Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков

Нужно сказать, что после взятия мостов возникла путаница и неразбериха. Маршалы, которые захватили переправу, воспользовавшись не слишком рыцарским приемом, испытывали некоторое смущение и хотели показать австрийцам, что действительно существует общее перемирие. Поэтому, когда на пути французов встретился большой австрийский отряд, его не только не атаковали, но и, более того, любезно пропустили сквозь ряды французских войск и дали ему уйти восвояси.

«Мы остановились, чтобы дать пройти сквозь наши ряды четырем-пяти тысячам отступавших австрийцев, – написал в своем дневнике Фантен дез Одоар. – Мирное шествие этого войска нас немного изумило. Мы подумали, что снова объявлено перемирие. Австрийские офицеры, с которыми мы обмолвились несколькими словами на ходу, думали то же самое. С той и другой стороны обменивались дружескими приветствиями и говорили о скором заключении мира»[572].

Вечером некоторые австрийские и французские полки стояли в непосредственной близости. Д’Эральд, хирург дивизии Сюше, видел, что в деревне недалеко от моста «войска расположились на бивак вперемешку с австрийцами так, словно они были друзьями»[573].

На следующий день 14 ноября французские дивизии устремились вперед. В северо-восточном направлении по дороге на Цнайм двинулись основные силы под командованием Мюрата и Ланна. В северном направлении по дороге на Никольсбург поскакали кавалеристы Мильо. В это время через столицу Австрии проходили войска корпуса Сульта и Даву, которые догнали в этот день главную квартиру.

Жители Вены смогли в очередной раз посмотреть на парад французской армии. «14 ноября корпуса маршала Сульта и Даву прошли через город в полной парадной форме, – вспоминал генерал Бигарре, тогда командир 4-го линейного полка из дивизии Вандамма. – Жители стояли толпами по сторонам улиц, чтобы посмотреть на эту великолепную армию, репутация которой стала поистине грандиозной… Ни один житель не был обижен, и французские войска сохраняли безупречную дисциплину в своем триумфальном марше»[574]. Император расположился в загородном Шенбруннском дворце.

В Вене были найдены огромные запасы, оставленные австрийцами. Командование Императорского Арсенала вежливо ожидало у входа появления французского офицера, который принял списки вооружения и запасов, находящихся в Арсенале. В руки французов попали 2 тыс. пушек, 100 тыс. ружей, многие сотни тонн пороха, сотни тысяч ядер и миллионы патронов. Отныне Вена превратилась в надежную базу для дальнейших операций.

22-й бюллетень Великой армии сообщал следующее: «…недовольство народа [политикой австрийского правительства. – Примеч. авт.] трудно поддается описанию. В Вене и во всех провинциях Австрийской монархии говорят, что ими плохо управляли, что в интересах Англии страну вовлекли в разорительную, несправедливую войну… что финансы находятся в самом большом расстройстве, что государственная казна и состояния простых граждан разорены из-за обесценивающихся ассигнаций, которые потеряли 50 % своей стоимости, что и так уже достаточно неприятностей, чтобы к ним еще добавлять несчастья войны»[575].

Этот официозный документ вполне подтверждается мемуарами, дневниками современников и документами. «Народ и особенно венские горожане с огромным неудовольствием видели, как начинается эта война… Преданность нации ее государю, еще недавно такая сильная, ослабилась»[576], – вспоминал камергер Наполеона капитан Тиар. А Мюрат в своем письме 14 ноября докладывал буквально следующее: «Мы встретили два австрийских батальона, командир которых проклинает русское правительство и свое правительство. Он желал бы сражаться вместе с нами»[577].

Венские власти с готовностью сделали все для того, чтобы обеспечить город и находящуюся в нем французскую армию продовольствием. «Вопрос продовольствия был одним из самых главных, – вспоминал Тиар. – По этому поводу у меня было много переговоров с графом Врбна, которому император Франц доверил бразды правления и который был настроен [по отношению к французам. – Примеч. авт.] самым лучшим образом. Он предложил тотчас же переправить из Венгрии стада быков в том случае, если будет обеспечена их безопасность и сопровождение. Я ответил ему, что я полностью на это согласен и что он может заранее принять все соответствующие меры. Он спросил меня, может ли император дать ему аудиенцию, я ответил, что берусь сопровождать его в Шенбрунн и тотчас же представить его, будучи уверенный, что император примет его с удовольствием»[578].

Подобное поведение австрийцев в русской литературе часто квалифицируют как «предательское». Действительно, все это было очень далеко от готовности сражаться не на жизнь, а на смерть с Наполеоном. Однако это подтверждает не коварство австрийского народа и армии, а только одно – полную несостоятельность внешней политики Александра I. Используя рычаги давления на австрийский императорский двор, он втянул эту страну в непопулярную, ненужную ей войну. В войну, которой не хотели ни простые люди, ни солдаты, ни генералы, а поддерживала лишь узкая клика тех, кто жаждал реванша, и тех, кто находился в зависимости от английских подачек. Естественно, что при первых же неудачах солдаты и офицеры потеряли всякое желание драться, а в народе созрело возмущение и раздражение как против своего правительства, так и против русского императора и русской армии. Без этой политической составляющей совершенно невозможно понять события войны 1805 г. и те, которые непосредственно произойдут в эти ноябрьские дни.

Стремясь поддержать эти настроения, Наполеон распорядился 14 ноября перевести всех захваченных в плен русских раненых в Вену. С одной стороны, он сделал красивый жест, показывая, что заботится даже о раненых солдатах неприятеля, для которых были выделены лучшие госпитали, с другой стороны, он желал, чтобы венские жители получили материальное свидетельство того, что дела у союзников идут из рук вон плохо, а французы одерживают победы почти что без потерь. Всех французских раненых было приказано расположить в аббатстве Мельк и ни в коем случае не пускать в Вену[579].

В этот же день Мюрат и Ланн получили подробные указания. Наполеон с его стратегическим провидением очень скептически отнесся к донесению Ланна, который сообщил следующее: «Согласно сведениям, которые мне удалось получить, русская колонна, которая находится перед нами, насчитывает тридцать тысяч человек… Вторая колонна также силой в тридцать тысяч человек должна присоединиться к первой, как меня уверяют, в Цнайме. Таким образом, их объединенный корпус будет насчитывать до шестидесяти тысяч человек»[580]. «Я не верю сведениям, которые Вы получили по поводу русских, – написал в ответ император. – Они обладают искусством казаться более многочисленными, чем они являются в действительности. Можете не сомневаться, что у них максимум тридцать тысяч человек. Если в Цнайм и прибыла колонна, это шеститысячный отряд, который они давно ждали»[581]. Обычно император в письмах своим подчиненным приуменьшал количество неприятельских войск, чтобы его маршалы чувствовали себя увереннее. Однако в этот раз его выводы, сделанные на основе догадок и расчетов, были объективнее, чем сведения, которые доставляли с аванпостов.

Действия русской и