Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять Роза была. Как дождь перестал, забежала на минутку, но не стала тебя дожидаться, домой торопилась, мужа встречать. Йошка как с утра в кооператив ушел… Говорит, ждет ребенка, по всем признакам так выходит…
— Что же, мать, раз выходит, значит, так тому и быть положено…
И Филемон с Бавкидой, то бишь Иштван Йожа и тетушка Эржебет, мирно отходят ко сну.
1962
Перевод Ю. Шишмонина.
Дурная жена
Повесть
1
До своего переезда в Будапешт и поступления на завод Йожеф Майорош работал в родном селе подмастерьем в кузнице господина Синчака, что стояла в самом конце улицы Сент-Миклош.
Господин Синчак знаменитый мастер, а кузница его и того знаменитее: она существует с незапамятных времен и только название свое меняет по фамилии владельца. Обычно пожилые сельчане еще долго называют ее по имени прежнего хозяина, даже если там уже несколько лет как водворился новый мастер. Кузницу Синчака тоже долгое время величали «кузницей Дару», и только молодежь, которая никогда этого Михая Дару не видела, перекрестила ее по фамилии нового владельца, да и то лет через пятнадцать после того, как Синчак стал ее хозяином.
А случилось это вот как: Синчак, много лет проработав у Михая Дару подручным, породнился наконец с хозяевами — женился на их дочери, а когда старик умер, то получил в наследство и его кузницу.
Итак, кузница Синчака — заведение знаменитое (насколько вообще может быть знаменитой кузница), по крайней мере, на своем конце села, потому что на противоположном конце находится другая, тоже не менее знаменитая — кузница Секе Тота. А в центре села имеются и такие мастерские, где выполняют работы посложнее кузнечной. Господин Бабинский, например, имеет дело и с тракторами и с молотилками, он еще известней и, уж понятно, не считается простым ремесленником. Что до кузницы Синчака, то тут покамест зарабатывают хлеб своими руками; труд здесь простой и тяжелый, на хозяина не работает ни молотилка, ни сверлильный или токарный станок, здесь главный инструмент — молот и клещи, основной материал — железный лом, а вся техника — кузнечные мехи.
Тот, кто здесь трудится, должен выучиться делать все быстро и ловко, — и не только выучиться, но и привыкнуть. Добрая слава синчаковской кузни среди крестьян на том и держится, что работают у него быстро, а если есть в том нужда, то и ночью. И крестьяне охотно идут к господину Синчаку, зная, что в срочной поделке здесь никогда не откажут. Они и сами-то привыкли мало спать, но сколько раз, бывало, переворачиваясь на другой бок, иной пробормочет сквозь сон:
— А у Синчака-то все стучат…
Понятно, такой «метод» работы выдумал не господин Синчак; так было и при Михае Дару, так было, конечно, и до него. Синчак только сохранял старые традиции, тем более что они ему были на руку — ведь все тяготы ложились на плечи подручного и мальчишки-ученика. Уж если вы принесли заказ в кузницу господина Синчака, то не унесете вещь непочиненной; у Синчака вам сделают все, что хотите, пусть наковальня звенит хоть за полночь — такой уж у него принцип. Так только и можно сохранить клиентуру. Ему самому довелось крепко поработать в подмастерьях, а потому он находит справедливым, чтобы и его подручные работали, не жалея сил.
Вот почему Йожи Майорош еще учеником привык к быстрой работе и до того в нее втянулся, что каждый его мускул и нерв, казалось, сам знал, что делать. Да иначе Йожи и не смог бы удержаться в мастерской Синчака. Ведь если и у подручного работа кипит, то ученику приходится еще проворней поворачиваться: ему и встать-то надо пораньше — горн развести, кузницу прибрать, и лечь-то попозднее — ведь даже когда кузница закрыта, дело ему всегда найдется — хотя бы сбегать к артезианскому колодцу за водой для ужина и для утреннего умывания. И ужин он получает последним — на пустой желудок ноги быстрей носят.
Итак, Йожи приобрел сноровку и выучился ремеслу, — правда, не столько у господина Синчака, сколько у его подмастерья Габора Сарки. Синчак, в бытность свою подручным, тоже работал ловко и быстро, но с тех пор как он мастер, да к тому же в годах и, как говорится, в теле, он все чаще под разными предлогами отлучается из кузницы. Понятно, не признаваясь, что причиной тому всего-навсего желание опрокинуть стаканчик в соседней корчме.
Когда Йожи поступил учеником в кузницу, Габор Сарка был уже старым холостяком. Ему давно перевалило за тридцать, но так и не удалось ни открыть собственную мастерскую, ни жениться — ведь он никогда не зарабатывал столько, чтобы отложить про запас. Да и какой смысл открывать еще одну кузницу в селе, когда хозяева старых-то кузниц привлекают заказчиков теми же «методами», что и Синчак.
А раз у господина Синчака нет дочери, то Габор Сарка не может рассчитывать и на женитьбу, чтобы стать хозяином. Да и будь у Синчака наследница, проку в том мало: надеяться на смерть хозяина не приходится — он еще так крепок и здоров, что его, право же, ничем не прошибешь; и хоть без конца он жалуется: «Ой, в пояснице ломит, ох, в спину вступило!» — это затем лишь, чтобы оправдать перед Габором и Йожи свое увиливание от тяжелого труда и частые отлучки из кузницы. Мастер, у которого всего-навсего один подмастерье да мальчик-ученик, еще стыдится отлынивать от работы, но тому, на кого трудятся шесть человек, это уже не зазорно: во-первых, он не «слоняется невесть где», а «хлопочет по делам заведения», и, во-вторых, он уже барин — как-никак «шесть ртов кормит»!
Габор Сарка работал у господина Синчака до тех пор, пока Йожи не выучился на подручного. Хозяину очень был по душе этот сильный, честный и усердный парень, да и платить он мог ему меньше, чем старому подмастерью. К счастью, выгонять на улицу Габора не пришлось — надвигалась вторая мировая война, началась мобилизация, и Габора призвали в армию. Он попал в моторизованную артиллерию и стал шофером. Так он и не вернулся в село, где никто не ждал его: ни собственная кузница, ни жена.
Вот этот-то Габор Сарка и обучал Йожи Майороша. Под его началом некогда было не то что прохлаждаться, а даже думать о чем бы то ни было,
