Улан Далай - Наталья Юрьевна Илишкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здóрово вы про клятву придумали, – вставил в паузу Чагдар.
Хомутников дернулся, как будто кто-то уколол его в спину.
– И думаешь, начальство оценило? Черта лысого! Я просил Липкина в клятве упомянуть и про Стеньку Разина, и про Пугачева, ну и Гражданскую, конечно. А по Гражданской кто из калмыков известен? Городовиков да я.
Еще Кануков, подумал Чагдар, но вслух не сказал.
– А военком наш прочитал, велел наши с Городовиковым имена зачеркнуть, иначе, говорит, нас за такое творчество могут побить. А потом вызвал Липкина и спрашивает: «Вы чего спелись с калмыками?» Вот такая у нас тут дружба народов, – Хомутников схватил со стола пепельницу и принялся выбивать потухшую трубку.
– А клятва нужна обязательно, – убежденно произнес Чагдар.
– Да в том-то и дело! И чтоб выучили наизусть! Мы разделили, конечно, народ по полка́м, так чтобы межулусной грызни внутри не случилось: сарпинские – отдельно, малодербетские – отдельно, астраханские – в третий полк. А в командирах донские в основном оказались, потому что у них боевой опыт и два языка. Ну, и сам понимаешь… Вот на русских командиров в итоге и поменяли, а бузавов услали в распоряжение округа.
Хомутников замолчал, попыхивая трубкой. Чагдару тоже нечего было сказать, он только старался не раскашляться – комнату основательно затянуло табачным дымом.
– В каждом полку по триста малограмотных пастухов и чабанов, они знают только про баранов, – опять заговорил Хомутников. – С одной стороны. А с другой – плясуны из театра. Эрдниев, танцор, молодой, но заслуженный, орден Ленина до войны получил. Ходит ханом, командиру подчиняться не хочет и других настраивает. Поэтому прошу: будешь как корреспондент посещать подразделения, сигнализируй, где какие бури назревают, чтобы можно было упреждающе потушить.
– Понял, Василий Алексеевич.
– Сейчас я Липкину записочку черкну, он тебя представит в редакции, оформит и на довольствие поставит. Всё, можешь идти. Мне пора по полка́м, проверять, все ли конники могут лошадь перековать. Скоро Ока Иванович Городовиков к нам с инспекцией прибудет, а перековка – его любимая тема. Нельзя опозориться.
Липкин встретил Чагдара сердечно, как хорошего знакомого, хотя их общение в 1940 году и было поверхностным. А когда узнал про назначенное на вечер исполнение «Джангра», тут же включился в поиски домбры и калмыцкой шапки с красной кистью: Баатр не хотел петь эпос в кепке.
Отец упрочил свою славу несговорчивого, отказавшись петь, сидя на стуле. Но если бы исполнитель уселся на колени прямо на сцене, зрители в задних рядах его бы не увидели. Тогда Липкин велел притащить из канцелярии крепкий дубовый стол и покрыть его шырдыками.
– Прямо как постамент для бурхана, – пошутил Семен.
Баатр шутку не оценил. От микрофона сначала шарахнулся. Но на триста человек без микрофона звук не вытянуть, да и домбра – тихий инструмент, рассчитана только на кибитку. Чагдар с Липкиным убеждали джангарчи с двух сторон. Убедили. Баатр стал пробовать с микрофоном. На зачине, который исполнялся горлом, мощность звука испугала его самого.
Тут в зал ворвался высокий, властный человек с петлицами военного комиссара, неотразимый, как актер Столяров в фильме «Аэроград».
– Это что за волчий вой?
– Репетиция, товарищ военком! – отрапортовал Липкин.
– Кто позволил?
– По распоряжению замкома товарища Хомутникова!
– Почему без согласования со мной?
– Не могу знать, товарищ военком! – Липкин кивнул на вдруг окаменевшего Баатра. – Товарищ Чолункин – знаменитый сказитель. Привез двоих сыновей-добровольцев. Вот один из них, мой коллега, – указал рукой на Чагдара. – Ну, пользуясь случаем, замком и попросил товарища Чолункина исполнить вечером перед лучшими бойцами песнь из героического эпоса «Джангр»…
– Товарищ писатель, – перебил Липкина военком. – За политическую работу в дивизии отвечаю я. И это мне решать, как строить пропаганду, а не товарищу Хомутникову. Вы содержание этой песни знаете?
– Досконально, товарищ военком. Народ под предводительством мудрого вождя поднимается против сил зла и побеждает. Будет исполнен донской вариант песни о сражении богатыря Красного Хонгора с чудовищем Авланги-ханом. Пир, ультиматум врагов, сражение, временная смерть богатыря, исцеление, битва, победа и возвращение домой. Разрешите продолжать репетицию, товарищ военком?
– Пусть продолжают, – позволил военком. – А вас жду у себя. – И покинул зал так же стремительно, как появился.
Баатр зашевелился, словно его вдруг расколдовали.
– Это кто такой грозный был? – поинтересовался он.
– Военный комиссар дивизии товарищ Заярный. Опытный военный, но с калмыками работает впервые. Хочет, чтобы всё по инструкции. Не понял пока, что на Востоке нужно через сердце работать, а не через букву. Инициативы Василия Алексеевича ему не по душе… – Липкин помолчал и добавил: – Бахвальства он тоже не любит.
– Ну, калмык без хвастовства, что цветок без запаха, – рассмеялся Чагдар и тоже процитировал «Джангр»:
Смельчака, что затронет меня,
С одного я размаха сражу,
Как добычу, к седлу привяжу,
А седло подвяжу я коню
Под живот и коня угоню,
Как я прежде коней угонял…
– О, да вы мой перевод наизусть… польщен, польщен, – Липкин раскраснелся.
– Память у меня от природы, – Чагдар и сам был доволен уместной цитатой. – Раз-другой прочел и уже могу наизусть шпарить…
– Весь в меня! – гордо заметил Баатр.
Чагдар захохотал:
– Вот видите, какие мы хвастуны!
– И льстецы! – добавил Липкин.
– Ну, вот тут вы не правы! Славословим мы всегда искренне! Хвальба одевает в броню, защищает от гибели, ведет к победе.
– Ругать следует только врагов, брань разрушает защиту, – поддержал отец Чагдара. – А вот иногородние этого не понимают, бранятся между собой по всякому поводу. И калмыки эту моду переняли. Теперь это называется критика.
– Иногородние? – не понял Семен. – Это кого вы, уважаемый, имеете в виду?
– Да так у нас всех пришлых на земли Войска Донского издавна называют, – объяснил Баатр. – Русских, хохлов тоже.
– Ну, пойду свою порцию критики приму от иногороднего, надеюсь, не разрушит мою броню, – пробормотал Липкин себе под нос и громко добавил: – Вы тут пока приноравливайтесь.
Много раз в своей жизни Чагдар наблюдал, как отец исполняет «Джангр». Но такой отклик, какой случился в Зимовниках, он видел впервые. Когда собираются триста человек, сила эпоса становится зримой.
Новобранцы в разношерстной одежде – солдатское обмундирование выдали еще не всем
