Бабья доля (сборник) - Маргарита Агашина

«Вы мне говорили в Корее…»

Вы мне говорили в Корее,к моим привыкая словам,что русское слово «тропинка»особенно нравится вам.

Бывают большие дороги,большие слова и дела.Одна дорогая тропинкау каждого в жизни была…

Далёко-далёко в Корееостались не только друзья —одну дорогую тропинкув Корее оставила я.

И что бы потом ни случилось,и сколько бы лет ни прошло, —на этой хорошей тропинкепо-прежнему будет светло.

Гроза

Гроза пришла светло и смело!Но я в грозу ушла одна.И лишь секунду пожалела,что я горда, что я сильна.

Нет, он тогда не ошибался:мы не увидимся вовек.Но у меня в глазах осталсязелёный цвет далёких рек.

Зачем она – ему ли, мне ли —такая поздняя гроза?Зачем ещё позеленелимои зелёные глаза?..

Листовки Гидростроя

Лежит земля сырая в самосвале.Земля в прожилках скрученных корней.За эту землюжизни отдавали,и вот теперь работаем на ней.

Ползут,летят,грохочут самосвалы.Сдается Волга, пенясь и бурля…Нам в эти дни еще дороже сталасвятаясталинградская земля.

Восемь лет в котлованеи ночи, и днине смолкали моторы,не гасли огни.

Котлован!Ты в полдня его не обойдёшь.Если кто-нибудь нужен —и в день не найдёшь!

Завтра здесь, в котловане,Заплещет вода.Оглянись и запомниего навсегда.

Вот он – наш котлован!Это – руки в пыли,это грохот машини дыханье земли.

И пускай говорят:– Не бывает чудес!Но мы видим сегодня отсюда:поднимается ГЭС,Сталинградская ГЭС —трудовое,рабочее чудо.

Из-за нее идет сраженье.Из-за нее ночей не спят.Но гордо, нежно, с уваженьемо ней на стройке говорят:

– Пускай и пенится, и рвется,сопротивляется пока.Она недаром не сдается:она ведь русская река!

Непримечательные с виду,тяжеловесны и тверды,стоят над Волгой пирамиды,сомкнув бетонные ряды.

И столько в них суровой силы,что людям кажется порой:оставив братские могилы,они пришли на Гидрострой.

Как будто тот, кто спит под ними,кто пал за Родину свою,сейчас не мог не быть с живымив одном ряду, в одном строю.

Он вместе с нами! Он не выдаст!Он сдержит волжскую струю!

Стоят над Волгой пирамиды,как будто воины в строю.

А ветры нынешние круты,над Волгой мечутся они…Постой, товарищ, на минуту,листовку эту разверни.

От ветра заслони рукою,темно – придвинь поближе свет.Ты знаешь, будет и такое:пройдет и год, и десять лет.

Ни котлована, ни прорана,и только – ток, горячий ток!А ты достанешь из карманавот этот меленький листок.

– А это что? – вдруг спросит кто-то.А ты ответишь:– Это я.Мои друзья. Моя работа.И просто – молодость моя!..

Пускай и дождь, и ветры круты —мы не забудем эти дни!Постой, товарищ, на минуту,листовку эту сохрани.

Награда

Еще нам было радоваться рано:конца и края не было делам.И Волга бесновалась у проранаи рельсы разрывала пополам.

Ревя, крутила черные воронкии на дыбы вздымала катера…А мы стоим не где-нибудь в сторонке,а тоже там, где страдная пора,

где вьется снег, где трудятся до пота,где нервы проводов напряжены,где ценится и царствует работа,и где стихи, пожалуй, не нужны.

Я это все припоминаю сноваи позабыть вовеки не смогу.Седой старик, монтажник с наплавного,развел костер на левом берегу.

И крикнул нам немного грубовато,глаза рукой от дыма заслоня:– А ну-ка вы, поэты Сталинграда,погрейтесь-ка у нашего огня!..

Опять гудят машины на откосах,и рядом Волга рвется на простор.Трещат куски опалубковых досок,пылает гидростроевский костер.

Его теплом по праву отогреты,как равные, сыны одной семьи, —бетонщики, прорабы и поэты,хорошие товарищи мои.

И было все – уверенность и сила,и счастлив труд, и молодость остра!И если я кого-нибудь любила —так только их у этого костра.

