Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На шестом этаже монументального здания в Охотном ряду царила ещё более зловещая атмосфера, чем на седьмом Смоленки. Выходец из деревенского пролетариата Судаков на самом деле возомнил себя фаворитом главы государства. Коммунистическая идеология улетучилась мгновенно, но её место в сердце главного парламентария страны заняли не левая социал-демократия и не правый консерватизм, а подобострастное следование эклектическим курсом президентской власти. Случилась обыкновенная метаморфоза российского чиновника – «анти» преобразилось в «про», ненависть переродилась в
любовь. К сотрудникам секретариата предъявлялось одно требование – на все лады воспевать талант шефа.
Апофеозом этой фантасмагории стала подготовка к парламентским выборам. Председателю Думы спустили сверху установку создать под левыми флагами, дабы упереть голоса от коммунистов, «Лигу Петра Судакова». Беспомощность судаковского окружения и его самого во всей своей порочной красоте вышла наружу в ходе избирательной компании. «Лига» набрала чуть больше одного процента голосов. Время Петра Ивановича закончилось так же скоропалительно, как и началось.
Год назад Васяня была просто рада новому пристанищу. Теперь она была просто счастлива, что разворот событий позволил ей вернуться в родное гнездо. Тем более что в начале 1996 года Козырева отправили в отставку.
Местом, где в последние три года Василиса могла почувствовать спокойствие и умиротворение, стало германское посольство в Москве. Новым послом новой Германии в новую Россию назначили Макса Шпрингдерхаузена. Демьян кружился во благо нового демократического отечества в венских вальсах. Серафима постигала основы юриспруденции в главном универе страны, домой заявлялась поздно вечером. А для Васюты, которую начало угнетать одиночество, отдушиной стали периодические встречи с Максом и Даниэлой, а также их сыновьями Андреасом, постигавшим знания в гимназии при посольстве, и Кристианом, познававшим волшебство русского детсада.
До приезда Шпрингдерхаузенов германское посольство в Москве не отличалось ничем особенным. Раз в год, как и в других, приём по случаю национального праздника с участием редких знаковых деятелей российской политики. В перерывах скромные посиделки по интересам. Раз в неделю – званый обед или ужин. Сопровождение нечастых делегаций из Бонна или германских регионов. Инерционные посещения послом и его сотрудниками МИДа с целью передачи российской стороне недовольств своего центра или, напротив, выслушивания недовольства рос-
сийской стороны для передачи в Бонн. Типичные скучные дипломатические будни на троечку
Гражданам России было крайне тяжело проникнуть в консульский отдел посольства за получением визы. Германские дипломаты то ли не хотели, то ли не могли ликвидировать откровенный раскардаш перед собственными дверями. А когда русские люди жаловались проживавшим по соседству немцам на хамское отношение к ним в их родном посольстве, те даже не удивлялись. Оказывается, и к ним, соотечественникам, в том числе предпринимателям, посольство Германии проявляло аналогичный равнодушный подход.
Макс и Даниэла постарались кардинально изменить репутацию посольства как «одного из многих». Со Спасохаусом, резиденцией американского посла, перед которой благоговела новая российская знать, конкурировать было априори бесполезно. Но Макс, в жилах которого текла на четверть русская кровь, замахнулся на олимпийские достижения. И вскоре о главном дипломатическом представителе Германии и его супруге заговорила не только вся Москва, но и по меньшей мере пара десятков российских регионов.
Служебное здание посольства на Мосфильмовской и представительские помещения его руководителя на Поварской стали площадкой для едва ли не каждодневного проведения германо-российских встреч. В особенности историческое здание резиденции посла недалеко от Кремля, рядом со знаменитым Арбатом, на улице, в годы советской власти носившей имя одного из наиболее рьяных организаторов гонений на православие Воровского и в числе первых возвратившей себе прежнее название, снискало себе популярность в качестве центра общения немцев и русских разных профессий, возрастов и убеждений. Новый посол смело шёл в народ, как это, собственно, ему и предписывала Венская конвенция о дипломатических сношениях.
Протокольные мероприятия посольства Германии стали немыслимы без участия крупных политических фи-
гур различной партийной окраски и видных персон культурной и общественной жизни России. Негласный кружок соискателей дружбы и взаимопонимания между народами двух стран охватывал театры, музеи, галереи, концертные залы, спортивные общества, вузы, школы, библиотеки, научные заведения, средства массовой информации, общественные и религиозные организации.
Не только в МИДе, но и почти во всех других федеральных министерствах и ведомствах о германском после и его подчинённых, среди которых было много представительниц прекрасного пола, сложилось твёрдое мнение как о людях образованных и деликатных, почти идеальных носителях профессии дипломата.
С помощью одной удивительно динамичной и приятной во всех отношениях женщины по имени Андреа, гражданки Германии, влюблённой в Россию, начали предприниматься попытки – впервые за всю историю плодотворных торгово-экономических отношений – создать рамочное объединение германских фирм и предпринимателей. В конце концов в Союз германской экономики в России удалось вдохнуть жизнь, и он с первых месяцев функционирования стал приобретать добрую репутацию.
Макс, воодушевлённый практикой германо-французского партнёрства, разъезжал по стране с целью наладить широкие связи по линии гражданского общества. Официальные власти регионального и местного уровня крайне медленно окрылялись идеями установления взаимодействия, усматривали в межчеловеческих контактах нечто подрывное, по привычке обращались за указаниями в Москву. Но в МИДе поддерживали намерение посла раздвинуть рамки сотрудничества.
Имидж одной из самых активных участниц неформального сообщества супруг иностранных послов в России приобрела Даниэла. Она не только исполняла функции главного организатора многосторонних благотворительных акций в помощь малоимущим слоям населения Москвы и регионов, но и с согласия мужа некоторые из
базаров милосердия проводила прямо на территории посольства.
По её просьбе Макс только успевал подписывать письма на германскую родину обращённые к премьер-министрам земель, бургомистрам и президентам общественных фондов, с просьбой рассмотреть возможность поставок в Россию гуманитарной помощи – продовольствия, лекарств, медицинского оборудования и транспортных средств специального назначения.
В том, что широким слоям населения не только в российской провинции, но даже в самой столице требуется всесторонняя помощь, Василиса убеждалась каждый день. Привыкать к новой капиталистической Москве, ошалелой, нечёсаной, зловонной, принявшей вульгарнобалаганный вид, было неимоверно больно и тяжело. На финише эпохи застоя москвичей крайне раздражало обилие людей в военной форме, преимущественно полковников. Такую мощную демонстрацию милитаризированного общества мирного времени нигде в Европе обнаружить было нельзя.
Но Москва середины 90-х производила куда более отталкивающее впечатление. Скучное однообразие каракулевых папах и трёхзвёздных погонов на ладно пошитых мундирах из добротного сукна уступило место удручающей пестроте красок цыганского табора. Россия превратилась в круглосуточную ярмарку-барахолку по торговле всем и каждым, благоухающую ароматом всеобщей порчи и разложения.
– Макс, дорогой Макс, скажи мне на милость, почему твоя Германия и Запад в целом столь молча, вызывающе безразлично, взирают на невзгоды демократической России, – задавала
