут капиталисты сидеть и молчать в тряпочку, лишь бы