Я это все припоминаю сноваи позабыть вовеки не смогу…Спасибо вам, монтажник с наплавного,за тот костер на левом берегу!

Как самая высокая наградатеперь хранится в сердце у меня:– А ну-ка вы, поэты Сталинграда,погрейтесь-ка у нашего огня!..

Твоя волна

Памяти Наташи Лаврентьевой

Проходит все. Пройдет и горе.Отплачет мать. Уйдут друзья.Но есть под Сталинградом море —живая молодость твоя.

Оно отныне – и навеки!Оно несет за валом вал!Оно поет о человеке,который море создавал.

О том, который жил в палатке,терпел и стужу, и жару,ходил в бураны по канатке,как по персидскому ковру;

он останавливает рекии просто водит самосвал…Писала ты о человеке,который море создавал.

Я это море тоже знаю.И в этом море есть одна —зеленоглазая, степная,твоя – Наташина волна.

Над ней, крича, летают чайки,в нее с прибрежной высотывесной глядят неумирайки —степные чистые цветы.

Зависть

Оно горит упрямым светом —твое окно в моей судьбе.И я могу признаться в этом:да, я завидую тебе.

Тому, что ты вот так загружен,что день не кончен трудовой,что ты и ночью людям нужен,как нужен врач и часовой.

И все сильнее эта зависть,и глубоки ее следы.Она – как маленькая завязь,и, значит, в будущем – плоды.

«Вот и поезд. Вспыхнул ярким светом…»

Вот и поезд. Вспыхнул ярким светом,обогнул знакомый поворот.Заслоню спасительным букетомгорько улыбающийся рот.

Ты ведь тоже спрячешься в букете.Ведь, глаза цветами заслоня,легче сделать вид, что не заметилничего, что мучает меня.

Это счастье – встретить на вокзале.Только счастья нет у нас опять:раз тебя другие провожали,что за счастье мне тебя встречать?

«Всегда – встречая, провожая…»

Всегда – встречая, провожая —и ты был прав, и я права.А возле нас жила чужая,на все способная молва.

Бывало так: беда случалась.Работа вдруг не получалась.Молва всегда бывала там —самозабвенно возмущаласьи шла за нами по пятам.

Бывало горько. Я молчала.Молва вздыхала и ворчалавокруг молчанья моего:«Она глупа – она прощает…»«Она умна – не замечает…»Я все на свете замечалаи не прощала ничего.

А мы все вместе! Век ли, миг ли,или пятнадцать лет подряд!

– Что ж, им легко – они привыкли! —о нас с тобою говорят.А мы молчим и знаем оба —какого стоило труда,чтобы вот так:любовь до гроба,а не привычка навсегда.

Мое вино

Виктору Урину

Не вспомню бед, обид и вин.Упрек не повторю.Сухих и, значит, легких винтебе не подарю.

Пусть ночь пройдет. И сто пройдет.И где ты – все равно.Тебя все ждет, тебя все ждетона – мое вино.

Она – не для того, кто слаб,она – крепка, чиста.Горька, как слезы русских баб,как их любовь, проста.

Проста, горька и тяжела,и от нее – больней!Но – уж какая б ни была,а ты вернешься к ней.

Тебя прошу не о любви,а только об одном:ее ты водкой не зови,зови моим вином.

А мне – не нужно ничего.И даже все равно —чиста ли совесть у того,кто пьет мое вино.

Травиночка

Не какая роза алаяи не возле синих вод —так себе, травинка малая,в большом лугу живет.

Всех нарядов у травиночки —сама как бирюзада сверкучая росиночка —горючая слеза.

А соседи у травиночки —полынь да молочай.Все бывало у травиночки:и радость, и печаль.

Шелестели травы разныевокруг своей сестры:– Есть на свете звезды ясные,зарницы да костры!..

Но упрямая травиночкадумала свое:пусть никто, а только солнышкопосмотрит на нее.

Проходило мимо солнышко —на север и на юг.Но не плакала травиночка,а пела на весь луг!

…Я была бы той травиночкойна шелковом лугу.Только я сегодня вечеромне плакать не могу.

Далеки дороги Родины!Широк зеленый луг!И уходит мое солнышкона север и на юг.

«Но мне бывает в тягость дружба…»